«27 апреля. После трехдневного отдыха настроение улучшилось. Надо кое-что пересмотреть. Кризис, пожалуй, прошел. Отошел и физически и морально. Отдых все же нужен. Наше желание работать встречено положительно. Это радует. Закончили «Испаритель». Снова восстановили установку по технологическим экспериментам «Сплав-01». Запустили. Будет работать шесть суток».
«1 мая. Состоялся разговор с нашими товарищами, которые были в это время на Красной площади — с Филипченко, Джанибековым, Гуррагчой, Ляховым и другими. Мне намекнули об отношениях с ЦУПом. Но ведь я думаю не только о себе, но и о тех, кто пойдет за мной.
В последнее время мы разучились разговаривать по-деловому, трезво и объективно. Все разговоры сводятся или должны сводиться к одному: отлично сделано, хорошо, самочувствие хорошее, будет выполнено и т. д. В этом полете я иной раз пытаюсь что-то скорректировать, имея уже опыт 140-суточного полета. Этого не понимают. Создалось впечатление о нас как об излишне капризном экипаже. Это не так. Просто в силу привычки от нас ждут, что в 100 проц. случаев мы должны кричать «ура!».
Мои требования о некотором изменении программы диктовались нашим общим физическим состоянием, они не должны были восприниматься как какой-то каприз экипажа. Земля нас порой убеждала, что работа-то незначительная. Но ведь до этого все работы на станции к приходу Джанибекова и Гуррагчи были выполнены благодаря неимоверным усилиям. Усталость накопилась сильная. Потом была напряженная работа по ремонту, разгрузке и подготовке к встрече второго международного экипажа. Давление у Виктора доходило до отметок 110/100, а у меня и того хуже — 100/90. За весь предыдущий полет оно было 140/80. К 30 марта — 5 апреля мы почувствовали сильную атрофию, наступила бессонница, а специалисты планировали нам все новые и новые эксперименты. При таких давлениях, врачи подтвердят, головные боли спазматические, их не снять никакими медикаментами. Именно поэтому я просил разгрузить программу, понимая, что впереди был еще довольно длительный отрезок полета и работа со второй международной экспедицией. К большому сожалению, мои доклады об ухудшении состояния экипажа не брались во внимание. Тогда я назвал все своими именами и попросил: дать 3 часа физо в сутки (положено по программе), чтобы остановить быстро прогрессирующую атрофию мышечной системы, улучшить давление и аппетит, самочувствие. Просил дать нам и трехдневный отдых. С трудом, но мы этого добились — отдых нам предоставили. Досадно, что наше откровение и правдивое общение с Землей было не вполне правильно понято.
Если мы будем постоянно петь только хвалебные дифирамбы, то никогда не научимся понимать истинного положения вещей. Я позволил себе говорить правду, так как был в полете не в первый раз, а поэтому мог более или менее реально оценивать ситуацию, не беспокоясь о том, кто и что про меня скажет. Я хотел бы всегда работать ровно, объективно давая оценку себе, технике, всему экипажу. В любом другом случае будет виден только внешний блеск, а на деле — самообман».
«14 мая. В космосе очередной международный! Советско-румынский. Великолепно! Завтра мы их будем встречать. Это моя четвертая встреча: Мирослав Гермашевский, Зигмунд Йен, Жугдэрдэмидийн Гуррагча и Думитру Прунариу. Не здорово ли? С четырьмя космонавтами из социалистических стран пришлось работать на станции «Салют-6».
«26 мая. Программу выполнили. Я счастлив. Готовимся к посадке. Ура! Остальное продолжим на Земле».
Страницы бортовых записей закончились. Перелистывая и перечитывая их, я снова пережил полет. Он был трудным, насыщенным уникальной работой по программе.
Можно было бы не делать комментария, оборвать запись на 26 мая — дне посадки. Но возникнут вопросы. Со страниц дневника видно, что в полете не все шло гладко. Так оно и было. Я повторяю, что космические полеты проходят значительно сложнее, чем преподносят их отдельные журналисты.
Урок жизненной правды дал нам XXVII съезд нашей партии. Поэтому я раскрываю свои сокровенные мысли, которые были только «для себя».
Почему третий полет был трудным? Я долго думал об этом: и на борту, и после посадки. Проанализировав все, пришел к выводу, что в третьем полете я переоценил свои физические возможности. Объявив сразу же после 140-суточного полета, что намерен и дальше принять участие в длительных экспедициях, я тем самым предлагал себя на новые длительные полеты. Провести год на орбите стало моей целью. Однако заявление о необходимости увеличения продолжительности полета до такого срока было преждевременным. Горькую правду я выслушал от Владимира Александровича Шаталова, Георгия Тимофеевича Берегового, Георгия Михайловича Гречко. В деле освоения космоса личное должно быть подчинено общественному, уступать ему первое место.
Вспоминаю и подготовку к этому полету. Летом 1980 года Алексей Архипович Леонов объявил мне о назначении в состав запасного экипажа пятой экспедиции на «Салют-6». В это время конструкторы космической лаборатории тщательнейшим образом проанализировали состояние станции, проработавшей в космосе два года. Специальная экспедиция в составе Леонида Кизима, Олега Макарова и Геннадия Стрекалова должна была выполнить ряд ремонтно-восстановительных работ, обеспечивающих дальнейшее надежное функционирование «Салюта-6». Они это сделали. Подготовка к пятой экспедиции с участием международных экипажей началась. Я готовился один — не было бортинженера. Стал усердно изучать корабль «Союз-Т». Корабль был новый, построенный с учетом новейших технических достижений. Впервые его испытали Юрий Малышев и Владимир Аксенов. Кизим, Макаров и Стрекалов готовились на нем. Мой будущий бортинженер Виктор Савиных был в составе их дублирующего экипажа. Проводив товарищей на орбиту, он в ноябре подключился к подготовке вместе со мной. С Виктором Савиных я был знаком и раньше: он принимал участие в нашей подготовке к 140-суточному полету как специалист в области оптических исследований и испытаний оптических приборов. Спокойный, рассудительный, думающий инженер нравился мне основательностью своих суждений, умением видеть главное. При первой нашей встрече обсудили вопросы предстоящей подготовки и сошлись во мнении, что готовиться будем в полную силу, хоть и являемся запасным экипажем. Первые тренировки на комплексных и специализированных тренажерах дали хорошие результаты. Виктор безукоризненно ориентировался во всех особенностях эксплуатации нового корабля, а я совершенствовался в освоении новой техники. К концу декабря инструктор экипажа стал проводить с нами тренировки по всей программе предстоящего полета. В короткие минуты передышки строили планы на будущее: мы надеялись войти в состав одного из основных экипажей на новую орбитальную станцию «Салют-7».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
