Шум откликался в груди странной смесью холода и жара, страха и предвкушения. Мысли то срывались в пропасть прошлого, и я перебирал в памяти лица родных и друзей, то летели в будущее, творили призрачные замки вероятностей, ткали логические узоры причин и следствий.
Я боялся битвы. И желал ее. Желал, чтобы все закончилось. Неважно как.
Хотя тут покривил душой. Важно. Победа – наилучший исход. Но в том и дело, что я не мог выбрать путь к ней, не знал, какая дорога правильная.
Плыть по течению? Ладно. Будет нести по тому руслу, что наметили. Но если Птиц ошибся? Если Агарок не удастся выкрасть, метка портала не сработает? Или притащим в Рощу, а за нами попятам прискачут Древние? Сумеет ли друг, как и обещал, защитить артефакт? Выдержит ли осаду заповедное место?..
Сомневаюсь.
С другой стороны я мог рискнуть, и просто разбить Камень. Но после многих часов раздумий уже не был уверен в решении. Ведь ничто не помешает богам сотворить новый артефакт взамен старого. И если опережу, сделаю новый сам, что потом? Потом пытки, Алар рано или поздно вытрясет Имя. Или же придется завязать Престолы на себя, но чем буду лучше Светозарного?
Это если хватит сил и сломать, и построить.
Вопросы… сплошные вопросы без ответов. И когда я думал насчет третьего варианта, их становилось больше. Дать артефакту новое Имя на языке Творца – лучший выход из возможных. Благо нащупал ниточку, придумал способ перевода Знаков на наречие Древних за недели и месяцы внутреннего времени Рощи. Плюс – по идее сие избавит мир от разрушений. Минус – оставляет вероятность проболтаться.
Хотя существовал и четвертый способ, самый безумный на мой взгляд. Камень так или иначе оставался посредником между богами и Сущим, позволял Терну и компании управлять Престолами. Я мог устранить промежуточное звено, потом обратиться напрямую к миру, сделать… э-э-э, стабильным. Так говорил Клен. А также говорил, что многие вещи, получившие новые Имена, случается, не подчиняются и не откликаются на Зов. Тогда любые артефакты типа Агарока попросту перестанут работать.
И призрачная возможность манила. Но я не знал, как переделать ритуал, чтобы все получилось. Ведь написав название на скале, получишь имя скалы. Не мира. И крови не хватит, да…
Тупик? Пустые фантазии? Или стоит поменьше психовать, действовать по обстоятельствам?
Последняя мысль немного привела в чувство, и я понял, что до боли сжимаю кулаки, мышцы спины и рук сведены судорогами. Усилием воли расслабился и потер лоб.
Усталость, не более. Работа в Роще вымотала до предела.
«Зато принесла плоды», – повторил я для себя. Конечно же, не смог изучить и сотой доли слов Создателя, но наловчился комбинировать, отыскал больше символов высшего порядка. Последние как раз могли служить заменой части серой магии. И я нащупал сходства, составлял короткие предложения, разработал набросок тех фигур, что могли составить новое Имя Краеугольного Камня.
На самом деле принцип не такой уж и сложный. Через медитации я погрузился в видения, доставшиеся от Клена и Стража, вспомнил «звучание» артефакта в магическом диапазоне. И для начала подобрал аналогии, составленные из Знаков. Потом придумал новое название, тоже выразил в подобной форме. Получилось немного громоздкое, но в целом верное описание.
Все это приводило меня к той же точке – я не уверен, сработает ли способ. А провести опыты не получилось, завершил разработку теории лишь в последний момент. Кроме прочего экспериментировал втайне от Ирна, официально потея над боевыми жезлами. Мог вломиться и силой, но сие неизбежно привело бы к скандалу и разборкам. Друг захотел бы разобраться, как-то ограничил…
Как, я не представлял. Но он мог. В Птице жил и Мгир – чрезвычайно опытный, умный и местами жесткий маг старого ордена. Вполне возможно именно Огненный Смерч и настаивал на краже, исключая уничтожение. Во-первых, стелил солому. Во-вторых, жаждал владеть подобной силой… силой, способной менять мир.
Я не винил его. И понимал. Но не разделял стремлений, ибо просто хотел поставить жирную точку на истории, длящейся тысячелетия. Оттого и молчал, и скрывался.
Как бы нам не внушали с детства, что лгать плохо и стыдно, вся жизнь проходит во вранье. А самые бессовестные лгуны выползают наверх, превращаются в успешных купцов, политиков, вождей. С другой стороны если б существовал человек, говорящий правду и только правду, то долго не протянул. Через неделю б прирезали. Или сам удавился, так как жить, когда тебя все ненавидят очень трудно.
– Людям ведь нужно бывать в одиночестве?
