услышала что-то, что только для неё. Взмахнувшая крыльями. Ушедшая вниз.
Вся объятая неярким золотым огнём, как счастьем.
— Это было так… так прекрасно!
Хмырь тычет в грудь, а может, в живот. Показывает — насколько ему хорошо сделалось, когда он нашел своего феникса.
— После мы с Фиантом путешествовали — о, вы представить себе не можете. Это были дни абсолютного счастья. Мы были неразлучны, едины! Он… он танцевал для меня в небесах. Вы видели когда-нибудь танец феникса?! И он освещал мне дорогу, и указывал путь. Согревал меня, помогал разжигать костры. Это… мой феникс, понимаете? Мой феникс, и нас с ним никто не может разлучить.
Подбирает восторженные сопли. Теперь крутит головой и косится из-под нависших бровей с подозрением.
— А зачем здесь вы? Что вы там говорили про какие-то поля? Это всё чушь, да. Местные — сплошь вымогатели и мошенники. Завистники. Я буду на них жаловаться…
— Господин Латурн, — это уже Грызи. — Мы видели вашего феникса. Я смотрела в его разум…
— Да как вы посмели! Это — мой…
— …и знаю, что он нездоров.
— Ложь! Наглая ло…
— Более того — он на грани безумия. На такой тонкой грани, что, если мы не выясним — что случилось с вашим фениксом, боюсь, он может стать причиной чьей-нибудь смерти.
Голос Грызи начинает звенеть, волнами расходится по комнате. Хмырь гаснет там, в пыльном кресле. Бормочет насчет «чушь, Фиант неспособен» — но тише и тише. Слабее.
— Господин Латурн. Расскажите нам, что не так с вашим фениксом? С Фиантом? Мы не сделаем ему вреда, поймите — мы хотим уберечь вас обоих. Местные жители уже знают о том, что причина пожаров — феникс. Отследить птицу до вашего поместья — дело уже не дней, а часов. Если мы сейчас что-нибудь не предпримем…
— Вы… вы можете им сказать, — шепчет Хмырь и облизывается, — этим… гнусным клеветникам. Что Фиант не способен, но… если они думают, даже думают, что он… скажите, что он… под надежным наблюдением. Что это мой феникс, и он не будет их беспокоить. Я… я контролирую его целиком и полностью, поверьте.
Фыркаю — оно и видно.
Хмырь подрывается из кресла на ноги — весь в облаке пыли, нелепый и скрюченный. Мутные глазки на миг вспыхивают.
— И еще знайте, что я смогу его защитить. Я не дам к нему приблизиться ни им, ни вам, понятно?! Не знаю, чего вы хотите на самом деле, но я сумею его оградить…
— Оградить? — тихо, почти нежно спрашивает Гриз. — А как?
А я понимаю — как.
Отпихиваю с дороги верещащего Хмыря и выхожу из комнаты. Дар ведет по кривым, затхлым коридорам — на запах огня и металла.
В ту комнату, откуда только что вылетел феникс.
В комнате дымятся остатки стекла. По стенам погуляло быстро прогорающее пламя.
А на полу, прямо посреди комнаты — то, что я и думала найти.
Клетка.
Шесть футов на шесть. Для феникса. Всё равно что яприля поселить в моём флигеле.
Посреди клетки, прямо между мощных прутьев — оплавленная дыра.
Мальчик не смог дышать в душной темнице. Мальчика позвало небо.
Фениксы же не терпят неволи, не переносят её совсем…
Сзади — короткий, хлесткий звук. Это Грызи втянула воздух сквозь стиснутые зубы.
— Давно вы его начали запирать?
— Запирать? Да как вы смеете… Просто необходимые предосторожности — здесь неспокойные места, а фениксы такие ценные…
Хмырь теперь пятится, глядя на лицо Грызи. Зрелище, наверное, страшноватое.
— Я спросила — как давно и какими средствами вы его запираете?!
— Что вы себе позволяете?! В моём доме… произвол…
Ну, всё. Сейчас я с этим любителем фениксов сама побеседую. Делаю шаг вперед — и ловлю взгляд Грызи. Подруга качает головой и кивает в небо — мол, не лезь, фениксы должны защищать хозяина, не хватало нам тут сейчас Фианта в таком состоянии…
— Что-то я не понял, как его вообще можно куда-то запереть, — Пухлик осматривает клетку. Трогает пальцем оплавленные прутья. — Во вдарил! Фениксы же плавят любые преграды, им и магические не помеха. В смысле, в чём тогда проблема? Он запер, феникс освободился…
В предательстве, Далли, тупая твоя башка. В предательстве хозяина, который вбил себе в пустую черепушку, что это — его феникс, будто феникс — это какая-то фамильная цацка. И лишил птицу свободы, так что пришлось освобождаться.
Небось, еще и не один раз.
— Не один раз, — шепчет Грызи. — Мел. Нужно выяснить, сколько.
Взываю к Дару. Выхожу в коридор, внюхиваюсь снова. Ищу всё то же — следы пламени, душок металла. Хмырь не держит слуг — видно по тому, какой бардак у него даже в коридорах. Значит, вряд ли он сразу избавлялся от того, чем пытался удержать феникса.
Разбирал, небось, по кускам или так куда-то складывал.
Дар ведет. Приходится выйти во внутренний двор — мерзкий и загаженный. Иду впереди, за мной Грызи. Пухлик и Хмырь галдят и мешают.
— Уходите немедленно, я сказал! Вы нагло вторгаетесь…
— Вы что, правда хотите, чтобы мы пошли прямо к уряднику?!
— Вы не смеете! Не смеете! Это мой феникс!
Дохожу до бывшей конюшни. Замираю.
Их так много там. Клеток. Разборных и склепанных намертво. От некоторых остались только куски. От других — следы сетки или металла. Выжженные круги. Кандалы. А вон магические сферы — в такие закрывают психованных магов, чтобы не буянили. Артефакты истощили магию — раскатились по полу, среди искореженных остатков клеток. И цепей.
Открываю рот, чтобы можно было дышать. Говорю Дару — всё, стой, стой, не хочу больше кислого запаха металла пополам с гарью. Не хочу запаха боли и клетки.
Но Дар не торопится униматься. Расползается, лезет во все щели. Клетки сперва плывут перед глазами, потом резко приближаются — могу рассмотреть каждый прут, каждое оплавленное звено цепи.
Кожей чувствую небо и феникса, которому сделали так невозможно больно.
— Понятно, — тихо говорит Грызи. — Началось, конечно, чуть раньше, чем крестьяне начали замечать круги на полях. Думаю, месяц с лишним.
— Ну, вы упорный, — присвистывает Далли. — Но у вас же там чертова туча книг про фениксов. Неужели ни в какой не сказано насчет того, что им ни стены, ни преграды нипочем?
Латурн ковыряет землю ногой в домашней туфле.
— Я… разумеется, я всё знал. Но я каждый раз полагал, что он… привыкнет. И… и останется. Или что он не сможет преодолеть…
— Что?
— Приказ, — Грызи подходит к бывшей конюшне, протягивает руку, но цепей, которые лежат прямо под ногами, не касается. — Вы же не
