На Волка надвинулась тень, заслонившая гнетущий свет с неба. Подняв голову, фенрисиец увидел повисшее над ним создание. Он не мог понять, что это за размытый образ — зверь, машина или извращенное сплетение того и другого. Внутри бронированного корпуса, ощетинившегося орудиями войны и пыток, горбилось нечто бледное и мускулистое.
У создания не было ног, оно, как и скайборды, парило на антигравитационных турбинах. Над головой врага скручивался толстый сегментированный хвост, на конце которого, подобно жалу, подергивалось какое-то ксенооружие.
Чем бы ни было это диковинное нечестивое устройство, сейчас Волчий лорд не мог его одолеть. Даже если бы сумел, следом бы просто явились другие. Похоже, воин всё-таки не распоряжался собственной судьбой: великая архита определила время и причину смерти Крома Драконьего Взора, как только он перестал её развлекать.
И, судя по всему, это время пришло.
Роб Сандерс
Темнота Ангелов
Темный Город звенел от звуков сражений и резни. В зазубренных шпилях Верхней Комморры, безумии Срединной Тьмы, жалкой промышленной зоне Старых Районов и разрухе Трущоб властвовали страдания и смерть. Это место было домом для убийц и тех, кого они убивали, адским городом ядовитых чудес и мучений, в котором чуждые и растленные создания жили, умирали и наслаждались извращенностью всего, чем занимались в промежутке между первым и вторым. Над жижей забитых трупами рек, над восстаниями рабов в привратных портах и теневыми кварталами, что колебались между измерениями, взмывала какофония смерти.
Арены, словно темная опухоль, расползались от острых, как бритва, цитаделей и скрюченных башенок Верхней Коморры. Возвышаясь над Трущобами, они с расстояния в несколько километров приманивали кровожадных и развратных гостей — порочных чужаков, которые заполняли бессмысленные жизни ежедневными порциями смерти и разражались бешеным воем с террас из черного камня, подбадривая бойцов. Они плевались проклятиями на языке расколотых слогов, что искажал их тонкие губы и уродовал лица яростью. Они ставили на кон плоть, принадлежащую их рабам, недругам и им самим. Они толкались, пихались и орали друг на друга, когда волны насилия с арены захлестывали публику. Во тьме сверкали ножи, рассекая и распарывая. Жертвы истекали кровью, задавленные толпами ксеносов, которые лихорадочно пытались занять лучшие места, чтобы во всех деталях рассмотреть иномирских зверей, кровавые декорации ловушек и узников, низведенных до состояния отчаявшегося скота, способного лишь убивать ради выживания.
Одним из таких узников был Кром Драконий Взор — фигура, ковыляющая по черному песку арены, в сером доспехе с алыми потеками из ран, полученных в нескончаемой битве. Он сражался, превозмогая усталость и кровопотерю. Амфитеатр темных эльдар вокруг него представлял собой битком набитый цирк смерти. Косы медно-рыжих волос фенрисийца были заляпаны ошметками плоти; сморгнув кровь из живого глаза, он увидел на песке тела Космических Волков. Кром попытался пробудить в себе гнев или возмущение — Сыны Русса не должны были умирать вот так. И всё же они умирали вот так, по всей Галактике. Боевые братья Космических Волков не отходили во сне в своих кельях: они погибали скверно, превращенные в изуродованные останки на чужацкой планете или нашпигованные болтами трупы у ног предателей. Но даже среди таких смертей эта не была хорошей.
Волчий лорд плотно зажмурил глаз. Он пытался отрешиться от боли потерь, невыносимых мук собственного тела и орд бледнолицых зрителей, заходящихся в крике. Если Крому суждено было умереть, он собирался уйти, как подобает Волку. Живя настоящим. Оставаясь диким и смертоносным до самого конца. Открыв окровавленный глаз и разбитые остатки шипящей оптики, фенрисиец воззрился на погибель, выбранную для него.
Взметая антигравитационными моторами закрученные венчики песка, к нему подплывал гладиатор — огромное мерзостное создание, похожее на жирного парящего скорпиона черного цвета. Сгорбленная тошнотворная конструкция обладала толстым бронированным панцирем, клешнями со встроенным оружием и вытянутым хвостом. Внутри неё мерзостно лязгали и скрипели какие-то движущиеся механизмы. За машиной тянулся легкий черный дымок, а в нишах корпуса булькали склянки с неведомыми жидкостями. Это чудище по природе своей было составлено из кусков, с него капала скверна прежних злодеяний — и всё же оно производило впечатление чего-то неумолимо эффективного.
