А подтверждением этому может служить недавний разговор с Игорем, когда он сказал, что Светка «покинула» его жизнь. То есть она как бы растворилась в небытии, оставив боль, но не больше. А болеть некогда, ибо у тебя в руках огромное дело, и любой факт, даже трагический, настоящий профи обязательно постарается обратить себе на пользу. Так, во всяком случае, можно было оценить случайную наверняка откровенность банкира. Почему случайную? А по той простой причине, что в тот момент никого ближе Турецкого рядом с ним не было, вот он и приоткрыл на миг душу… К сожалению ли, нет ли, но логично.
Ситуация сложилась, конечно, непростая. И теперь, недовольные возможными действиями, но больше пока «выступлениями» Турецкого, господа банкиры, опасения которых вполне понятны, пробуют найти к нему подходы. Не заботясь о том, что о них станут думать посторонние. Воистину, если деньги являются для кого-то богом, что же остается на долю дьявола?..
Итак, Игорь не хочет прекращать расследования. Кнут и удавка — образ красивый, но, не исключено, несколько надуманный. А если рассуждать, не усложняя проблемы? Если представить себе, что Игорь Валентинович Залесский, номинальный, скажем так, глава банковской ассоциации, решил стать фактическим ее хозяином? Почему бы нет? И он воспользовался неожиданной, пусть и трагической, но все равно удачно подвернувшейся возможностью исполнить свое желание. А те отлично понимают и сопротивляются, используя любые рычаги — от интриги и шантажа до… убийства? Как же раньше-то ему не пришло в голову?! Жажда все большей власти, как правило, диктует отчаянные решения. И если Игорь будет продолжать переть танком, с ним может случиться несчастье…
Или Игоря они предпочтут оставить в покое, а в целях профилактики попытаются безвременно потерять «друга детства»? Ну, это уж дудки, господа… Однако, если судить по «сладкой парочке», Семе Рывкину и Арсену Ичигаеву, угроз не миновать. Уговаривать они не умеют и не любят, значит, надо исходить из привычных для них методов. Тем более что «купить» они уже пробовали, довольно грубо намекая на круг единомышленников, в котором ждут не дождутся прибытия господина Турецкого. Обломилось у них. Каковы же будут ближайшие их действия? Анонимные угрозы? На Ирку уже надавили — безрезультатно. На самого Турецкого нажимать — бесполезно, это им понятно, пока существует заявление Игоря. Отзовет — другое дело. Александр Борисович, пожалуй, не станет возражать. «Отступного» ему не надо, а заниматься этой мерзостью — удовольствие невеликое. В конце концов, хозяин — барин. Пусть платит сыщикам за проделанную ими работу и катится на все четыре стороны. Со всеми своими детско-юношескими воспоминаниями, проблемами, желаниями и прочим дерьмом…
Вот на этом, окончательном для себя решении Александр Борисович и остановился. Зачем ломать голову, когда это абсолютно никому не нужно и, более того, чревато?
Он поставил машину на служебную стоянку и сразу поднялся в приемную Меркулова.
— У себя? — спросил у Клавдии Сергеевны, доверительно наклонившись к ней через стол.
— А где ж ему быть? — игриво ответила вопросом на вопрос секретарша. — Он же не как некоторые, что шляются невесть где в рабочее время…
— Ах, Клавдия! — тяжко вздохнул Турецкий. — Если бы ты только знала, до какой степени несправедлива к своему постоянному и верному поклоннику! Господи, объясни же ей… — Он вскинул глаза к потолку, но Клавдия легко опустила его на грешную землю:
— Нечего, нечего… Все свои обещания забыл? А Константин Дмитриевич уже дважды интересовался и велел немедленно, как придешь, явиться к нему. Я тебе записку оставила.
— Во-первых, я еще не был у себя и, соответственно, не читал записки. А во-вторых, являются черти во сне, а наш брат служащий, он прибывает. Заруби на носу, красавица моя ненаглядная, у-у-у, что я с тобой однажды сделаю!
— Босяк… — Клавдия сладко потянулась и снова стала серьезной. — Иди, он пока один.
— Ну наконец-то, — сказал Костя, махнув ему рукой. — Иди садись и докладывай. Чего делается?
