— Здесь ты говоришь дело.
— Дипломата вытаскиваем к художнику. Там его «закрывает» «Гвоздика». Как ты думаешь, «Гвоздике» удастся его прилепить к себе часа на три-четыре?
— До утра он от нее не отобьется. Это точно, скорее еще попросит добавки. Правда, как она мне поведала, ее рекорд — девятнадцать часов.
— Возьми меня с ней на встречу. Хоть посмотреть, чем же она берет мужиков?
— Ты что, приказ Председателя КГБ забыл об усилении конспирации в работе с агентурой, окучивающей иностранцев?
— Да ладно тебе. Блюститель законности. Сам, поди, под юбку к ней заглядываешь?
Легкий удар, нанесенный Анатолию под дых, поставил точку в этой части разговора.
После небольшого перекура друзья продолжили отработку плана.
— Хорошо бы эти бумаги еще и пометить, чтобы наверняка знать, где он хранит основную документацию. Ведь где-то он ее прячет? Я теперь абсолютно уверен, что на квартире у «Филина». Я беру на себя «Филина» и создаю условия для захода в его квартиру. Нам нужно торопиться, ведь если «Филин» унесет их в посольство, тогда пиши — пропало. Посольство — это все-таки не ювелирный магазин, который мы решили почистить. Большой политический скандал может случиться, однако. Ты, Анатолий, берешь на себя анализ материалов наружного наблюдения и других технических средств контроля. Бережной Олег отвечает за вывод «Филина» из квартиры в мастерскую к художнику. На том и порешили.
На следующий день Гали и Барков беседовали на той самой конспиративной квартире, где встретились когда-то в первый раз.
Ко времени описываемых событий, Гали уже несколько лет активно сотрудничала с УКГБ по Москве и Московской области. Красивая, стройная и умная девушка привлекала к себе внимание мужчин. Выполняя задания кураторов из КГБ, она легко шла на установление интимных отношений с иностранцами. Расслабившись после изрядно выпитого спиртного и обласканные прелестной красоткой, лежа в гостиничном номере, они начинали рассказывать ей о себе, своих друзьях, целях приезда в Москву. Среди информационного мусора, который Гали приносила на встречи с операми, иногда, правда очень редко, проблескивали крупицы золота, ради которых, собственно, и работала гигантская машина КГБ.
Со временем за Гали закрепилась репутация опытного агента, которому было достаточно поставить конечную цель в отношении конкретного объекта. Остальное она додумывала сама, опираясь на невероятно развитую интуицию и цепкий практичный ум. Гали зарабатывала себе эту репутацию добросовестно и методично. Она не совершила ни одного прокола, контролировала каждое свое слово, чему, безусловно, способствовала отлично натренированная память.
Сегодня куратор выглядел как математик, решающий теорему Ферма.
— Ты ведь была знакома с Игорем Хмельницким? Он сейчас в зените славы.
— Да, — кивнула она, — у меня с ним давние приятельские отношения, хотя случались и размолвки.
— А если подробнее, — улыбнулся Барков, — он был в тебя влюблен?
— Кто его знает, — пожала плечами Гали, — тогда он ревновал меня к Бутману.
— В ближайшую субботу у него в гостях будет один иностранец-дипломат, и твоя задача привязать его к себе на три-четыре часа, а если получится, то и подольше.
— Анатолий Иванович, а нельзя ли представить меня иностранцу как совладелицу арт-галереи… в Париже…
Барков задумался.
— Что, не потяну?
— Нет, почему, идея хорошая, — серьезно ответил Барков, — даже очень… Прекрасная идея. Начинай входить в роль. Представляешь, какие дела можно крутить под крышей твоего салона? Аж дух захватывает. Ты же меня спрячешь где-нибудь в подсобке, если за мной в Париже будет гнаться их контрразведка. — И он громко рассмеялся.
— Ну, я думаю, до этого дело не дойдет, хотя чем черт не шутит. На меня можете рассчитывать. Я добро не забываю.
С Хмельницким Гали «случайно» встретилась в баре Дома кино, где впервые появилась когда-то с блистательным Виктором Храповым. Она прошла совсем рядом с Игорем, болтая с подругой.
— Счастлив тебя видеть.
— Да, — улыбнулась она, — решила пройтись по местам нашей общей славы. Рада, что ты в порядке.
— Почему в порядке? — удивился Хмельницкий. — Как раз наоборот.
— По тебе такого не скажешь. Но как тебе угодно. Я рада видеть тебя и таким.
— Да, в общем-то, я тоже, — ответил Хмельницкий, с удивлением разглядывая ее.
— Надеюсь, что обиды похоронены?
