стал невидимым.
Здесь даже не было магнитно-резонансной камеры. Никакой пользы ни один из сотрудников не принесет, да никто этого и не ожидает, и от постепенного понимания ситуации Беньямину становилось все более стыдно.
Опять, как и вчера, как и позавчера, подул сильный и холодный северный ветер. Весна в Мэне напоминает шведскую – никогда не знаешь, что от нее ожидать. Вспомнил Сундсваль. Ждешь, ждешь мая, вот он наступил, опять похолодало, потом опять стало теплей, потом пошел холодный дождь – а тут и лету конец, куртку так и не успел снять.
Но красиво – что да, то да. Если в Швеции природа красива, то здесь, наверное, еще красивее. Они с Лизой были в этих местах несколько лет назад – решились на автомобильное путешествие. Ночевали в отелях, одну ночь даже провели в хижине на берегу большого озера – прийти в себя не могли от дикой, первозданной красоты. Бесконечные леса, огромные глубокие озера, скалистые берега.
И люди – спокойные, неразговорчивые, с простым жизненным правилом: природа сама знает, как ей выглядеть и как поступать. Пусть она и определяет. Беньямин прекрасно понимал такую установку. И если бы не трагедия абсурда, участником которой он стал против воли, он бы просто наслаждался красотой и был счастлив.
Вот если бы Лиза была рядом… Его жена из тех, кто стоит двумя ногами на земле, – и будет стоять, пока почва под ней не провалится. Жена действовала на него успокаивающе – довольно странный вывод, но так оно и было. Даже новорожденный ребенок и бессонные ночи ей нипочем. Как только Лео засыпал, она устраивала его на груди и дремала сама. Надо успокоить малыша – берет на руки, включает музыку и танцует. Пять минут, десять – ровно столько, сколько требуется, чтобы он перестал пищать. Беньямин как-то предложил нанять няньку, чтобы она могла немного отдохнуть, но Лиза категорически отказалась и сказала вот что: “Еще чего. Как есть, так есть”.
Стакан клюквенного сока, расческа для волос – больше ей ничего не надо; может держать Лео на руках часами. Иногда, к его удивлению, убаюкивала малыша шведскими колыбельными, хотя последний раз слышала их не меньше четверти века назад.
– Ребенок ничего не требует, – иной раз говорила она. – От тебя ему нужны две вещи: время и любовь.
Логика, конечно, незамысловатая, но, возможно, единственно верная. Беньямин восхищался своей женой – настолько, насколько человек может восхищаться другим человеком по причине его абсолютной непохожести. Про него тоже не скажешь, будто он живет в состоянии вечного стресса, но тревожиться ему случается, пусть и по иным поводам. И он довольно быстро после свадьбы определил это различие: ему недоставало ее абсолютной, чуть ли не религиозной веры в тайную мудрость жизни.
А как определить его характер? Реалист – вот, пожалуй, наиболее подходящее слово. Он прекрасно понимал, что большинство самых светлых намерений уходят в песок. Что самые многообещающие проекты заканчиваются провалом – только эти провалы не становятся катастрофой, как в случае с Re-cognize. Группа двинулась вперед слишком быстро. Наверняка уже размечтались о Нобелевской премии – и вот расплата.
Он несколько минут наблюдал за пикирующими чайками, послушал их истерическую ругань. Организаторы, как всегда, не справились с логистикой. Первые транспорты с добровольцами должны были прийти еще вчера, но вечером позвонили: завтра. То есть сегодня. В пять часов.
Беньямин посмотрел на часы – ровно пять. Повернулся и пошел к больнице.
Собственно, идея воспользоваться этой больницей была далеко не лучшим решением. Куда удобнее было бы разместить их в Бостоне. Но в Бостоне, как и следовало ожидать, не нашлось больницы с двумя тысячами свободных коек. И другое соображение: подальше от людских глаз. Проект закрыт – так, по крайней мере, объяснили Беньямину. А если и не закрыт, то прерван на неопределенный срок.
Принудительное лечение. Даже не лечение, а изоляция. Карантин – можно называть и так. Но все старательно избегали произносить это слово – за последние пару лет оно обрело несколько иной, зловещий смысл.
В тоннеле погибло несколько десятков человек, еще больше поступило в больницы с травмами и ожогами. Преступник, Кирк Хоган, не входил в группу добровольцев ни в Бостоне, ни в Нью-Йорке, ему сделали инъекцию в частной клинике в Бангоре в рамках движения “Право на попытку”. Юридические установления касательно этого права означали, что даже не апробированные и еще не одобренные FDA препараты могут быть использованы и на первой стадии клинических испытаний. Каждый человек имеет право на попытку – кто станет с этим спорить? Единственное показание – выраженные признаки болезни. В Бангоре Re-cognize ввели двоим, еще двое использовали свое право на попытку во Флориде. Трое в Коннектикуте. А некий врач в Алабаме ввел препарат пятерым. Это была адова работа – вычислить и найти всех добровольцев, но, кажется, справились.
Беньямин пошел к парковке. Позади здания – окруженный высоким забором двор, у входа – сотни грядок, все цветет, как и полагается в мае.
К главному входу подъехал микроавтобус. Из него выпрыгнули двое – полицейский и охранник. За ними по одному с трудом потянулись старики. Бледные, мучнистые лица. Какая-то старушка еле шла, с видимыми усилиями опираясь на клюку.
Опять налетел порыв ветра. Климат в Мэне не для слабаков. Беньямин остановился. Прямо перед ним села чайка и покачнулась от ветра, словно оступилась.
Сколько же их? Восемь, девять, десять… Беньямин почему-то боялся ошибиться в счете, словно это имело какое-то значение. Старушка с клюкой приподняла плечи и сжалась от холода.
Он зажмурился и не заметил, как к нему подошел широкоплечий больничный вахтер.
– Вам лучше отойти, доктор. – Тон серьезный, ответственный. – Вопрос безопасности.
Беньямин отступил, хотя он и так не мешал процессии. Опять стало стыдно, захотелось убежать подальше.
Значит, именно этих стариков они собираются держать в заключении?
Вопрос безопасности…
Конечно, ему полагалось уже быть на месте, в своем кабинете, но он не мог оторвать взгляда от бредущих к двери стариков. Один охранник впереди, другой замыкает маленькую группу. Оба вооружены. Холодные, настороженные, как и у всех охранников, взгляды по сторонам.
Что за нелепость! Что за абсурд! Неужели они предполагают, что эти немощные старцы способны на побег? Они же еле на ногах стоят после долгой поездки – почти все из Массачусетса.
У одного – в черном, до пола, пальто – совершенно белая, кудрявая, как у Санта-Клауса, борода и маленькие беличьи глазки. Согбенная спина, даже по походке видно, что замерз.
Внезапно выглянуло солнце. В ярких лучах еще очевиднее стало полное отсутствие фантазии у строителей этого корпуса – все симметрично, сплошные прямоугольники. И