Турецкий, расставляя акценты на главных, по его мнению, аспектах той информации, которой уже владел, рассказал о проделанной работе. В настоящий момент он считал, что задание, полученное им из президентского окружения, выполнено. Вопрос ведь ставился так: не кто конкретно виноват, а виноват ли погибший пилот? Исходя из этого задачу можно считать решенной. Если требуется оформить документально, то почему бы и нет, хотя Александр Борисович в этом большой необходимости не видел. Формальность тут ни к чему. А прокурорское расследование пусть движется своим чередом, параллельно с ведомственным, и в итоге однажды будут расставлены все точки над «i». Когда это случится, неизвестно, а Кремль, надо полагать, давно уже в нетерпении. Так что можно докладывать. Если Меркулов согласится с точкой зрения старшего следователя…
Этакого ерша запустил под конец Александр Борисович и стал ждать реакцию Кости. Но тот молчал, покачивая головой — не то соглашаясь, не то в чем-то сомневаясь.
— Давай поступим с тобой так, — решился он. — Мне тоже кажется, что Михаил Александрович не станет на формальную позицию. Но если это вдруг случится, ты сможешь быстро оформить показания этих товарищей?
— А почему же нет? О Сан Саныче даже и не говорю, а Найденов? Прочитает его показания и сам, уверен, для благого дела поддержит. Щетинкин у меня есть. Немало интересного собрал и Платон. Но станут ли они все это читать? Костя, им же грамотный и четкий вывод нужен. Чтоб они не сомневались. И размером — не более странички печатного текста. Сам же прекрасно знаешь. Если желаешь, я напишу, а потом мы все поставим свои автографы. С указаниями должностей и высоких заслуг перед обществом.
Сказал и поморщился: ну вечно ты суешь свой нос, Турецкий, куда не надо! Мало у тебя забот?
Естественно, Костя сразу ухватился за эту мысль.
— Молодец, это именно то, что нам надо! Давай садись, и чтоб до конца дня я мог посмотреть. А ты тем временем созванивайся и завтра с утра занимайся исключительно этими автографами.
Турецкому оставалось лишь развести руками. Известно же, что инициатива наказуема. Нет, надо каждый раз проверять банальную истину на собственном горбу…
— Да, еще спросить хотел, — остановил его Костя уже в дверях. — А что там с убийством той девочки? Ну, дочки твоего приятеля-банкира? При мне Вячеслав как-то обмолвился, будто дела на мази, да?
— Там, Костя, такие игры начались! Сплошная грязь! Надо бы обыски проводить, поскольку имеются серьезные улики, а следователь, извини за выражение, продажная сука…
— Фу-у, Саня! — Меркулова прямо-таки перекосило. — Ну-ка, вернись и сядь. Давай в двух словах…
Пришлось вернуться на место и рассказывать. Костя не перебивал, но и слушал, казалось, вполуха, явно размышляя о чем-то постороннем. Но когда Турецкий закончил, сказал решительно:
— Значит, поступишь следующим образом. Пусть наш Дениска на основании заявления этого твоего Залесского, как потерпевшего, срочно заводит розыскное дело. Все протоколы, акты экспертиз, вещественные доказательства, словом, все, что у вас наработано, оформить в установленном порядке. Я позвоню в областную прокуратуру Маневичу и предложу ему ознакомиться и взять под личный контроль. А ты кончай с этой… бодягой, да?
— Примерно, — засмеялся Александр Борисович.
— Все, — категорическим тоном заявил Меркулов, — свободен, не мешай работать!
В общем, это, конечно, выход, думал Турецкий, направляясь в свой кабинет. Разумеется, нельзя оставлять убийство безнаказанным. Но желательно при этом, чтоб и невиновные тоже не пострадали. А господа из Солнечного твердо уверены, что цель в данном случае, как, вероятно, и в принципе, действительно оправдывает средства к ее достижению. Надо бы их разубедить…
Все, больше ничего постороннего! Так приказал он сам себе и плотно уселся перед чистым листом бумаги. Сперва — план, тезисы, потом — сжатый текст и — краткое резюме. Оно вроде бы и не трудно, но ведь именно краткость называется сестрой таланта? Значит, придется блеснуть, никуда не денешься… А вот когда все уляжется на бумаге, можно будет сесть к монитору компьютера. Хорошая штука, но думать мешает. На бумаге все-таки виден ход мысли, а там хорошо бабки подбивать. Хотя, скорее всего, это чисто возрастное. Стареем, брат Турецкий…
За окном стали надвигаться сумерки. Турецкий словно очнулся и взглянул в нижний правый угол экрана монитора, на время, и едва не схватился за голову: восьмой час! Костя же наверняка ушел! Нет, он бы, конечно, позвонил и отпустил что-нибудь язвительное, вроде того, что, мол, языком болтать мы все мастера, а как до текста… Текст, кстати, был на экране. Александр Борисович подчищал формулировки.
Он позвонил Меркулову. Костя сам взял трубку, значит, Клавдия уже отчалила.
