— Согласна. Перед броском.
Наконец, Жанна убирает телефон в сумку и растягивается на спине между нами. Надо ли говорить, что, разумеется, она загорает без лифчика. (Для справки: я загораю в лифчике). Ее силиконовые шары не желают лежать, гордо стремясь ввысь, а кожа вокруг победно торчащих бардовых сосков растянута и покрыта омерзительными пупырышками. Меня определенно уже мутит от Жанны и всего ее облика. Ногти на ногах у нее вымазаны изумрудным перламутровым лаком, а на щиколотке болтается довольно объемный браслет с колокольчиками, — когда она идет, они доводят меня до бешенства своим нескончаемым звоном. На голове у Жанны намотан изумрудного же оттенка платок, сзади завязанный в узел, в ушах продеты огромные полукруги цыганских сережек. Рыжая грива все время выбивается из-под платка и рассыпается по плечам, невыносимо переливаясь на солнце, на слегка курносом носу сидят огромные дымчатые очки с вопиющими золотистыми блямбами известного итальянского бренда, а полные чувственные губы лоснятся от яркой помады.
— Смотри, ящерица будто разинула пасть и сейчас кого-то сожрет, — говорит Арно.
— Да, вот то маленькое облачко, напоминающее муравья, — отвечаю я.
— Ящерицы не едят муравьев, — возражает Арно.
— Ну, значит, ту бабочку.
— Это вовсе не бабочка.
— А кто?
— Ну если ты настаиваешь, пусть это будет бабочка. Я согласен.
Жанна перекатывается на бок и мурлычет в сторону Арно:
— Во что это вы тут играете? Научите меня.
— Ни во что, — зеваю я. — Мы уже закончили. Мне надоело.
Если смотреть на солнце сквозь сомкнутые веки, то перед глазами возникает яркое пятно. Меняющееся в цвете от золотистого до темно-вишневого, а порой, когда солнце закрывается на миг небольшим облаком, то и почти коричневого, оно усыпляет своим уютным теплом. Закрыв глаза, я принимаюсь любоваться на переливающееся золото сегодняшнего дня, но Жанна довольно бесцеремонно толкает меня в плечо.
— Сфоткай меня!
— Не могу, я занята.
— Чем?
— Любуюсь на свет.
— И все?
— Нет. Еще я изучаю, как солнце приятно стягивает кожу на скулах и покусывает мне губы своим жаром. Знаешь, бывает, что человеку не скучно с самим собой и ему не требуется каждую секунду развлекать себя каким-нибудь внешним занятием, не слышала про такое?
— Ну не выделывайся! Сфоткай меня! — на этот раз сильнее толкает меня подруга.
Я разлепляю глаза, сажусь и моментально получаю фотоаппарат и инструкции, на какую кнопку нажимать.
— Только снимай не отсюда! — протестует Жанна, отходя в сторону и картинно припадая бедром к скале.
Одна ее рука покоится на животе, другая, изогнувшись, прикрывает глаза от солнца.
— Господи! А откуда?!
— Отойди подальше, чтобы я влезла в полный рост.
— Подальше тут некуда.
— Зайди в воду!
Я вздыхаю, забираюсь по колено в море и щелкаю фотоаппаратом.
— Ну куда ты пошла? — возмущается Жанна, видя, что я собираюсь лечь обратно. — Теперь залезь туда, где я стояла, и сними в сторону моря, так, чтобы и Арно попал в кадр.
На этот раз Жанна полулежит перед французом, опершись о локоть и посылая в камеру лучезарную улыбку. Надо заметить, что Арно в это время так и не повернул головы, продолжая рассматривать облака.
— А теперь… — Жанна обводит пляж жадным взглядом, подыскивая себе еще какой-нибудь достойный фон.
— А теперь давай полежим спокойно? — прошу я, кладя фотоаппарат на камни и растягиваясь на спине.
— Вот зараза! — комментирует Жанна, с недовольным видом укладываясь рядом.
Полежав ровно столько времени, сколько ей потребовалось для того, чтобы, морщась, просмотреть полученные за последние дни кадры, Жанна опять садится и начинает тыкать пальцем в свою белоснежную кожу. Словно долматин, моя рыжая подруга покрыта густой россыпью больших и маленьких веснушек.
— Белые пятна уже остаются. Я кажется сейчас сгорю. Где мой крем?
Жанна тянется к валяющейся рядом сумке и долго там шарит. Я наблюдаю за орлом. Теперь он, словно прицеливаясь поточнее, совершает быстрые круги низко над морем, возможно, углядев себе какую-то добычу.
— Я кажется забыла свой крем, — разочарованно тянет Жанна. — Дай мне твой.
— Я не хочу двигаться, — говорю я.
— Ну не будь такой! Если я сгорю, то вся покроюсь жуткими пятнами и неделю потом буду шелушиться и облезать.
Не меняя позы, я подтаскиваю к себе свою холщовую котомку. Моя рука ныряет в нее и тут же нащупывает внутри баночку с кремом от загара. Арно начинает что-то насвистывать.
— Я тоже забыла свой крем, — говорю я через минуту, отбрасываю котомку подальше и закладываю обе руки под голову.
