родословной такими камнями владеют. Только никто из моих знакомых ювелиров о таком не знает. Но ты, Хранитель, не расстраивайся пока, я буду искать дальше.
— Время, Абант… у меня совсем не осталось времени на поиски.
Ну, кто же будет афишировать ассортимент своей сокровищницы? Это в наши времена все самое ценное выставлено напоказ в музеях. Хотя тоже, наверное, далеко не все… И вот чует мое сердце — у нашего благочестивого Никандроса в загашнике такие камушки точно есть, но ведь не продаст зараза. Удавится, а не продаст!
Я рассматриваю эскизы шахматных фигурок, выложенные передо мной, вношу в них поправки своим новым серебряным карандашом, а мысли все равно крутятся вокруг кольца. Ну, где же еще можно поискать такой камень, а? Снова в Гизу, что ли сгонять и в пирамиде хорошенько пошарить? А если в это время придет приказ выдвигаться в Рим? Да, Пилат меня живьем потом съест. Остается только к Никандросу на поклон пойти. Но что я ему взамен редкого камня предложу…?
И здесь перед глазами моими встает мешочек с драгоценными камнями, притыренными из храма в Иерусалиме. Который так и лежит на дне ковчега с тех самых пор, как был положен туда перед отъездом в Мемфис. Я совершенно забыл про него, даже ни разу и не развязывал этот мешочек, потому что как-то все не до того было. Видимо, пришло, наконец, время рассмотреть камешки повнимательнее, а может быть и расстаться с наименее ценными из них. И более подходящей кандидатуры для оценки и продажи камней, чем Абант, мне не найти. Вот доверяю я почему-то этому человеку. Доверяю на уровне интуиции. А еще предложу-ка я ему стать моим деловым партнером и доверенным лицом в Александрии. У моих братьев апостолов, конечно, тоже есть хорошие знакомые в еврейском квартале, но где гарантия, что евреи не нагреют меня, или не сдадут будущим конкурентам со всеми потрохами?
А пока я рассказываю ювелиру и Маду о своей задумке с печатками для апостолов.
Никаких излишеств и украшений, все предельно утилитарно и без затей — скромное серебряное мужское кольцо с широкой площадкой для печати — у каждого она будет с индивидуальным рисунком. У Петра — рыбак с сетью, у меня — крылатый лев, у Матфея ангел. Для Иакова Алфеева печатью послужит изображение свитка и анкха на нем — как символ его апостольского служения в Александрии. Для молодого Иоанна Богослова — орел. Для его старшего брата Иакова Заведеева — грозная молния, пронзающая облако, а для Фомы корабль, на котором ему вскоре предстоит отплыть в Индию. А для печаток остальных апостолов, с которыми я пока не знаком, придумаю рисунки чуть позже — их Андрей сможет забрать у Абанта и после моего отъезда в Рим.
Сложнее всего было с печаткой Андрея. В моей истории символом этого апостола был х-образный крест, на котором его распяли. Но я не хочу ему пророчить мученическую смерть. Не хочу! Поэтому изобразим на его печатке посох — простой миссионерский посох, как символ его далеких и многочисленных странствий. И конечно, на каждой печати над личным символом апостола будут вырезаны инициалы Христа, а внизу имя владельца на греческом языке. Будет и гравировка на внутренней стороне кольца: короткая молитва «Спаси и сохрани».
Ювелиру моя идея понравилась — в точности скопировать такую печать невозможно, а братья всегда смогут узнать по ней отправителя письма. Серебро со временем потемнеет, и печатки апостолов приобретут совсем неказистый вид — для миссионеров самое оно.
— Абант, еще я хотел бы поговорить с тобой об одном важном деле, но так, чтобы никто нам не помешал. Это возможно?
— Конечно, Хранитель. Следуй за мной.
Если ювелира и удивила моя просьба, то вида он не подал. И правильно — каждый сам решает, кому можно доверить свои секреты. Луций проводил нас долгим взглядом, а затем вернулся к более интересному занятию — наблюдать, как Маду начал рисовать печати. Вот уж кому совершенно не было дела до чужих тайн, а лишь не терпелось испробовать свои карандаши из олова.
— Уважаемый Абант, позволь я сразу перейду к делу, и не буду тратить твое драгоценное время — начал я разговор, едва мы уединились в его кабинете — мне нужен доверенный человек в Александрии для ведения моих дел — казначей и посредник в торговых сделках. Партнер, представляющий мои интересы здесь, в Египте. Не согласишься ли ты им стать?
— Ты так доверяешь мне, Хранитель? Мы ведь знакомы совсем недавно. И разве не разумнее доверить это одному из своих иудейских друзей?
— Что ты, Абант…! — со смехом машу я на него рукой — мои иудейские братья совершенно не приспособлены к ведению торговых дел. Их призвание совсем в другом — нести людям свет истины, проповедуя им о деяниях Христа. Стоит доверить апостолам деньги, как они тут же раздадут их нуждающимся. Я как бы не против этого, но ведь кто-то же должен позаботиться о том, чтобы и христианская община Александрии, хотя бы на первых порах, не знала нужды в самом необходимом. Поэтому мне придется заботиться о них из Рима, а здесь мне нужен свой человек, хорошо разбирающийся в торговых и денежных делах.
— Прости, если я проявляю неуместное любопытство, но разве Хранитель не имеет доступа к сокровищам Хуфу?
— Имеет. Но эти сокровища невозможно измерить деньгами. К тому же я должен хранить и преумножать их, а не пускать по ветру то, что собирали до меня целые поколения Хранителей.
— Понятно… — задумчиво произносит Абант — Но торговые дела предполагают разъезды, а я не могу надолго покидать столицу. Ты сам знаешь, что у меня есть враги, которые следят за каждым моим шагом.
— Знаю. Но посмотри на это с другой стороны. Если враги узнают, что ты стал доверенным лицом Хранителя, им придется оставить твою семью в покое. Иначе все их дела быстро закончатся — и в Александрии, и в Египте. А о Кесарии, Иерусалиме и тем более о Риме, они вообще могут навсегда забыть. Просто назови мне их имена.
Абант задумывается, не спеша кидаться на мое предложение. Это лишь добавляет моего уважения к нему. Другой бы уже давно согласился, даже не вникая в подробности. Затем египтянин просит