Хриплый рыкающий голос вернул в реальность, по спине сыпануло изморозью. Возник в пустоте, без обычных предвестников: шагов, хруста травинок, дыхания.
– Нужно, – кивнул я, скосил глаз на темный силуэт. Тонкие лучики не оставляли бликов на латах, железо впитывало свет, пожирало. И лишь бледный овал лица да сова на накидке выделялись на общем фоне.
– Разговор с душой, – прокомментировал Шед. Почувствовал мое недоумение и пояснил: – Так говорят в Нгаре. Не важно… Ты сомневаешься.
И вновь я удивился. Потом разозлился – нашелся тут знаток. Но едва открыл рот для едкой фразы, осекся и скрипнул зубами.
Демон прав. Просто не думал, что заметно со стороны.
– Может и так, – устало признал я. – Но какая разница?
– Никакой, – пожал плечами рыцарь. – Считай завистью.
– Да? – на этот раз по-настоящему изумился я.
– Да, – кивнул Шед. Подумал, и добавил: – Я такого не чувствую. И вообще мало ощущаю… голод, злость, приземленное удовлетворение. Сие опустошает.
Как ответить я не нашелся. Никогда не думал, что нечто настолько раздражающее может быть благом. Хотя сытый голодного не поймет, факт. Посему, пожалуй, следовало прекратить заниматься любимым делом, то есть самокопанием и нытьем, взяться за ум.
Немного помедлив, я открыл рот, дабы выразить благодарность. Но подметил, что браслеты на запястьях демона исчезли, и поперхнулся фразой, прищурился. Пламя в глазницах полыхало необычайно ярко, герб на накидке источал бледное сияние.
Потому и не засек. Стал сильнее, скрывался лучше. И неизвестно, сколько наблюдал со стороны, прежде чем решился подать голос.
– Птиц снял, – пояснил Шед. – Грани Сущего тут истончены, в округе несколько древних капищ, помнящих пролитую кровь. Сумею провести до сотни Низших.
– Узнаю Ирна, – хмыкнул я. – Прагматик. И демона пахать заставит, если нужно для дела.
– Это далось ему нелегко, – подтвердил рыцарь. Окаменел, словно прислушивался к чему-то далекому. Обозначил полупоклон и отступил, медленно растворился в клубах черного дыма. – Простите, что потревожил, сэр маг. Но труба зовет, у меня своя задача, требующая пристального внимания.
Остановить Шеда я не успел. Лишь нахмурился и закусил губу в недоумении – общение оставило осадок незавершенности, половинчатости. Но через секунду осознал, что демон пришел на запах моих эмоций. А удалился, почуяв присутствие еще одного человека…
Со стороны тропинки слышалось сопение, шаги и звяканье металла, наверх вскарабкался Аш. Увидел меня и замер, словно на стену наткнулся, но тут же очнулся, устало кивнул.
Выглядел неважно. Бледный, исхудавший и взъерошенный, глаза налиты кровью – последствие переутомления и «похмелья» от бодрящих зелий. Накидка поверх кольчуги и нагрудника в пятнах кофе, плащ заляпан грязью. Видимо пришел постоять на ветру и хоть как-то встряхнуться.
Жестом показав, что места много, я отвернулся. Глянул на плавающие в жидкой белой взвеси сосны, проследил за колонной воинов в одном из «окошек». Бесконечный железный червь выползал из пустоты, в пустоту же и вливался.
Некоторое время просто стояли рядом. А затем брат вздохнул, и я с болезненной четкостью понял, что испытывает дискомфорт. Есть люди, с коими можно молчать. Но мы слишком далеки друг от друга, разговор же позволял заглушить неловкость.
Все равно потерял надежду всласть позаниматься самоедством.
– Будет драка, – пространно сказал Аш.
– Угу, – промычал я. Сообразил, что этого мало и добавил: – Главное, что не друг с другом. И я бы предпочел мир.
– Да, мир лучше, – кивнул старший. Помялся, изрек: – Если переживем день, постараюсь устроить. С помощью Долины и твоего приятеля-чародея. Сделаем нейтральную зону, привлечем низкими пошлинами, обучением в новом Ордене…
– Торгаш.
Альен вздрогнул и вытаращил глаза, пошел пятнами, приобретя карикатурное сходство с лягушкой. Но дошло, что так кисло шучу и сдулся, изобразил улыбку.
– Предпочитаю называться политиком.
– О, лучше. Надо занести в список древнейших профессий. Для людей, стремящихся стать успешными и перспективными.
– Ерничай, твое право, – фыркнул брат. – Но политика лучше звона мечей.
– Что ж, не могу не согласиться. И навоз можно сделать удобрениями, – вернул я хмурую улыбку. Но тут же посерьезнел. – Ты в курсе, что моральный дух бойцов падает? Не побегут?
