На втором этаже я снова попробовал заглядывать в комнаты, ощутил отчаяние. То ли с памятью моей что-то стало, то ли за время моего отсутствия произошли изменения. Одно успокаивает: я отчетливо видел помещения целиком, даже самые громадные, не то, что сейчас увижу на третьем, самом жутком этаже…
Весь третий этаж освещен намного лучше, чем нижние. Я бы сказал, почти как мощными электрическими лампами. Массивные светильники из зеленоватой меди дают хороший устойчивый свет, я не услышал привычный запах горелого масла, пусть даже душистого, просторный холл производит достойное впечатление, и я, тяжело вздохнув, заставил себя направиться к покоям Галантлара. Вот за этой дверью он спал, здесь отдыхал, здесь у него должно храниться самое ценное. Не случайно же эта дверь не поддается никаким уговорам. Завтра с утра пусть попробует кузнец, если и он не сможет, то дверь выставим целиком. Либо один хороший удар молотом, либо просто продолбить стену около двери, только и делов…
Неожиданная мысль пришла в голову: что это я прусь все наверх, как люмпен, аристократы как раз в погоне за парижскими тайнами опускались на самое дно, ведь и там человек звучит гордо, пусть и трагически, хотя, если честно, «обезьяна» – звучит объективнее.
У выхода в донжон возле дверей сидели двое, красновато блестели под закатным солнцем доспехи. Донесся хриплый голос Ульмана:
– Не удавалось Коклеру взять Нант ни штурмом, ни осадой, а долго воевать у него терпения не хватало, вот и уехал в Шарлейль на ежегодное ристалище. Он был единственным в их роду, кто не только брался за копье и меч, но и как будто силу всех предков и родственников собрал в себе! Он в полном вооружении брал коня на плечи и бегал с ним, даже прыгал, а когда доходило до поединков, ему не было равных. Он дальше всех бросал наковальню, попадал стрелой в самую середку мишени, будь ею даже кольцо королевы, подвешенное на шелковой нити, а всех противников выбивал из седла с первого же удара…
– Нет, – возразил Гунтер, – тебя он выбить не смог!
– Но у меня лопнула подпруга, а это засчитали за поражение…
Я остановился, незамеченный, прислушивался. Гунтер сказал с непривычной для него горячностью:
– Несправедливо засчитали!
– Ну, – донесся философский ответ Ульмана, – правила не мы установили. Думаю, что, если бы подпруга лопнула у него, ты бы громче всех орал, что победу я получил незаслуженно?
Гунтер сказал с издевкой:
– Ты бы точно, как дурак, позволил бы противнику переиграть бой.
– Ну, теперь говорить об этом поздно. В прошлый раз он выбил из седла всех, а прекрасная Гильда была объявлена королевой турнира. Надменная, белолицая. Глазом не поведет, но когда он подъехал к ней за наградой, когда его конь преклонил перед ней колени, она покраснела, как маленькая девочка. И руки дрожали, когда надевала ему на голову венок победителя. Именно тогда и вспыхнула между ними та страстная любовь, о которой потом даже песню сложили…
Гунтер сказал ехидно:
– Смотри не зареви! А то уже голосок дрожит, как лист перед травой…
Я нарочито затопал громче, пошел в их сторону, позвякивая ножнами. Оба подхватились, смотрели с ожиданием и готовностью выполнять приказы. В спокойной стойке Гунтера я угадал профессионализм бывалого воина, хотя и непонятно, как это он мог кого-то выбить на турнире, ведь к участию допускают только дворян не ниже чем в третьем поколении.
– Гунтер, – обратился я к нему. – Насколько я знаю, такие замки не бывают без подземных тюрем, подвалов, пыточных камер. Я угадал? Возьми факел, будешь меня сопровождать. Заодно и покажешь, где они здесь. А ты, как тебя…
– Ульман, ваша милость!
– Ты, Ульман, пока побудь один. Не испугаешься?
– Обижаете, ваша милость!.. После того как вы захватили такой замок, кто сунется?
– А этот повешенный? – напомнил я. – Может, в самом деле не стоило его вешать, но что сделано, то сделано. Так что бди!
– Не беспокойтесь, ваша милость! Муха не пролетит.
Я кивнул, одновременно ему и Гунтеру, каждый понял свое: Ульман бросил ладонь на рукоять меча и принял молодцеватый вид, а Гунтер вытащил из держака пылающий факел. Вопросительно взглянул, я указал идти впереди, он пошел вдоль стены, так мы миновали почти всю северную стену, впереди каменный бортик, за ним еще один, а между ними вниз пошли выщербленные и стертые посредине каменные ступени. Внизу выступила из полутьмы массивная деревянная дверь, окованная крест-накрест широкими железными полосами.
Мои пальцы привычно лапнули рукоять молота, Гунтер покачал головой, я отдернул руку. Глупо, в самом деле, разносить мебель в собственном доме.
– У кого ключ?
– У сэра Галантлара, – ответил Гунтер. Он снял с пояса связку с ключами. – Я с вашего позволения… этот последний ключик снял с шеи господина Галантлара. Ему на том свете не понадобится, ведь замок с собой взять не сумел?
– Открывай, – велел я.
Дверь отворилась на удивление легко, послушно. В лицо не просто пахнуло сыростью, я ощутил, что внизу располагается огромное бесконечное болото с ядовитыми испарениями, по которому шел Данко с пылающим сердцем в руке. Гунтер взглядом попросил у меня позволения пойти впереди, дерзость, конечно, но обстоятельства, я кивнул, не такой уж дурак, чтобы ради престижа ломать ноги в кромешной тьме.
Гунтер спускался на пару шагов впереди, факел бросал зловещий трепещущий свет, тени возникали из ниоткуда, прыгали, метались, угрожающе выставив рога, лапы с острыми когтями, клыки. Ступени вели вниз, вниз, справа и слева скользили мимо и пропадали за спиной блоки серых гранитных стен. Мы опускались, окруженные тьмой, наконец Гунтер приблизился к стене, где торчит чаша светильника, поднес факел. Вспыхнуло, поднялся небольшой, но яркий оранжевый язычок пламени. Он не трепетал, не колыхался, как огонь от факела, тени сразу легли длинные, черные, метнулись по стене и легли впереди нас, в то время как еще две тени, от факела, метались, прыгали, сшибались, жили своей жизнью, от нас почти не зависели.
Я все ожидал, когда же наконец услышу стенания узников, где же казематы, но впереди выросла еще одна дверь, массивная, металлическая. Гунтер долго копался с ключами, сопел и кряхтел, замок поддаваться не хотел, наконец сказал с досадой:
– Ваша милость, ключ подходит, но…
– Что, еще какой-то секрет?
– Да, – ответил он раздраженно. – Похоже, зря спускались. Еще и заклятие наложено. А я с заклятиями не дружу.
Дверь выглядела массивной, очень массивной. Время сверхпрочных сплавов еще не пришло, пока что берут толщиной, эта дверь выглядит пугающе, я еще не видел ее подлинную толщину, но всем телом ощущал массу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
