Мойщик машин у меня прикормленный дальше некуда, считай, вторую зарплату от меня получает, так что всегда готов заменить. И сейчас не подводит.
По дороге стараюсь сильно не гнать. Еще не хватало попасть в камеры или быть остановленным гаишником. Подъезжаю к месту уже затемно. Бегу в дом, в последний раз всё оглядываю. Очень-очень скоро эта одинокая обитель заполнится новой жизнью, впитает новую кровь.
О даче полиция никак не сможет узнать, если меня не выследит. Участок оформлен не на меня. Об этом месте вообще никто не знает, кроме моих помощников. Поэтому не боюсь быть здесь найденным.
Когда вижу в окно приближающиеся фары, выскакиваю на улицу. Полминуты и дом на колесах уже подъезжает к крыльцу.
— Она там? — спрашиваю у своих верных стражей.
Старший кивает.
Сказать он ничего не может, у него отрезан язык, а второй вообще немой от рождения. Я специально подобрал таких, не люблю лишних разговоров.
Впрочем, эти двое точно не проболтаются не только потому, что попросту не могут: они мне верны. Верность эту я им отлично оплачиваю, а еще имею на них столько компромата, что даже если хотели бы сдать, то не стали.
Беру у старшего ключи, иду к двери, осторожно открываю, захожу.
Она тут, родимая, лежит на диване. Волосы растрепаны, одежда тоже, в уголках глаз застыли слезы. У меня в груди резко что-то обрывается.
— Тебе что-то сделали? — спрашиваю с надрывом.
Даже если просто ее лапали, руки им поотрубаю, прибью тварей! Трогать ее — мое исключительное право.
Как только Аля меня видит, ее глаза увеличиваются в размерах, с лица исчезает затравленное выражение, девчонка будто оживает.
— Пока ничего не сделали… Антон, ты как здесь очутился? Ты пришел меня спасти? Помоги мне!
Столько надежды в этом голосе, столько мольбы… Мое сердце в буквальном смысле плавится. Я в один прыжок вскакиваю в домик на колесах, подлетаю к ней, помогаю сесть.
— Конечно, я тебя спасу, милая!
Я устраиваюсь рядом, обнимаю Алю, прижимаю к своей груди, и тут у меня буквально глаза закатываются от удовольствия.
«Как же это приятно — просто держать тебя в руках!»
Я думал, что будет хорошо, но ожидания с реальностью и рядом не стояли. Удовольствие словно пронизывает меня насквозь. Если просто обнимать ее так приятно, что же будет дальше…
Нехотя ее от себя отрываю, замечаю, что она снова плачет, улыбается и плачет.
— Я знала! Я верила, что кто-нибудь мне поможет! Пожалуйста, уведи меня отсюда!
Я стираю слезы с ее щек, еле сдерживаюсь, чтобы не впиться в ее губы резким, жестким поцелуем.
— Конечно, уведу, только давай сначала снимем наручники!
Она тянет ко мне из-за спины руки. Достаю ключи, освобождаю запястья. Опускаюсь к ее ногам, освобождаю и их.
А потом она вдруг спрашивает:
— Откуда у тебя ключи?
И как-то сразу всё понимает.
С этой секунды больше не таюсь:
— Говорил же, моя будешь!
Глава 97. Не буди лихо
Тогда же:
Аля
— Моя будешь!
Как только эти слова вылетают из его рта, Закревский резко меняется. С его лица исчезает всякое дружелюбие, он будто маску зверя надевает, а в глазах его плещется столько безумства, что у меня живот от страха сводит.
Он откидывает наручники в сторону и резко бросается ко мне, с силой вминает свои губы в мои, заполняет всё пространство моего рта языком. Боже, какой же он у него огромный…
Я изо всех сил стараюсь его отпихнуть, но у меня не получается, слишком он сильный, слишком большой.
«Вот же засранец! Отказали тебе, так ты решил поквитаться! Сволочь!»
Во мне просыпается такая злость, что хочется откусить его мерзкий язык.
