– Что еще ты совершил греховного, сын мой?
– Я много обманывал, но не ради того, чтобы надуть или унизить кого-то. Я побывал в стольких драках, что и не сосчитать, и имел плотскую связь со многими женщинами. Одну из них я никогда не забуду. Меня чуть не с самого рождения одолевают нечистые помыслы, и я слишком часто шел у них на поводу.
– Сожалеешь ли ты о содеянном, сын мой?
– Я сожалею, что не смог устоять. Обещаю, отныне я буду стараться.
Бартоло выглядел обеспокоенным.
– Произнеси акт раскаяния.
– Вы мне поможете, отче? Я не помню его целиком.
Они хором продекламировали:
– Боже мой, я искренне сожалею, что оскорбил Тебя, милостивого Спасителя моего. Ненавижу все прегрешения мои и смиренно молю Тебя: прости мне все, вольно или невольно содеянное мною против заповедей и священной воли Твоей. Обещаю Тебе, Господи, и твердо решаю избегать всякого добровольного греха и всего того, что к нему приводит. Уповаю на милосердие Твое и благодатную помощь Твою, укрепляющую меня во всяком добре. Уповаю на милость Твою при заступничестве Пречистой Матери Твоей и всех святых. Аминь.
– В качестве епитимьи читай Розарий[23], сын мой. Ты подтвердил мои опасения. Именно такую исповедь я и ждал от тебя. Но не волнуйся. Я не нарушу обета и не воспользуюсь тем, что ты мне рассказал даже ради спасения собственной жизни. Как если бы я ничего этого не слышал.
– Да, отец, знаю. Простите меня. Я так сделал потому, что это может стоить им жизни. Сами видите: мир безумствует. Сейчас я отвезу вас к Феликсу Росси.
Священник вытянул руку и сотворил крест.
– Ego te absolve[24], Сэм Даффи. Отпускаю тебе грехи твои во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.
Глава 45
Утро вторника. Аэропорт Кеннеди, Нью-Йорк
Джером Ньютон подтянул лямку кейса для фотоаппаратуры и вручил паспорт, билет и водительские права служащей за стойкой седьмого терминала. Его манхэттенская подружка улетела в Лондон ранним рейсом, пока он стряпал репортаж об открытии выставки, на котором публика имела больший успех, нежели экспонаты. Сегодня он повезет свою американку в Ньютон-Холл – послушать, что скажут родственнички. Если ее одобрят, одна древняя семейная сплетня послужит его обручальным кольцом.
Славно все-таки снова быть собой.
Он знал, что так будет, с того самого мига, как спрятался за валуном посреди леса.
Пока служащая листала бумаги, ища запись о его брони, Джером улыбнулся флагам стран мира, свисающим с потолка. Он только сейчас осознал, как отрадно видеть их здесь – почти так же, как приезжать сюда, в Штаты. Как ни утопична идея людского равноправия – любой английский аристократ находил ее просто абсурдной,– Джерому она нравилась, согревала душу.
Нравились ему и снимки горничной и швейцара, Мэгги и Сэма. Он разглядывал их часами, мечтая показать своей девушке – и понимая, что этого делать нельзя. Они могли бы принести ему славу, миллиардные гонорары и – почетное место в Аду. Он не был ни Фаустом, чтобы предлагать свою душу на пари, ни дураком, чтобы вступать в сделку с дьяволом ради строчки в Британской энциклопедии. В конце концов оставалась вероятность, что дело и впрямь касается Иисуса Христа. Поразмыслив над этим, Джером уничтожил все отпечатанные фотографии и стер файлы-исходники. Теперь ни он, ни кто другой их не опубликует. Сейчас он ждал встречи со своей подругой, оставляя сенсацию века в Клиффс-Лэндинге и возвращаясь в Англию, которой принадлежал.
– Вы мистер Ньютон?
Джером поднял глаза и увидел высокого человека, протягивающего свой бумажник. На золотом жетоне значилось: «Младший судебный пристав». Оглянувшись на покрасневшую регистраторшу, он понял, кому обязан сюрпризом. В чем же его подозревают?
– Да, слушаю.
– Вот,– произнес пристав.– Держите.– И вложил ему в руку конверт.
– Что это такое?
– Повестка, мистер Ньютон. Вы должны дать показания членам особого следственного подкомитета на заседании Нижней палаты по делу клонирования человека.
– Палаты? – сглотнул Джером, лихорадочно соображая, чего от него требуют.
– Палаты конгресса, сэр. Вас вызывают свидетельствовать перед конгрессом.
– Конгрессом? – Стараясь не выдать смятения, Джером отдал конверт собеседнику. На них уже начали глазеть из соседних рядов.– Спасибо за приглашение, господин младший пристав, но я не принадлежу к американским гражданам, а значит, ваш конгресс не может принудить меня дать показания. И вообще, мне пора, так что прошу извинить…
Он повернулся, чтобы забрать документы, однако чиновник оказался проворнее – выхватил из руки регистраторши билет, посадочный талон и паспорт.
