Когда стало ясно, что позитивные намерения перестройки потерпели полное банкротство, а негативные следствия горбачевских реформ стали принимать разрушительно-катастрофический характер, консерваторы из высшего партийного руководства не обратились к широким слоям населения или хотя бы к массам рядовых членов партии. Они пытались действовать закулисными методами, как заурядные работники бюрократического аппарата, волею исторической случайности получившего название коммунистического.
Большинство партийных функционеров поддержали исключение из Конституции СССР пункта о руководящей роли КПСС, о ликвидации монополии КПСС на власть, о допущении многопартийности. Большинство поддержало горбачевцев на съезде КПСС, когда из руководящих партийных органов изгонялись консерваторы во главе с Лигачевым. Никто из работников партийных комитетов не оказал сопротивления, когда начались их погромы. Из партии стали выходить десятки и даже сотни тысяч ее членов, причем самых карьеристичных, в свое время преуспевавших за счет своей партийности и сделавших карьеру даже в партийном аппарате.
Члены ГКЧП, сделавшие неудачную попытку остановить движение страны к катастрофе в августе 1991 года, пришли к высшей власти как реформаторы, как члены клики Горбачева. Будущие противники клики Ельцина во главе с вице-президентом Руцким и Председателем Верховного Совета РФ Хасбулатовым защищали Белый дом от путчистов в качестве активных членов ельцинской клики. Руцкой лично арестовывал члена ГКЧП Крючкова, бывшего председателем КГБ СССР. Всех их с одинаковым правом можно считать коммунистами. И всех их бессмысленно считать коммунистами.
Бывшая партийная элита молниеносно «перестроилась» в директоров частных и совместных предприятий, учредителей банков и бирж, используя свои номенклатурные связи. Им ничего не стоило поменять традиционные портреты Маркса и Ленина в своих кабинетах на знаки своих новых фирм. После роспуска КПСС многомиллионная армия членов КПСС без единого протеста признала это как заурядный факт текущей рутины.
В руководстве нынешних коммунистических партий нет ни одного партийного лидера, еще недавно мелькавшего на экранах телевизоров и в прессе, нет ни одного члена Политбюро и ЦК КПСС. Их место заняли люди, пришедшие снизу. Эти партии мало что общего имеют с прежней КПСС. О каком тут коммунизме может идти речь, если один из лидеров этих «коммунистов» счел необходимым для России следовать формуле «Самодержавие, православие, народность»! Эти партии не поддержали восстание Верховного Совета против ельцинской клики в сентябре – октябре 1994 года, приняли участие в референдуме по поводу явно антикоммунистической Конституции и в выборах в Государственную думу. И это – после кровавых событий 3–4 октября!
Весь поток антикоммунистических и антисоветских помоев был начат по инициативе идеологического аппарата КПСС. Один из лидеров советской идеологии, А. Яковлев стал ведущим антикоммунистом, молниеносно изменив свою позицию на противоположную.
Участники демонстраций и митингов с красными знаменами и портретами Ленина и Сталина в большинстве вообще не были членами партии и тем более партийными работниками. Это были в основном люди, больше всех пострадавшие от кошмара горбачевских и затем ельцинских реформ. Защитники Белого дома и жертвы его обстрела вообще не имели никакого отношения к коммунистам.
Нет надобности продолжать. Реальные факты буквально вопиют о том, что слово «коммунисты» не дает абсолютно ничего для понимания советского общества и всего того, что с ним стало происходить начиная с 1985 года. Оно лишь вводит в заблуждение. А в западной идеологии упорно навязывают этот идеологический штамп, боясь того, что отказ от такого рода средств обмана может обнаружить неприглядную истину событий в России и неприглядную роль Запада в них.