Существо как будто не торопилось, словно упивалось подбадривающими воплями публики, ждущей кровопролития. Противник Крома, жуткий сплав мертвенно-бледной плоти и машины для убийств, был полуразумным инструментом пыток — извращенной тварью, которая не знала ничего, кроме наслаждения медленными смертями, и измеряла свой успех в воплях жертв. Она существовала, чтобы причинять гибельные муки без счета. Конструкция, изукрашенная орудиями палача, представлялась Волчьему лорду скорее кибернетическим мясником, нежели гладиатором-убийцей; враг собирался отрезать от фенрисийца по кусочку за раз, пока не осталось бы вообще ничего.
Сплюнув кровью на арену, Драконий Взор сжал кулаки так крепко, что затрещали сочленения брони. Изможденный. Побитый. Обреченный. Руки космодесантника чесались при мысли об оружии, которого не было в них. Его доспех, некогда произведение искусства, превратился в дребезжащие обломки. Осталась лишь звериная суть, что драла когтями душу Крома и рычала, требуя освобождения.
— Больше мне ничего и не нужно… — прошипел Волчий лорд через окровавленные губы.
Фенрисиец не стал дожидаться противника. Он бросился навстречу, петляя по арене; черный песок хрустел под сабатонами, пока Драконий Взор легко огибал мертвецов, немного затрудняя наведение оружия, вживленного в плоть машины боли. Порочные чужаки в аудитории радостно выкрикивали жестокие предсказания.
Подбегая к полумеханическому созданию, Кром заметил в нем мгновенную инстинктивную неуверенность. Существа размером с Космического Волка обычно не атаковали гладиатора. Они, как правило, с воплями удирали от его наточенных крючьев и разжижителей, но Волчий лорд так бы не поступил. На последних нескольких шагах Драконий Взор ощутил, что его сердца забились в унисон с той комбинацией поршневых заглушек и мышц, которая гнала поганую смесь по сосудам машины боли. Теперь Волк чувствовал её движения и намерения.
«Раны Всеотца, — подумал Кром, — быстрая штуковина».
Наточенный крюк лязгнул в суставной ямке и метнулся к космодесантнику. Толпа зашлась в экстазе. Драконий Взор перекатился, ударившись наплечником об арену, и крюк выбил искры из расколотой кирасы на спине. По инерции фенрисиец пролетел вперед и вскочил на ноги прямо у бронированной головы машины боли. Он обрушил кулак на металлическую тварь, затем ещё раз и ещё; костяшки латной перчатки царапались и трескались от ударов по толстому шлему. Гладиатор отплыл назад, лязгая, жужжа и извергая гидравлическую жидкость. Впрочем, голыми руками Кром только слегка помял броню, и враг атаковал его, выставив из клешни форсунки.
Волчьему лорду не хотелось узнавать, что именно они распрыскивают. Совершив обратное сальто, Драконий Взор неуклюже грохнулся на песок, почти в зоне досягаемости этого оружия. Для такого пируэта требовалась сила и сосредоточенность, но за время изматывающих битв на арене фенрисиец лишился и того, и другого.
И вновь у Крома нашлась секунда, чтобы оценить чудовищную конструкцию машины боли и её мгновенные рефлексы. Атакуя конечностью с форсунками, гладиатор одновременно повернулся на жужжащих гравимоторах и взмахнул пучком кистеней, закрепленных на нижней пластине клешни с оружием. Утяжеленные крючья на концах раздвижных цепей пронеслись по воздуху расширяющейся дугой. Попав в цель, они вырвали куски доспеха на спине космодесантника и вонзились в толстые мышцы на его плечах. Ранец заискрил от повреждений, нанесенных жестокими крюками.
Войдя глубоко, смазанные каким-то ядом острия запылали в теле Драконьего Взора. Фенрисиец взревел, хотя и не удивился случившемуся: казалось, каждое наточенное лезвие или безжалостно изогнутый крюк в этом смердящем чужацком мире были покрыты каким-то обжигающим составом или токсином, затуманивающим разум. Всё это было частью гибельной природы жуткого города.
Конечности воина онемели, дыхание сделалось затрудненным, сердца застучали в неровном ритме. Боль в голове сводила с ума, Кром едва не терял сознание. Какой бы яд не оказался на крюках, улучшенное тело космодесантника явно не справлялось с его пагубным воздействием. Драконий Взор понимал, что отрава, скорее всего, не убьет его — это неизбежно сделает машина боли. Как и всё остальное в этом забитом до отказа амфитеатре, токсин использовался для театральности. Он превратил постчеловеческий идеал, лучшего воина людей, в неуклюжую развалину, одурманенного зверя, с которым будут играть на потеху публике. Впрочем, как только лязгающий механический гладиатор продемонстрирует свои навыки и превосходство над фенрисийцем, толпа потребует смерти. И весьма зрелищной.
