Правда, в Российской государственной библиотеке мне эти тома не удалось обнаружить, но где-нибудь книги да сохранились? В общем, следы работы с источниками в книге Ляшенко проступают отчетливо. Но никто и никогда ему не ставил в заслугу воскрешение всеми забытой истории времен Гражданской войны.
Скажу в заключение, что мне бы не хотелось противопоставлять книги Липовецкого и Молкиной как правильную и неправильную, худшую и лучшую. Документальная книга с элементами беллетристики имеет полное право на существование как жанр. Но надо только помнить, что тогда она утрачивает статус исследования, что к сведениям, извлеченным из нее, следует относиться с осторожностью.
Книгу Молкиной читать труднее, она суше написана, она требует некоторых интеллектуальных усилий. Книга Липовецкого тоже нелегко читается, увлекательного романа не получилось, но все же для широкого читателя она куда доступнее. Оба автора прекрасно знают о существовании друг друга. В книге Молкиной, где по научной традиции выражаются многочисленные благодарности тем, кто помог в работе, на первом месте стоит автор “Ковчега детей”, названный “бескорыстным рыцарем темы”. В книге Липовецкого содержится перевод шутливого стихотворения Райли Аллена, специально выполненный Ольгой Молкиной. То, что книги появились одновременно, — тоже одно из тех странных совпадений, которые подмечает Ольга Молкина в истории своей семьи. Они могут дополнять друг друга. Но было бы несправедливым, если бы все лавры первооткрывателя темы полностью достались Владимиру Липовецкому, в то время как строгую и достойную работу Ольги Молкиной никто не заметил1.
1 Уже когда эта статья стояла в сверстанном номере, мне сообщили о еще одной повести на ту же тему, недавно размещенной в Интернете: Косур К. Красный Крест <http://www.proza.ru/author.html?verac>. В отличие от строго документальной книги Молкиной, там много беллетризации в стиле Липовецкого. В отличие же от Липовецкого, склонного сглаживать острые моменты, например конфликты между колонистами и американской администрацией, К. Косур их обостряет. К числу больших художественных удач эту повесть не отнесешь, но тем, кто заинтересовался темой, она будет небезынтересна.
Старая, новая, сверхновая...
Галина Мария Семеновна — поэт, прозаик (в том числе автор книг в жанре фэнтези); лауреат поэтической премии «Anthologia» за 2005 год. В качестве критика в «Новом мире» выступает впервые.
Каждый месяц выходят три литературно-публицистических журнала, чей совокупный тираж достигает 35 000 экземпляров. Больше, чем у всех московских «толстяков», вместе взятых. Но о них не пишут в своих обзорах журнальной периодики ни Ян Шенкман, ни Павел Крючков, ни Инна Булкина. Их нет в «Журнальном зале».
Это журналы фантастики.
Так бы они, наверное, и оставались в своем «литературном гетто» (словцо фантаста Андрея Валентинова), если бы не одно обстоятельство.
В последние два-три года литература и литераторы «мейнстрима» решительно вторгаются на территорию фантастики.
«Золото бунта» и «Эвакуатор», «Аниматор» и «Мечеть Парижской Богоматери», «2008» и «2017», «Московские сказки» и «Американская дырка», «Последняя башня Трои» и «Эдип-царь» — этот список легко продолжить.
Фантастика — самый элитарный жанр массовой литературы. Вряд ли кто станет это оспаривать. Можно посмотреть и по-другому: фантастика — самый массовый жанр литературы элитарной.
Но до последнего времени отечественная критика фантастов своим вниманием не баловала. Да и публикация в толстом журнале для писателя-фантаста была почти невозможной.
То есть писатель, уже зарекомендовавший себя быто писателем, мог, как, например, Татьяна Толстая, написать в фантастическом роде и гарантированно оказаться в центре внимания. Ну а те, кто выходил под глянцевыми серийными обложками, гарантированно оставались на обочине.
В этом был свой резон. Потому что издатели, заботясь о сбыте, загоняли под серийные обложки и очень интересные, достойные всяческого внимания вещи, и одноразовые поделки. Любитель фантастики, так называемый фэн, легко ориентируется в этом потоке. Но человек со стороны вряд ли возьмется ворошить весь этот пестрый сор в поисках жемчужин. Да и зачем?