— Кто ты теперь, Гали? — улыбнулся он.
— Я все та же, и в то же время — совсем другая.
— Я слышал, ты бываешь в Париже столь же часто, как я в Пскове.
— Псков когда-то был намного красивее Парижа. По крайней мере, так считал Стефан Баторий. А он знал толк в разных городах.
— Сейчас ты скажешь, что в последнее время коллекционируешь русских художников двадцатых и тридцатых?
— Да, скажу, — терпеливо отвечала Гали. — Так что придется мне посетить твою мастерскую. Говорят, что ты занялся иконами.
— Это заманчиво, — мечтательно улыбнулся он. — Я не об иконах… а о твоем визите…
— А ты забудь ту историю…
— Да ты что! Это выше моих сил.
— Ты серьезно?
— Прикажешь смотреть на тебя только как на покупателя?
— У меня к тебе есть деловое предложение. Если ты согласишься, мы можем заработать приличную сумму денег, я не имею ввиду рубли. Над этой идеей я уже работаю целый год. И мне сейчас почти все ясно, что и как делать.
— Так не томи, говори скорее, что за идея?
— Ты будешь здесь, соблюдая осторожность, собирать ценные старинные русские иконы и дореволюционный антиквариат. А я беру на себя миссию вывоза всего этого во Францию и организацию продажи в Париже. Я не хочу действовать через Союз художников. Они рвачи, ты это знаешь лучше, чем я. Союз заменишь ты. Все деньги, заработанные в Париже, будем делить — 30 процентов тебе, 70 мне.
— А почему такая несправедливость? — удивленно спросил Хмельницкий.
— А ты хорошенько подумай, — рассуждала Гали. — Ты всего-навсего скупаешь иконы и картины и хранишь их до поры, до времени. А я ищу негров-дипломатов, вьючу их багажом, на всякий страховочный случай покупаю пару наших таможенников. В Париже арендую помещение под выставочный зал. Даже самый маленький, как ты понимаешь, будет стоить очень дорого. К тому же, обеспечиваю рекламу, устраиваю презентации, привожу журналистов, телевизионщиков и т. д. и т. п. Все это стоит, по сравнению с Москвой, больших денег. Я уже все просчитала. Если ты согласишься, то первый год мы будем работать в убыток. В конце второго года выйдем на небольшую прибыль и только в середине третьего, если не будет никаких форсмажоров, вернем вложенные деньги. Если это тебя не устраивает, что ж — твои проблемы, я найду другого.
— Нет, погоди — погоди. Не греби так резко. Мне нужно тоже время все взвесить, просчитать.
— Ну, вот и думай.
— У тебя есть знакомые дипломаты?
— Да, дипломаты стран третьего мира, всякие там черножопые эфиопы катаются по миру, минуя таможенные досмотры. А за скромную мзду они перевезут все, что угодно…
«Шляхтич» смотрел на Гали с прищуром… Вероятно, прикидывал, сколько получит за участие в этом деле.
— Хорошо, приходи ко мне в субботу в мастерскую часам к пяти. Не ты одна водишься с дипломатами. У меня будет гость из Скандинавии. Там все и обсудим. Думаю, времени будет достаточно.
От встречи с Хмельницким остался неприятный осадок. Но Игорь тут был ни при чем. Она просто вспомнила Бутмана.
Примерно через сорок минут и Гали была дома. Точно так же, как раньше, отворила дверь, подумав, как много лет назад, что нужно смазать замок. Софья Григорьевна еще не спала. Горела горбатая настольная лампа, мать читала толстый журнал.
Гали напрягла память и тут же вспомнила нехитрую комбинацию цифр, имевших для нее когда-то некую притягательную силу. Она позвонила в особняк на Поварской.
Этот «Шляхтич» в то время удачно оттенял величие «лорда» Бутмана, интеллектуальную школу которого она успешно проходила.
Но, как она бесповоротно решила, это будет чисто деловой визит. Она — деловая женщина, он — партнер по бизнесу. Надо держать марку и здесь. «Шляхтич», конечно, успешный художник, но хвалить его она сегодня не станет.
С такими мыслями Гали вошла в дом, где располагалась мастерская бывшего возлюбленного. Отсюда она ушла однажды — навсегда. Почему же возвращается снова?
— Бон жур, мон ами Хмельницки, — улыбнулась она.
— Мое почтение, — добродушно ответил «Шляхтич», настроенный, как видно, так же, как она сама.
Деловая часть прошла безупречно. Хозяйка будущей арт-галереи могла быть довольна.
На прощание она спросила с надеждой:
— У тебя что-то осталось из этюдов со мной?
