и понадобился свой человек в руководстве городского ОБХСС.
Ситников, словно почувствовав какая важная роль ему уготована, теперь уже сам пылал энтузиазмом.
— В портфеле пронесем и запишем, — пояснял он мне, пока я с интересом крутил в руках раритетный для меня малогабаритный магнитофон «Спутник-402».
Мы сидели в машине инспектора, припаркованной возле пельменной, двери которой из-за наплыва посетителей в обеденное время почти не закрывались.
— А микрофон здесь где? — я осмотрел весь корпус, но так и не смог найти искомое. Он оказался невстроенным, Ситников вытащил его из бардачка.
— Ого, — озвучил я свои впечатления от девайса.
Нашел разъем для микрофона, подключил, вдавил клавишу и, не вспомнив ни одного стихотворения, начал не особо громко перечислять отягчающие вину обстоятельства.
Затем включил воспроизведение и прослушал запись.
— Сойдет, — довольно констатировал Ситников. — В отделе-то у нас только катушечные, но они громоздкие и шумные. Так что пришлось мне на свои кровные приобретать, — добавил он со значением.
— Вложения окупятся, — легко пообещал я. Против его карьерного роста я нисколько не возражал.
— Ты доверяешь Болотову? — неожиданно спросил он меня.
Я никому не доверяю, но, разумеется, об этом не скажу.
— Вполне. Мы же теперь все в одной связке, — уверенно, без паузы, ответил я. — А что у тебя сомнения на его счет?
— Да так, — не стал он продолжать тему. — Ладно, пошли пожрем, да мне в Отдел надо, а то у нас бедлам со вчерашнего дня.
— А что случилось? — насторожился я.
— С нашими делами это никак не связано, — успокоил меня инспектор. — Фальшивки по всему Союзу расходиться начали, причем высокого качества. В нашей области тоже всплыли. Главное управление беснуется, всех на уши поставили. От областного начальства тоже прилетело. В общем, весело у нас.
— А какие купюры подделывают? — рассказ Ситниковым меня заинтересовал.
— Четвертаки, — услышав ответ, я невольно улыбнулся.
Для инспектора ОБХСС в пельменной проблем с длинной очередью и свободными местами не возникло. И стол вынесли, и накрыли его по-быстрому, и приятного аппетита пожелали. Одним словом — сервис.
Я жевал обмакнутый в сметану пельмень и думал, не Баранов ли объявился? Виктор Баранов был легендарной личностью, Кулибиным Советского разлива. За свою жизнь он сделал несколько оригинальных изобретений, которые в капиталистическом мире принесли бы ему состояние, но в социалистическом государстве остались невостребованными. Чиновники из Комитета по делам изобретений и открытий никак не желали увидеть в них потенциал и отмахивались от изобретателя казенными формулировками. После очередного отказа, Баранов разочаровался в системе, но свой талант не закопал, а стал искать для своих изобретений деньги самостоятельно. И нашел, точнее, напечатал. На протяжении нескольких лет в собственном сарае, он проводил скрупулезно исследования, ставил опыты и в итоге изобрел денежный станок.
Вполне возможно, что по стране расходятся напечатанные на нем банкноты.
Раз изготовленные им фальшивки все-таки выявили, насколько я помнил из лекций, последняя партия у Баранова получилась бракованной, значит скоро его должны взять. Конкретные сроки, моя память не сохранила. Может еще несколько месяцев побегает на свободе, а может и пару лет.
Брать самолично я его не собирался. Баранов, к своей удаче, проживал в Ставрополе, а я второй раз в этот чудных южный регион не сунусь. Инстинкт самосохранения не позволит. Там и прихлопнуть могут за недавние подвиги. Если, конечно, их не опередит мое руководство, после того, как я заикнусь о командировке.
Представил лицо Курбанова, читающего мой рапорт, и чуть пельменем не подавился.
— Ты чего такой задумчивый? — после того как огрел меня по спине пару раз, Ситников вновь уселся за стол.
— Да вспомнил кое-что. Ладно, это потом. Не отвлекаемся. Сейчас у нас другая задача, — отмахнулся я от расспросов.
— Это точно, — посерьезнел инспектор. — Скоро все должно решиться.
Точной даты проведения операции еще не было. Все зависело от того, на какой день Пахоменко договорится о встрече с Цепиловым. Да, взяткодателем будет Пахоменко. Первоначально его не планировали использовать напрямую, только как источник информации, но недавние события показали, что задумавшей крутить свои комбинации пешке требуется вправить мозги. Именно из этих соображений Пахоменко был направлен на передовую.
Об изменении диспозиции я сообщил ему вечеров. Дождался, когда он приедет домой, помахал рукой и заманил в расположенный рядом сквер.
— Мы так не договаривались! — ожидаемо отреагировал торговый чиновник.
Минут пять кричал, угрожал и требовал встречи с главным.
Шафиров выходить из тени пока не спешил, поэтому, чтобы сломить сопротивление, я дал почитать Пахоменко откровения Фоминых, в которых он тоже фигурировал. Проникся. Тон поубавил, в голосе стала слышна обреченность.
— Но ведь Цепилов меня сдаст. Расскажет, что взятку я ему не впервые даю, а делаю это регулярно.
— Эти показания не войдут в протокол допроса, — уверил я его. Свой человек в областном управлении торговли Шафирову пригодится, так что я был уверен, полковник отгородит Пахоменко от неприятностей. — Да и не дурак Цепилов добавлять себе эпизоды, ведь от их количества зависит срок заключения.
В общем, хоть и с трудом, но консенсуса мы достигли.
Пока я был занят своими делами в Отделе что-то изменилось. В воздухе чувствовалась некая нервозность. Озадаченный этим открытием, я рассматривал коллег на утренней оперативке. Лица напряженные, как будто ждут чего-то. От предвкушения этого чего-то у Журбиной руки спокойно не лежат, и чтобы это скрыть она спрятала их под стол, положив на колени. Но я сижу на кресле, немного в отдалении от остальных и все прекрасно вижу. У Панкеева глаза бегают, и он то и дело поглаживает лысину. Курбанов мрачен и зол. Одна лишь Акимова непроницаема.
Разгадка не заставила себя ждать. Она заявилась ко мне в кабинет в образе Журбиной.
— Мамонтов где? — заметила начальница отсутствие одного из сотрудников.
— Повестки разносит, — дежурно соврал я. Так-то Мамонтов был в гараже, чинил выделенный нам Шафировым старенький Москвич. Но Людмиле знать об этом незачем.
— Тогда пока ты подпиши, — она подсунула мне под нос напечатанный на машинке рапорт.
Пробежал текст глазами и вернул Журбиной.
— Не буду.
— Что значит не будешь?! — уязвленная отказом