За пятнадцать лет, прошедших с начала «дикого книжного рынка», фантастика полностью перешла на самообеспечение... Сама себя печатает, сама себя читает, сама себя критикует, сама себя «литературоведает». Сегодняшние писатели, издатели, редакторы, критики и даже книготорговцы вышли из неформального, но очень сплоченного сообщества любителей фантастики — фэндома.
В какой-то мере все это напоминает нынешнюю ситуацию в поэзии — разве что размах намного шире. Все-таки массовый жанр1.
Но вот о фантастике наконец-то начинают говорить. И выясняется, что внутри литературного сообщества, вернее, рядом с ним есть еще одно — со своей табелью о рангах, со своими премиями, своими кумирами, своим фольклором.
И даже со своими журналами.
Первый в России журнал фантастики вышел в начале 90-х как тоненькая брошюра «любительского» формата А-4. Были тогда и другие яркие начинания, но удержался только он один.
Сегодня «Если» — это трехсотстраничныйпятнадцатитысячник, печатающий фантастическую прозу, критику, публицистику. Он по всем параметрам наиболее близок к такому «эталонному» научно-фантастическому журналу, как знаменитый американский «Amazingstories», основанный патриархом НФ ХьюгоГернсбеком.
Бессменный главный редактор «Если» Александр Шалганов принципиально выстраивает именно журнал научной фантастики.
(Традиционно считается, что научная фантастика (НФ) — это литература, сюжет которой разворачивается вокруг какой-то пусть фантастической, но все-таки научной идеи. Точнее будет сказать, что в научной (твердой) фантастике изначально заданная картина мира логична и внутренне непротиворечива. Сюжет в НФ обычно строится на одном или нескольких как бы научных допущениях (возможна машина времени, передвижение в космосе быстрее света, «надпространственные тоннели», телепатия и прочее). Однако сегодня НФ — это лишь часть фантастического массива. Есть еще альтернативная история, варьирующая такие темы, как «что было бы, если бы Наполеон отменил крепостное право?» или «если бы Юг победил в гражданской войне?». Есть криптоистория, приписывающая реальным событиям фантастические причины. Есть утопии и антиутопии, городская сказка, фэнтези и множество других направлений.)
Для повестей и рассказов, публикуемых в журнале «Если», «безумная идея» в основе сюжета если и не обязательна, то очень желательна.
От эпохи, когда фантастика числилась еще по разряду «литературы для детей и юношества», «Если» унаследовал четкую этическую норму; в публикующихся здесь произведениях добро хоть и не всегда торжествует над злом, но категории эти отчетливо различимы. В какой-то мере журнал унаследовал и научно-популяризаторскую традицию «золотого века» фантастики 40 — 60-х.
Возникший в эпоху «переводного бума», журнал изначально делал упор на зарубежных авторов. Этот крен на западный борт заметен и сейчас, хотя в последние годы все же выправляется. Отечественных авторов в каждом номере, как правило, больше половины, и это почти всегда звезды. Журнал, бывший в своем роде не только первым в России, но и долгое время единственным, может позволить себе жесткий отбор имен и текстов.
Жанровая политика «Если» повторяет общую тенденцию на рынке фантастики — постепенный, хотя и неохотный отход в сторону смешения и размывания жанров, экспериментальных форм, постмодернистской игры. Как бы твердо ни держался журнал за свои «технократические», «позитивистские» позиции, избалованный читатель желает иного. Неспроста премию читательских симпатий журнала несколько лет назад получила повесть волгоградского писателя Сергея Синякина «Монах на краю земли».
Читатели с удовольствием приняли предложенную игру — «подлинную» историю советской космонавтики, а заодно «истинную» картину мироздания, когда поднявшиеся в стратосферу сталинские аэронавты наблюдают плоскую Землю и виднеющиеся из-под ее края хвосты трех китов. Мало того, плоская Земля накрыта хрустальным куполом, на котором копошатся, чистя небесный свод, странные крылатые создания. Но — «наши люди еще нэ готовы к такой правде!». И вот уже вся последующая космонавтика с ее известными и неизвестными героями и жертвами, «психушками» и стукачами направлена на утверждение ложной теории круглой Земли.
