чурку. Он впечатлился. Друзья его тоже. Все взгляды мгновенно прилипли к откровенно выставленным на показ прелестям.
– А чего вы тут делаете?
Мысленно застонала от досады. Вот доколебался, придурок. А вслух томно протянула:
– Мы? Сексом занимаемся, – и многозначительно притянула к себе Василича, поскольку он был крайним.
Поудобнее обхватила застывшую, как каменное изваяние, фигуру руками и ногами. С удовлетворением заметила, как взлетают брови и шокированно отваливаются челюсти у кавказцев. Главарь несколько секунд тупо рассматривал открывшуюся картину и подозрительно уставился на Петермана, который в нее явно не вписывался. Нужно отдать должное блондинчику. Он не растерялся и произнес невозмутимое:
– Втроем.
Браво! На такое даже я бы не решилась. Зато после этого кавказцы с совершенно офигевшими рожами быстренько погрузились в свою тонированную «Беху» и были таковы.
– Фух! – с облегчением выдохнула я. – Думала, они никогда не отвяжутся.
– Да уж, – понимающе поддакнул мне Ян.
Я ловко спрыгнула с капота и улыбнулась ему.
– А вы молодец. Не растерялись.
– Считайте это инстинктом самосохранения, – отмахнулся он. – Зато вы видели их лица?
Мы весело расхохотались, и только один Василич, наконец отмерев, выдал крылатое:
– Ну, вы блин даете!
На улицу опустилась бархатная пелерина ночи. Половинчатая луна, лукаво улыбаясь, освещала сумрачный путь. Я невольно засмотрелась на колдовское сияние звезд. Тихонько вздохнула, пригладила растрепавшиеся волосы и встала плечом к плечу Яна Петермана, чтобы… продолжить толкать Василичеву тачку. Обломно, да? Ночь, звезды, романтика, а я, вместо того чтобы нежиться в объятиях любимого мужчины, вынуждена толкать эту старую развалину до ближайшего пригорка.
Если бы мне кто-то еще вчера сказал, что я буду бок о бок с немцем толкать машину, ни за что бы не поверила. Это нечто из ряда популярной фантастики. А, нет! Вон пыхтит рядышком, зло стиснув зубы, но молчит, что само собой уже удивительно.
– Может все же оставим ее здесь? – в который раз предложил блондинчик, с шумом выдыхая воздух из легких.
Умаялся бедненький. Так ему и надо. Физическая нагрузка стимулирует мозговое кровообращение. Глядишь, к утру поумнеет. Почему к утру? А раньше мы такими темпами не дотолкаем Ниву до села.
Василич оторвался от водительской двери, что, скрючившись в три погибели, подпирал плечом, с трудом распрямился и покачал головой.
– Ни за что! Я свою ласточку не оставлю.
Петерман скептически посмотрел на зоотехника. Не нужно уметь читать мысли. У него, несмотря на хваленую сдержанность, красочно отобразилось все то, что он думает о его ласточке.
– Да что с ней станется?!
Василич нервно дернулся. Видимо представил, что может произойти с его ласточкой без присмотра.
– Как что?! Колеса снимут! Карбюратор почти новый открутят! А сиденье?! – он распахнул водительскую дверь. – Сиденье-то я перетянул недавно. Только в прошлом году.
Петерман даже не нашелся, что сказать в ответ. Видимо, дар речи отказал. Только и смог беспомощно посмотреть на меня. А я что? Я с Василичем была абсолютно солидарна. Тем более, что такое положение вещей очень было кстати.
Зоотехник принял молчание, как знак согласия, и, подойдя к багажнику, деловито его открыл, приговаривая:
– Вот видите, а вы говорите – оставить. Своего «Мерина» небось не оставили бы. Вот и я мою ласточку, – он любовно погладил корпус, – не брошу. Буду до смерти ездить на ней. Всё равно Михалыч другой машины не даст. Эта и так почти новая. Всего тринадцать лет отбегала.
Он порылся в багажнике и выудил трехлитровую банку самогона, видимо припрятанную на особый случай.
