правда сможешь от нее сбежать?
Я повернул голову и пристально посмотрел на нее. Эйвлин плакала. Слезы текли по щекам. Светлые волосы грязные и растрепанные. А мне она казалась самой красивой женщиной на свете.
— Не умрешь ты, — повторил я, приподнявшись на локте. — И не умрешь потому, что на Небесах есть Бог, и Бог справедлив! Поверьте мне… — Я неуклюже протянул руку, чтобы погладить ее по плечу, и внезапно она упала в мои объятия. Я бережно держал ее, она положила мне голову на плечо, продолжая рыдать в голос, а я гладил ее по волосам и бормотал что-то успокаивающее. Я забыл обо всех своих болячках, обо всех опасностях, и думал только о том, что это один из самых прекрасных моментов в моей жизни.
Глава десятая
Эйвлин так и заснула у меня на руках, а вслед за ней заснул и я. Я не хотел засыпать, потому что хотел вечно держать в руках эту замечательную женщину, и все-таки заснул уже через несколько минут. Разбудили меня лучи закатного солнца и то, что Эйвлин больше не было рядом со мной. Я сел и огляделся. Ни Эйвлин, ни пони. По-моему, волосы у меня на голове встали дыбом, когда я подумал, что леди Моргауза все-таки послала демона за нами. Но потом я спросил себя, а зачем, собственно, демону пони? Нет, наверное, тут что-то другое.
Я встал. Голова все еще болела, но уже не так сильно. Я осторожно потрогал рукой затылок — там нашлась большая шишка с запекшейся кровью. Прикосновение к ней отозвалось во всем теле вспышкой боли. Над большой шишкой располагалась шишка поменьше — ага, это я сам приложился об пол после удара Руауна. А большая — это Медро, если, конечно, он самолично врезал мне по голове. Моя сестра Морфуд всегда говорила, что у меня крепкий череп. Ну что же, это мне на руку, ведь лечить меня некому. А вот как себя чувствует голова Медро после удара поленом?
В кустах затрещало. Я схватился за нож и попятился в тень. Но это оказалась Эйвлин. Пони она вела в поводу. Я вздохнул с облегчением и вышел на открытое место.
— Ты напугала меня! Я проснулся, а тебя нет.
— Не собиралась я тебя пугать. — Она смахнула прядь волос, упавшую на глаза. Разительная перемена! А всего-то надо было умыться, поправить волосы и добавить на платье веточку боярышника! Выглядела Эйвлин прекрасно. — Я водила пони напоить.
— Эй, я тоже умираю от жажды.
— Авось не умрешь. Тут прямо под холмом есть ручей. Пойдем, я промою тебе рану на голове.
Я сделал пару нерешительных шагов вперед. Эйвлин протянула мне руку. Сначала я привязал пони к дереву, а потом уже, рука об руку, мы направились к ручью.
— Ты здорово выглядишь, — сказала я, вспомнив, как нравилось моей сестре, когда ее хвалили.
— Правда? — немножко кокетливо отозвалась Эйвлин. Наверное, в переводе это должно было означать: «Ах, ты заметил?»
— Точно! — уверил я ее.
Эйвлин улыбнулась и поправила цветок боярышника на платье.
Горный ручей шустро бежал по каменистому дну. От холодной воды ломило зубы. После того, как я напился, Эйвлин осторожно промыла мне рану на голове. Я чуть не потерял сознание от боли, но постепенно отдышался. Мы еще посидели несколько минут, глядя на воду и слушая, как она плещется на перекатах. Эйвлин вздохнула и прислонилась ко мне. — Хороший вечер для смерти, — задумчиво произнесла она. — Знаешь, я почти счастлива. Наконец-то я далеко от этой ведьмы. И место такое красивое…
— Опять ты о смерти! Я же сказал, что ты не умрешь!
Она с грустью посмотрела на меня и пристроилась у меня на плече поудобнее.
— Ты не умрешь, — с досадой повторил я. — С какой стати?
— Так сказала моя хозяйка. — Она снова села прямо. А я подумал, что лучше бы она не меняла позу.
— Между прочим, она и мне грозилась смертью, — немножко сварливо напомнил я, — но ты, кажется, не думаешь, что я собрался умирать.
— Так то ты. Ты же целый час сопротивлялся ее заклинаниям. Она-то думала, что легко с тобой управится, а в конце концов так умоталась, что мы сумели сбежать.
— Ну, вот видишь! Может, они не такие уж и сильные, эти ее заклинания?
— Нет, Рис, я видела… — Она помолчала, а потом тихо продолжила: — Я же тебе говорила, что проклята с рождения, а потом я долго служила ей. Для нее убить меня проще простого. У меня-то никакой магии нет. Нечем защищаться. Не то, что ты... Я не сразу понял, что она имеет в виду.
— Если ты про Христа, это же вопрос веры. И у тебя будет защита, если ты поверишь. В любом монастыре, который нам попадется на пути, да просто у любого отшельника, ты можешь креститься. И получишь точно такую же защиту, как и у меня. Может, тогда, наконец, перестанешь твердить о смерти.
— Креститься? Это как?
— Ну, это… — Я вспомнил свои предыдущие попытки объяснить ей суть христианства. — Это такое волшебство, которое освобождает человека от всяких проклятий. Вот.
— Это сложное заклинание? — Эйвлин, похоже, очень заинтересовалась. — А ты не можешь это сделать? Много крови надо?
— Не надо никакой крови, — отмахнулся я. — Наверное, и я мог бы… Но все-таки лучше, если таинство проведет священник.
— Это ваш христианский друид?
— Нет, священник… неважно. Но никакой крови! Все, что нужно, — это поверить во Христа — я тебе рассказывал о Нем, помнишь? А потом священник просто польет тебе на голову воду, и всё.
— Ну, какое же это волшебство?
— Да не волшебство вовсе! Никаких заклинаний. Это, ну, символ такой. Вода означает, что все проклятия смыты. Меня крестили еще во младенчестве. Мама говорила, что я орал, но сам-то я не помню, конечно. А потом я видел, как крестили моих двоюродных и троюродных братьев.
Эйвлин вздохнула и убрала прядь волос с лица.
— Не понимаю, как это поможет мне защититься от моей госпожи. Но если ты считаешь, что это сильная магия, ладно, пусть оно так и