Жанна издает стон и опять начинает рыться в своей сумке.
Солнце печет, не жалея сил, по небу неспешно плывут облака. Арно ложится на живот и поворачивает голову в мою сторону. Я не меняю позы, но слегка наклоняю голову и смотрю на него. Я не уверена, что сквозь темные очки он может видеть мои глаза, но и не исключаю такой вероятности. Один его глаз приоткрыт и изучает меня странным, лукавым взглядом. Мы молчим около минуты, глядя друг на друга.
— Нашла! Слава богу! Я уж думала, придется отсюда уходить из-за какого-то дурацкого крема, — провозглашает, наконец, Жанна и, ни сколько не засомневавшись, протягивает тюбик не мне, а Арно.
— Намажешь мне спину?
Я отворачиваюсь.
Арно привстает на локте, наклоняется над Жанной и выдавливает в ладонь большую белую каплю. Рыжая бестия с блаженной улыбкой растягивается на камнях и закрывает глаза. Распущенные волосы Арно почти касаются ее молочной кожи. На левой лопатке у Жанны цветная крошечная тату: свернувшаяся клубком змея с широко разинутой пастью, из которой торчит раздвоенный на конце красный язык.
— Пойду искупаюсь, — говорю я.
Не оборачиваясь, я захожу в воду. Из-за гальки она абсолютно прозрачная, зеленоватая в тон Жанниному педикюру и искрится и переливается мягкими размытыми по дну бликами. Вокруг моих ног тут же собирается любопытная стайка крошечных рыб. Набрав побольше воздуха в легкие, я рывком ныряю и сразу же ухожу на глубину. Выныриваю я уже в двадцати метрах от берега. Арно продолжает натирать Жанну кремом, но рыжая дрянь уже лежит на спине, выставив грудь прямо под нос французу. Ну что ж, можно только порадоваться за Стаса. Надеюсь, что после сегодняшнего немого кино его отпустит желание ревновать меня к Арно. Роли в нашей мелодраме, кажется, успешно распределились.
Я опять ныряю и плыву вдоль берега. Вода сегодня настолько теплая, что ничуть не остужает разгоряченной кожи, будто находишься не в море, а в горячей ванне. Отфыркавшись и убрав с лица мокрые волосы, я исподтишка кошусь на оставленную мной парочку. Обряд намазывания, по всей видимости, уже закончен, и Арно одним прыжком вскакивает сначала на корточки, а потом выпрямляется во весь рост и по-кошачьи потягивается. Вот здесь Стасу придется немного поморщиться, фигура у француза сегодня особенно хороша, а кожа отливает гладкой бронзой, но на мой взгляд Стасу не повредит этот небольшой укол зависти.
Легкой походкой, не боясь пораниться о гальку, француз заходит в воду.
— Подожди меня, — кричит ему Жанна.
Арно что-то отвечает ей, не оборачиваясь, делает еще несколько шагов в воду и неожиданно бросается в нее с головой, брасом направляясь прямо в мою сторону.
Я ложусь на спину и тихо дрейфую, рассматривая солнечные блики на своих приоткрытых ресницах. Через минуту Арно выныривает прямо у моего плеча.
— Hello, beautiful!
Я открываю глаза и изображаю удивление.
— Твоя «beautiful» осталась на берегу. Что ты ей сказал, что она пустила тебя одного купаться?
Арно смеется:
— Что ей нельзя в воду, крем должен сначала немного впитаться. К тому же я не ее собственность, купаюсь когда и с кем захочу. Хочешь я сделаю тебе floating?
— Что ты мне сделаешь?
— Закрой глаза и расслабься.
Я бросаю косой взгляд на скалу, за которой прячется Стас, но Арно истолковывает его по-своему.
— Не бойся, я отличный пловец. Просто расслабься и закрой глаза.
Противостоять такой фразе, особенно сказанной повторно, у меня нет сил. Я смыкаю веки и ложусь на спину, выпрямив руки за головой. Арно берет меня за кисть и слегка тянет в сторону.
— Какой у тебя милый браслет. А этот ключик на нем — от твоего сердца?
— Нет, мое сердце открыто. А ключик — так, вообще. Папа сказал, он от счастья, — бормочу я, не открывая глаз.
Арно сжимает мое запястье чуть выше браслета.
— Расслабься и не делай ничего. Никаких движений. Я все сам, — почти шепчет он мне в ухо.
Мне кажется, я теряю сознание. Мной овладевает сонная, почти наркотическая невесомость, небо и вода смешиваются в странном кружении, и уже не понять, где верх и где низ. Утягиваемая Арно, я скольжу по поверхности, следуя выбранной им траектории. Время останавливается. Солнце, проходя сквозь мои закрытые веки, словно подсвечивает меня изнутри красноватым светом, теплая вода струится вокруг расслабленного тела, распущенные волосы иногда мягко задевают по лицу или плечам. Внезапно мне хочется умереть, чтобы эта минута была последней минутой в моей жизни, чтобы ничто больше не испортило этого наслаждения от немыслимого, невероятного, полного единения меня, Арно, отступившего времени, солнца и моря.
