«Камарилья Проклятых» не чуралась никаких развлечений. Кичась своими декадентскими нравами, «шутовки» курили дорогой табак и пили дешевое вино, устраивали безумные балы, часто заканчивающиеся макабрическими оргиями, употребляли в пугающих количествах любые пьянящие зелья, которые только можно было раздобыть в Броккенбурге, и сочиняли поэмы, безобразные и восхитительные одновременно. Вечно пьяные, беспечные, относящиеся к жизни с легкомысленностью разбойников из Тевтобургского леса, они шлялись где хотели и охотно участвовали во всех авантюрах, которые учинялись поблизости.
Когда-то, едва узнав о «Комарилье», Барбаросса не могла взять в толк, отчего более сильные ковены не покончат с этим недоразумением, порочащим само звание ведьмы. Отчего «батальерки», «бартианки», «волчицы», «воронессы», «униатки» и «флористки» не растерзают беспечных «шутовок», раз и навсегда поставив этих паяцев на место?
Потом сообразила и сама, несколько раз поучаствовав в их кутежах и получив богатую пищу для размышлений. Пусть «Камарилья» и не была грозной силой в университете, не пытаясь тягаться со старшими ковенами и никогда не претендуя на место в Большом Кругу, в ее рядах, среди пьяниц, гуляк и дебоширов, обреталось на удивление много опытных бретёрок, умеющих помахать рапирой и не спускавших никому оскорблений. Оттого «шутих» старались особо не цеплять, да и те обыкновенно не лезли в чужие свары. Погрязшие в удовлетворении собственных похотей, восславляющие искусство во всех его формах, обыкновенно самых беспутных и никчемных, они редко причиняли серьезное беспокойство окружающим.
Кроме того… Барбаросса отняла руку от кастета, но лишь с секундным опозданием, убедившись, что Бригелла по-прежнему безмятежно возлегает на камнях, пуская дымок и не помышляя о нападении. Кроме того, у «Камарильи Проклятых» было еще одно немаловажное достоинство, в некотором роде служившее им защитой. Неизменно оказываясь в центре всех кутежей, скандалов, пирушек, сговоров и проказ, «шутовки» охотнее цацек из фальшивого золота коллекционировали информацию, собирая подчас шикарные коллекции из слухов и недомолвок. Их осведомленность о жизни Броккенбурга иногда могла показаться пугающей — складывалось ощущение, будто на каждой улочке найдется невидимый демон, шпионящий для них и аккуратно доставляющий информацию — кто с кем переспал, кто кому вышиб зубы, кто с кем поцапался или только замышляет…
Бригелла не изменила своему вкусу — облаченная в короткий камзол из какой-то ткани, небезуспешно прикидывающейся шелком, в замшевых кюлотах, почти не скрывающих драных чулок, она выглядела непринужденно и даже как-то по-царственному снисходительной, точно была чертовой графиней этого никчемного куска земли на верхушке горы Броккен. На голове у нее покоился щегольский берет, украшенный не пучком перьев — перья были прерогативой «Вороньей Партии» — но безвкусной брошью в виде алхимического символа платины, и Барбаросса не хотела знать, что это значит.
Ее полумаска всегда нервировала Барбароссу. Вырезанная из дерева, покрытая черным лаком, она придавала безмятежности Бригеллы какой-то зловещий оттенок, точно у скучающего демона. Ни украшений, ни блесток, ни какой-нибудь резьбы — глухой черный цвет, который — вблизи это было отчетливо заметно — даже не был по-настоящему черным. Под полированной черной поверхностью на местах царапин и потертостей были заметны алые разводы цвета старого сургуча. Как если бы мастер, сперва выкрасив маску алым, отчего-то передумал и нанес поверх еще один слой краски, черной, как безлунная ночь.
Может, это и не Бригелла вовсе, а какая-нибудь другая прошмандовка из их стаи, нацепившая знакомую ей маску? Поговаривали, в «Камарилье Проклятых» есть традиция время от времени меняться личинами — не по какой-то причине, а просто так, из свойственной всем «шутовкам» любви к бессмысленному хаосу. Но, присмотревшись, Барбаросса вынуждена была признать, что ошибки не было. Очень уж заметны были на бледном подбородке, выступавшем из-под маски, знакомые ей отметины — поджившие ссадины и синяки, успевшие сделаться желтоватыми пятнами. Хорошо бы и обиды заживали так стремительно, как шкура на молодых ведьмах…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Как ты? — небрежно спросила Барбаросса.