Раскол реформаторов
С самого начала своей деятельности горбачевская клика проявила половинчатость, непоследовательность и нерешительность в проведении провозглашенных реформ в жизнь. Это было обусловлено не столько личными качествами Горбачева, сколько свойствами реформируемого общества, возможностями власти и характером предпринимаемых преобразований. В силу этих условий лишь разрушительная часть перестройки могла быть успешной. Что же касается ее позитивных намерений, они не могли удаться при любых реформаторах. Сначала виновников этого видели в консерваторах. Но вот консерваторов сбросили с высот власти, а также и на более низких уровнях. Никаких помех для успеха преобразований вроде бы не стало. А успехов все равно не было. Естественно, теперь виновных стали искать среди тех, кто оказался на правом фланге правящих сил, – среди умеренных реформаторов, возглавлявшихся Горбачевым. Наметившееся с самого начала различие умеренных и радикальных реформаторов теперь должно было по законам политической борьбы за власть дойти до их раскола и противопоставления как новых консерваторов и последовательных реформаторов. Так это и случилось. Лидер радикалов Б. Ельцин и ряд других радикалов, занимавших высокие посты, вышли из КПСС. Ельцин сделал это в духе современной склонности к мировым сенсациям, то есть демонстративно на XXVIII съезде КПСС.
Поскольку консерваторы стушевались, главным объектом нападок со стороны радикалов стали горбачевцы и особенно сам Горбачев. Он становился самой ненавистной фигурой в стране. Став Президентом Российской Федерации, Ельцин вообще сделал основой всего движения радикалов (демократов) борьбу против центрального правительства и борьбу за свержение Горбачева, дабы самому занять его место лидера перестройки. Борьба за личную власть на высотах власти затмила собою проблемы, из-за которых вроде бы затевалась перестройка. Началось заметное оживление консерваторов и явное поправение горбачевцев. Его непоследовательность и нерешительность стали очевидны для всех. К концу 1990 года многие стали констатировать эволюцию Горбачева в сторону консерватизма, которую на Западе стали расценивать как движение к диктатуре. На заседании Верховного Совета СССР 22 апреля 1991 года глава правительства Павлов изложил программу выхода из кризиса, которая была очевидным образом сходна с программой консерваторов (ограничения приватизации, например).
Пленум ЦК КПСС, состоявшийся 24–25 апреля 1991 года, обнажил ту расстановку политических сил в стране, какая тут имела место с самого начала перестройки: консерваторы, радикалы и центристы. Горбачев определил свою позицию как центристскую, назвав позицию консерваторов правым авантюризмом, а позицию радикалов – левым авантюризмом. Очевидно, школа комсомольского активиста в сталинские годы и партийного функционера в брежневские годы не прошла даром!
Пленум констатировал факт катастрофического состояния страны и признал, что причины его кроются не только в наследии прошлого, но и в «просчетах» политики перестройки. Хотя пленум подтвердил приверженность партии перестройке как курсу на обновление общества, было очевидно, что в стране наметилась сильная тенденция к контрперестройке. Это не ускользнуло и от внимания западных дирижеров советской перестройки и вызвало тревогу. Горбачев в телефонном разговоре с президентом США Бушем заверил его в твердости своего намерения продолжать прежний курс. Заверил, как в свое время заверял партию и правительство преданно служить делу коммунизма. Но это уже не могло ввести в заблуждение его западных хозяев.
Со временем, я уверен, все материалы, касающиеся событий в Советском Союзе в рассматриваемый период, будут преданы гласности, и на Западе будут гордиться тем, что львиная доля в их организации принадлежала западным политическим стратегам и соответствующим службам. Но на основании тех материалов, которые доступны уже сейчас, можно с большой степенью уверенности сказать: эти силы Запада подготовили беспрецедентную, крупномасштабную провокацию, которая проявилась в событиях 19–21 августа 1991 года. Цель этой провокации была вынудить тех людей в советской системе власти, которые были склонны остановить губительный для страны процесс преобразований, к такому открытому выступлению, которое дало бы возможность легко разгромить их и скомпрометировать их в глазах мирового общественного мнения, установив на этой основе политический режим, который довел бы разгром страны до конца.
Август 1991
В Москве 19–21 августа 1991 года была предпринята попытка государственного переворота. Когда она началась, западные средства массовой информации немедленно окрестили его как путч. Слово «путч» в сознании западных людей вызывает вполне определенную картину: кучка заговорщиков, используя вооруженные силы, устраняет законное правительство и захватывает власть в свои руки. В данном случае ничего подобного на самом деле не было. Было нечто иное, что не укладывается в рамки привычных пропагандистских и журналистских штампов. Слово «путч» было пущено в оборот не приверженцами беспристрастной истины, а участниками одной из политических сил, кровно заинтересованных в дискредитации тех, кто рискнул пойти на переворот.