– Это его?
Женщина кивнула. В тот же миг появился второй пристав.
– Боюсь, вам придется остаться, мистер Ньютон,– сказал первый.– Видите ли, нам дано право задерживать иностранных граждан. А причина всегда отыщется…
Второй чиновник сдернул с плеча Джерома фотосумку, а едва тот попытался отнять ее, нацепил на него наручники.
– Посему мы берем вас под обеспечивающий арест, – продолжил первый,– ждать дальнейшего разбирательства.
Джером закричал, потрясая наручниками:
– Я не просил меня обеспечивать! Мне не в чем признаваться! Я требую, чтобы вы связались с британским консульством!
Забрав его чемодан, приставы поволокли Джерома под руки на глазах у толпы.
– С консульством мы уже связались. Там знают, что вы в безопасности.
Вечер вторника. Клиффс-Лэндинг
Когда позвонили в дверь, Мэгги была в библиотеке – отгороженной аркой комнате в дальнем конце гостиной по соседству с роялем. Все ее стены от пола до потолка были уставлены стеллажами, а в центре располагалась уютная кушетка.
Феликс долго пытался держать Мэгги на постельном режиме, но когда ей стало невмоготу лежать у себя, он позволил ей сидеть здесь, положив ноги на подушку. Она часто приходила сюда – читать Библию и книги о родах и новорожденных.
Сегодня ее увлекло послание апостола Павла к галатам, где перечислены плоды духа – любовь, радость, мир, терпение, вера, добросердечие. В последнее время терпение начало ей изменять.
Мэгги опустила Библию и выглянула в окно, пытаясь разглядеть, кто стоит у двери. Звонок прозвенел снова.
– Есть кто дома? Это я, Кел!
Потом дверь открылась, и голос Франчески произнес:
– Здравствуйте, Кел. Заходите. Мэгги в библиотеке, а Феликс сейчас занят со священником, которого привез Сэм.
Кел подошел к библиотеке.
– Здравствуй, Мэгги. Значит, приехал какой-то священник?
– Добрый вечер, Кел. Только не спрашивайте, зачем и откуда. Здесь от меня все держат в секрете.
– Пойди приведи всех,– сказал он Франческе.– А я пока включу новости. Вы должны это видеть.
Вскоре Франческа вернулась в сопровождении Феликса, Сэма и отца Бартоло.
– Кел, что случилось? – спросил Феликс.
Тот нашел в списке каналов Си-эн-эн. Все завороженно следили за новостями. Программа то и дело прерывалась очередной сводкой-молнией.
В этот раз не было ни круглого стола, ни экспертов – один диктор. Новости говорили сами за себя. Там, где прежде народ собирался дюжинами, проходили многотысячные митинги – посреди Центрального парка, в вашингтонском променаде. Потом пошли прямые включения из крупнейших городов мира. Показывали бывшую богемскую церковь в Западном Берлине, парижскую Пляс де ля Конкорд, площадь Дам в Амстердаме, токийский парк Уэно под кронами сакур, площадь Святого Петра в Риме, даже пекинскую Тяньаньмынь. И повсюду – гигантские толпы людей. Люди зажигали свечи, преклоняли колени для общей молитвы. В руках у многих виднелись плакаты и флаги с одними и теми же словами: « ОЛИВ: Объединенная Лига Иисусова Воскресения ». Никто из репортеров не знал, откуда они взялись.
Зато Мэгги знала. ОЛИВ послана Богом.
Бог посылал ей знамение – этим мировым бдением и его лозунгами. Она обожала оливки и боялась толп – с тех пор как бежала с семьей из Мэйкона. Толпа встречала их у банка, когда ферма пошла с молотка, толпа швырялась камнями в окна, крича отцу, что случится с его черномазой девчонкой, если он будет и дальше доискиваться до правды, а после, видя его упорство, двое суток торчала у них перед домом, вопя: «Джонсоны, убирайтесь!» и «Вам здесь не место!»
Все свои страхи Мэгги доверила Келу, а он ей сказал:
– Ничего не бойся. Помни: Господь с тобой.
Сейчас она его едва слышала.
– Сэм, отвези меня в город. Мне нужно в Центральный парк.
– Ни в коем случае! – вмешался Феликс.– Тебе нужно лежать, а не разгуливать по ночам!
Мэгги подошла и положила руку ему на грудь.
– Пойми, я должна быть там.
Он отступил.
– Нет, слишком опасно. Я ни за что не пущу тебя к толпе на таком сроке. А если случится приступ?
Мэгги вспомнила, что не хотела пересекать Шатемук до родов. На той стороне ей чудилась какая-то скрытая угроза, но раз Господь призывал ее, нужно было идти.