Я уже почти задыхаюсь от его поцелуя. Когда он наконец от меня отрывается, со всей силы бью его кулаком в лицо. Сама не понимаю, как у меня это выходит. Попадаю ему в скулу, но он даже не дергается, похоже, ему совсем не больно. Лишь ухмыляется. Злобно так, самодовольно. Потом хватает меня за запястья, удерживает их в одной руке и берет меня за волосы. С силой тянет вниз, чтобы я запрокинула голову. Приближает свое лицо ко мне, я морщусь от сильного запаха перечной мяты. Ее слишком много в его дыхании, слопал целую гору леденцов от кашля — не иначе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Если ты еще хоть раз посмеешь поднять на меня руку, — цедит он злобным голосом, — я исхлещу твою спину плеткой. И будет очень жаль, потому что у меня на тебя совершенно другие планы!
«Боже! Ты конченый садист!» — ору про себя так, что если бы он мог услышать, наверняка бы оглох.
Я не знаю, зачем я его ударила, на что рассчитывала. Кажется, только взбесила его. Надо быть умнее, терпеливее, ведь я не только за себя в ответе.
Он тем временем продолжает:
— У меня для тебя простые правила: я говорю, ты делаешь. Если не подчиняешься, я тебя наказываю! Мера наказания будет зависеть от степени неподчинения. Нарушишь мои указы во второй раз, я тебя изобью. Я умею это делать так, чтобы ты серьезно не пострадала, но тебе было очень больно… Попробуешь сбежать — я посажу тебя на цепь и относиться буду как к собаке, поняла?
Я судорожно киваю, и только тогда он отпускает мои волосы.
Да, мне всё понятно, понятно до невозможности — передо мной совершеннейший псих! Как-то сразу верю, что он вполне способен на всё, что только что перечислил.
— Но если ты будешь послушной, твоя жизнь будет сносной. Я даже буду тебя кормить и выгуливать…
«В ошейнике?!» — так и хочется мне выкрикнуть, но я приказываю себе молчать.
На всякий случай ему киваю, а он, похоже, только этого и ждет.
— Пойдём! — приказывает коротко.
Про «пойдём» — это он сильно. Мои колени так трусятся, что едва ли смогу сделать шаг, честно пытаюсь встать, но не очень-то у меня выходит.
Закревскому моя беспомощность как будто даже нравится. Он тут же тянется ко мне, берет на руки, зарывается своей звериной мордой мне в шею и, о боже, тихо порыкивает, будто и правда зверь. Мне всерьез кажется, что может укусить. Очень хочется его отпихнуть или хотя бы отодвинуться, но я не делаю этого, терплю из последних сил, позволяю ему эту звериную ласку.
Когда он наконец поднимает голову, взгляд его делается каким-то чересчур пьяным, а голос хриплым:
— Ты боишься меня? Не трясись слишком сильно… Это меня очень возбуждает!
Глава 98. Моя прелесть
Тогда же:
Антон Закревский
Эта самка — просто совершенство! Мне давно нужно было ее забрать. Сколько недель удовольствия я сам у себя украл…
Несу ее в дом. Она трепещет от страха, как ей и положено, а во мне буквально вибрирует удовольствие. Я даже сексом редко наслаждаюсь так же сильно, а тут простой тактильный контакт.
Когда спускаюсь в подвал, девчонка начинает нервничать слишком сильно.
— Куда ты меня несешь?
— В твой новый дом!
— В подвале?!
Явно слышу ужас в ее голосе.
— Тебе там понравится! — уверяю ее.
Не верит, они все поначалу не верят. Но не проходит и недели, как они начинают меня уверять, что это лучшее место на земле. Готовы на всё, что угодно, лишь бы я больше не брал в руки плетку.
Когда включаю внизу свет, она немного успокаивается. Всё же комнаты здесь вполне прилично отделаны и обставлены. Почти что квартира, только без окон.
Я несу мою сладкую добычу в ванну. Для первого раза она должна быть чистой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— У тебя десять минут!
Аккуратно ставлю ее на пол.
Она устремляет на меня свои огромные карие глазищи и спрашивает:
— Зачем я тебе?
— Ты даже не представляешь, сколько у меня этих пунктов «зачем»!