Бригелла улыбнулась. На ее коже не было видно ни шрамов, ни морщин, а сама она выглядела гладкой, как свежий атлас. Она определенно относилась к тем сукам, которых красит улыбка. Но в сочетании с насмешливой театральной маской с носом-жалом эта улыбка производила недоброе впечатление. Барбаросса с удовольствием размолотила бы эту улыбочку кулаком.
— Ты пришла справиться о моем здоровье? Чертовски любезно с твоей стороны, сестрица Барби. Уж после того, как ты угостила меня стилетом в живот.
— Это было шило, черт побери! — прошипела Барбаросса, — Обычное, блядь, сапожное шило! От одной дырки в пузе не умирают.
— Я и не ощущаю себя мертвой, — заверила ее Бригелла, — Хотя, не стану скрывать, кое-что внутри меня как будто умерло в ту ночь. Я буквально чувствовала пятками жар адской бездны.
Зря пришла, подумала Барбаросса, ощущая, как напрягается тело, а пальцы сами тянутся к потайному карману. Зря заявилась в Чертов Будуар, надеясь, будто он сможет решить мои беды, и уж тем более зря осталась здесь, увидев Бригеллу. Эта тварьможет выглядеть расслабленной, как греющаяся на солнце змея, но ты знаешь, как стремительны и непредсказуемы все из их чертового племени. Готова поспорить, ей потребуется не больше четверти секунды, чтобы стряхнуть с себя эту показную безмятежность и вытащить из укромной щели в камне чертов кинжал…
Спокойно, Барби, отдернула она сама себя, ощущая, как теплеет кровь в венах. Спокойно. Про «шутовок» часто говорят, что они без царя в голове, а мозги в их черепах похожи на прилипшую к казанку подгоревшую кашу, вот только инстинкт самосохранения у них обычно работает безукоризненно. Она не станет нападать на тебя здесь. Может, попытается выследить на обратном пути или метнет в спину нож, но здесь — здесь не станет. Здесь они будут мило беседовать, улыбаясь друг другу, точно подружки — таков закон Чертового Будуара.
Они в самом деле славно поцапались две недели назад. И это не было частью застарелой вражды, которая тянется годами, наоборот, все произошло нелепо и случайно, как происходят многие вещи здесь, в Броккенбурге. Просто демоны так неудачно метнули кости. Барбаросса сама уже не помнила подробностей и деталей, она и в истории этой оказалось случайно, не волей желания, а волей обстоятельств.
Кажется, какая-то шлюшка из «Готландских Дев» закрутила роман с местным трактирщиком. Как и все романы Броккенбурга, недолговечный, но бурный и рассыпающий вокруг себя до черта обжигающих искр, как дешевый фейерверк, купленный у подмастерья алхимика. Кого-то предали в лучших чувствах, кого-то опорочили, кого-то по-тихому удавили в переулке за трактиром, словом, все как обычно. Сам Сатана не разобрался бы в том, откуда взялись все действующие лица этой истории и как были связаны, но развязка вышла вполне простой и предсказуемой. Барбароссе пообещали талер за то, чтобы разгромить трактир, а заодно славно изукрасить его обитателей — и она честно отработала эти деньги.
Чего она не знала, так это того, что в чертовом трактире окажется «шутовка» из «Камарильи Проклятых», которая не только не отступит в сторону, как следовало поступить в этой ситуации всякой благоразумной ведьме на ее месте, но и влезет в драку.
Бригелла оказалась опасным противником. Выглядящая легковесной, как пушинка, в своем нелепом и щегольском облачении, она чертовски хорошо владела короткой рапирой и успела доказать это по меньшей мере полудюжиной дуэлей в этом году. Сумей она выхватить свое оружие, Барбароссе пришлось бы несладко. Несмотря на все занятия с Каррион, это оружие было ей совсем не так привычно, как дубинка или кистень. Спас напор, бурлящая в венах звериная ярость, часто помогавшая ей в драках, а еще — сапожное шило, удачно попавшееся под руку. Схватка получилась короткой, жесткой и не оставляющей сомнений в ее превосходстве. Но будь она хоть немногим медлительнее…