– Может подзаправимся? – весело предложил он.
Усталость как рукой махнуло. Я чуть не запрыгала от радости. Василич – мой герой!
– Василич, где ж ты был раньше? Почему раньше не достал? Мы бы уже давно за бугор перевалили, – шутливо пожурила я и искоса посмотрела на немца.
Тот с округлившимися от ужаса глазами взирал на банку. Видимо, до него не сразу дошло, что это. Я противненько захихикала. В глубине души, конечно же. Наверняка он не пьет. Так мы научим! Так научим, что он завтра маму родную не узнает. Не то, что Виталия Ивановича.
Глава 12
Утро встретило меня диким сушняком. С трудом приоткрыла один глаз. О боже, кто забыл выключить свет? Тихонько заскулив, накрылась одеялом с головой и перевернулась на другой бок, всеми силами стараясь игнорировать сухость во рту.
– Эй, соня-я-я, просыпайся-я-я, – пропел мужской голос совсем рядом.
Что? Мужской? Это где же я? Одним молниеносным движением скинула одеяло и резко села, чтобы в следующее мгновение треснуться обо что-то твердое. Кто-то рядом тихо рыкнул:
– Черт! Ты опять решила сломать мне нос!
Одной рукой потерла ушибленный лоб, второй – убрала с лица волосы.
– Луганский! Чего так подкрадываешься?! – воскликнула я, узрев Васька. – И вообще! Чего это ты делаешь в моей постели?
Мужчина ощупал переносицу на предмет повреждений и усмехнулся:
– А ничего, что это ты сейчас валяешься в моей?
И тут-то я наконец огляделась по сторонам. Просторная светлая комната. Почему-то без занавесок. Из мебели только диван, на котором возлежала я.
– Ой, а чего это я тут делаю?! – пискнула и посильнее закуталась в одеяло.
Последнее, что я вчера помнила, это как мы с Василичем и Петерманом, душевно распив чуть больше полбанки самогона, вели задушевные беседы о жизни. Расположились мы прямо подле «Нивы», которую, кстати, так и не дотолкали. И всё было просто замечательно, пока не зазвонил мой телефон. Оказывается, мы и не заметили, как доплелись до зоны покрытия сети. Пока мой окосевший взгляд пытался сфокусироваться на экране смартфона, немец, который в пьяном состоянии оказался очень добродушным малым, посмотрел мне через плечо.
– Васек? – удивился он. – Луганский, что ли?
– Агу, – отозвалась я, продолжая тупо пялиться на экран и не предпринимая никаких действий.
Мужики же переглянулись и заржали, как кони на ярмарке.
– Ну ты, Николавна, его обласкала, – хрюкнул Василич.
– Пусть радуется, что не «козел», – буркнула я, так и не ответив на звонок.
Если честно, разговаривать с ним совершенно не хотелось. Алкоголь сделал свое черное дело, и злость, что копилась все эти дни, грозилась выплеснуться наружу.
– Чего не ответила? – хитро поинтересовался Ян. – Переживает, наверное.
– А ну его, – отмахнулась я и поглядела на звездное небо. – Сейчас прикатит и всё испортит. А мы так хорошо сидим.
– Хорошо, – согласился блондинчик и придвинулся поближе ко мне.
Тут зоотехник засмеялся, сотрясаясь всем своим грузным телом. В ответ на мой взгляд он выдал:
– Я тут вспомнил, как ты ему козлика изобразила. А потом еще эта лужа с навозом! Ха-ха! И костюмчик… ой, не могу. Бедный Михалыч, – Василич снова зашелся смехом, вытирая выступившие слезы.
– Это вы о чем? – не понял Ян.
– Это он о том, что бывает с теми, кто распускает почем зря свои загребущие руки, – любезно объяснила я и, отцепив ладонь наглой блондинистой рожи от своего бедра, положила ему на колено.
Подняла глаза и встретилась с внимательным изучающим взглядом. Несмотря на весь выпитый самогон, Петерман в то мгновение
