– А поехали к родителям в выходные, – смущенно пробормотал Баранов. – Познакомимся.
«Ой, Симка же к этой мамаше вчера ездила свататься, надо спросить, чего там и как», – вспомнила Даша, согласно кивнув.
– А ты ко мне переедешь?
– Так уже переехала.
– Тогда я сам тебе кофе сварю. Каждое утро не обещаю, но по праздникам и под настроение – будет, – удовлетворенно сообщил кавалер и замотался в одеяло. – Я еще пять минут поваляюсь и пойду.
– Тоша, а тебе идея рекламы понравилась? Ты ее принял? – вдруг спохватилась Даша.
– Ой, Тоша… меня так мама называет, – обрадовался Харитон. – А идея мне по барабану. Главное, чтобы реклама была. Реклама – двигатель торговли. Хорошая идея. Наверное.
Оправдание по поводу опоздания на работу было у Даши в кармане. Она встречалась с заказчиком, который принял проект. Говорить шефу про личные планы было преждевременно. Если Носов к ней небезразличен, то это может помешать работе. А Носов точно к ней небезразличен, в этом Дарья была уверена.
Как природное явление, солнечное утро объективно позитивный момент, но с точки зрения внутреннего мироощущения каждого конкретного индивидуума оно вполне может и не обрадовать.
Серафиму, например, ни голубое небо, ни птичий базар, ни почти по-летнему теплые лучи не радовали. Утром бабушка снова насела на нее с бредовой идеей про приворот, намекая, что «однако тенденция». Под тенденцией Анфиса Макаровна подразумевала сплошные неудачи на внучкином любовном фронте. Мужчины вели себя словно бройлеры, выращенные в одном инкубаторе, дружно отвергая предлагаемые дивиденды. С одной стороны, она даже радовалась, что с Сашей ничего не вышло, а с другой… Что ни говори – обидно, когда от тебя вот так откровенно отказываются.
– Здравствуйте, милая барышня, – к Серафиме семенил дед из крайнего подъезда. – А какая нынче погодка-то! А? Восторг, а не погодка.
– Да уж, погодка, – неопределенно подтвердила Сима, ускорив шаг. Общаться со скучающим пенсионером ей было некогда, да и незачем. Степана Игнатьевича знал весь двор. Он вечно инициировал митинги, собрания и протесты против несвоевременного вывоза мусора, некачественной работы дворников, недостаточного внимания депутатов к вверенному им народонаселению… В общем, язва, а не дед. Скорее всего, сейчас опять придется подписываться под очередной кляузой.
– Погоди, куды так погарцевала, – заорал Степан Игнатьевич, с несвойственной его возрасту резвостью нагоняя Серафиму.
– На работу опаздываю, – попыталась она отвязаться от старика. Но не тут-то было.
– Я спросить хотел, как бабушка?
– Моя?
– Ну не моя же! – задребезжал дед, зайдясь в жизнерадостном смехе. – Анфиса как?
– Хорошо, – удивилась Серафима. – А что?
– А можно я вечерком на чай загляну? – застеснялся Степан Игнатьевич.
– К нам?
– К вам!
– На чай?
– Ты издеваешься? – похоже, дед начал обижаться. – Не боись, не с пустыми руками. Печенья куплю. Ишь, заволновалась, чаю, что ли, пожалела?
– Мне для вас чаю не жалко, – оторопела Серафима. – Я понять не могу, с чего это вы вдруг в гости собрались?
– Так, ясное дело, с чего. Весна, птички, а Анфиса – женщина видная.
Дедова логика завернулась странной загогулиной, приведя Серафиму в состояние крайнего душевного дисбаланса. Похоже, бабушкин заговор начал действовать. Но почему так избирательно? Почему среди всех был отмечен этот старый кляузник?
– А что, вас интересуют видные женщины? – бестактно намекнула она, надеясь противостоять магическим силам и «отвернуть» Степана Игнатьевича от любимой бабушки.
– Видные и одинокие. И не все, а только Анфиса. Давно уж. С прошлой недели, – пояснил дед.
Это успокаивало. Дело не в заговоре. Утешенная этой мыслью, Сима заверила Степана Игнатьевича, что с удовольствием выпьет с ним чаю, особенно с печеньем. Довольный старик посеменил в глубь двора, а Сима позвонила бабушке.
– Бабуль, к тебе Игнатьевич привернулся. Сегодня чай придет пить. Мне для страховки прийти или, наоборот, задержаться на работе?
– Степа? – ахнула Анфиса Макаровна и кокетливо добавила: – Мерзавец старый. Ну пусть приходит. А что, у тебя сегодня есть дела на работе?
– Если надо, то будут.
– Ну-у-у… кхм, – замялась бабушка.
– Ясно. Буду к десяти. Надеюсь, он рано ложится спать и к десяти уже уползет в родной террариум. Зачем тебе этот скандалист?
– Он не скандалист, а человек с активной жизненной позицией, – горячо заступилась за новообразовавшегося кавалера бабуля.
Серафима хмыкнула, вспомнив, какими словами она награждала старика после стычки с дворником, которого из-за дедовой жалобы уволили, а нового не нашли. Тогда по двору целую неделю мотались обрывки пакетов, грохочущие пивные банки, бумаги и прочий хлам, не донесенный жильцами до мусорного бака.
Да, женщина остается женщиной в любом возрасте: непостоянной, непредсказуемой и жаждущей любви…
Жанна с Федоровым при виде Серафимы брызнули в стороны. Ей стало и смешно, и грустно. Когда у кого-то что-то получается, срастается и идет в развитие, а у тебя сплошной застой, засасывающий как трясина, перекрывающий воздух и выпивающий волю к победе, то создается ощущение, что жизнь проходит мимо, уплывает из рук, просачивается сквозь пальцы, неумолимо и фатально.
Из печальных философских дебрей ее выудил звонок Малашкиной.
– Симка, ну как? Все прошло на высшем уровне?
– На наивысочайшем, – язвительно отрапортовала Серафима. – Дворянская семья с голубой кровью и благородными корнями.
– Ой, – искренне удивилась Даша.
– А то. Мамашка тихо упилась, братец достал сальными шуточками, а сам жених отказался со мной переспать, спровадив домой на такси.
– Жених? – еще больше удивилась подруга.
– Да, – печально констатировала Сима. – Оказывается, он с самого начала встречался со мной на правах жениха. Я же написала в анкете, что замуж хочу.
– Нет, ну не так же банально, чтобы за первого встречного, – посетовала на превратности мужской логики Даша.
– А ты покажи мне мужика, который считает себя первым встречным, а не подарком судьбы! – воскликнула Сима. – Все они подарочки те еще.
– И что?
– Я не хочу больше с ним встречаться. Мне противно и унизительно.
– Сима, а вдруг твой Саша…
– Не мой!
– Ну хорошо, просто Саша так проявляет как раз свое уважение. Он относится к тебе бережно и трепетно, любит платонически и все такое.
– Какое «такое»? – вздохнула Сима. – Я боюсь, что на платонической любви мы и остановимся. А детей мне ветром надует.
– Чего ветром-то? – хихикнула Дарья. – Там, вон, брат еще есть.
