alt="" src="images/image221.jpg"/>
149 В конце абана, Божественного месяца, сего года, что соответ
ствовало началу раби ял-яввяля 969 г.х. (ноя брю 1561 г.), Шамс-ад-дин Мухаммад-хан Атка, возвышенный титулом Аазим-хана, прибыл из Оенджаба и засвидетельствовал почтение. Он исполнил предначертанное поклонение6 под видом служения своему духовному и мирскому владыке. И поднес великолепные дары, соразмерные его преданности, и был возвышен великими милостями Шахиншаха. Он отдал распоряжения по политическим и финансовым делам и решил вопросы, касающиеся войск и мирного населения, в соглааии с co0cтпвиIIOIM здравым суждением. Махам Анага, которая из-за своей превосходной службы, глубокой мудрости и непоколебимой преданности считала себя, по сути, первым министром, осталась этим недовольна. Также и Мупим-хан Хан-ханан, официально бывший вакилом и восседавший на маснаде в качестве такового, был этим внутренне опечален. Где же здравомыслие, независимость ума и нерасположение к мирским делам, которые помогли бы увидеть в присутствии мужа, принявшего и воз-
дожившего на свою голову бремя мирских забот, великий дар Аллаха и то, за что следует испытывать благодарность, — дабы, когда Хан Аазим в своем прямодушии и верности выполнил службу Его Величеству, Муним-хан и Махам Анага взглянули бы на него как на [ниспосланного ] Аллахом помощника и вознесли бы из глубины своих сердец хвалу за сей дар, вместо того чтобы так печалиться и досадовать? Ибо в преддверии праведных деяний истинная заповедь, одобренная и мудрецами, гласит, что человеку следует хранить связз с внешними делами до тех пор, покуда не появится другой [лтуж], способный взять на себя заботу о них, и задача угождать повелителю управлением делами будет доверена ему действиями, a his словами. Когда человеку дают понять языком действий, что его служба возложена на другого и на сцену вступил слуга, ставший главным распорядителем, досадовать неразумно. Подобным поведением человек позволяет [недостойным] желаниям ов^^^^е?лтз собой. Более того, это означает повергнуть себя и нанести себе вред собственной рукой.
Одним из облагораживающих событий судьбы Шахиншаха, оказавшихся в тот год снадобьем для глаз прямодушных, устремленных к благости, стало то, что Чунар, бывший неприступной крепостью, перешел под власть царских слуг. Воистину редко он попадал в руки принцев силой оружия или избытком хитрости. Ибю вследствие высоты и мощи [стен] рука внешнего врага не в силах достать его, а благодаря изобилию пищи и воды засевшие внутри не зависят от внешнего мира. Вот краткий рассказ об этом событии. Когда сын Адили стал скитальцем в пустоши погибели, крепость Чунар, бывшая его оплотом, перешла в руки некоего Фатту7, принадлежащего к его клану (хасахейл). Он сделал сию неуязвимую твердыню своим пристанищем и постарался у:кре:^и'^:ь ее. После того как знамена удачи возвратились от города Карра и утвердились в Агре, Ходжа Абд-ал Маджиду Асаф-хану поручили взять крепость. Поскольку Фатту не был лишен некоторых верных представлений и доли здравого смысла, он понял, что день возражения афганцев нааттл, и поттму выслал множество людей изъявить его покорность. Смиренно передал мироохрааяющему Двору, что если шейх Мухаммад8 возьмет его за руку и приведет, дабы [он] облобызал порог удачи, то, разумеется, он с успокоенным разумом передаст крепость людям царя и привяжет себя к подпруге удачи Шахиншаха. Его просьба была принята, и шейх, согласно возвышенному повелению, отправился и, передав царскую благожелательность, привез того засвидетельствовать почтение. Чело его удачи прояснилось преююнением колен при Дворе оплота мира. Его Величество возвысил его милостями и дал ему положение амира. Хасан Али-хан Туркаман был назначен управителем крепости.
150
Среди происшествий того времени значилось и то, что Его Величество Шахиншах сел на слона Хаваи9 и повел его в битву. Жизнеодаряющий и мироукрашающий Творец каждодоевно возвышал ступени его величия всё новыми средствами и новыми лучами и сделал духовные и физические совершенства этого неповторимого [мужа] Двора единения зримыми для пооерхпостпых и недалекки. Хедив Века довольствовался внутренним воздаянним пf)хзIIеаeлыюс-ти и продолжал носить завесу над своими поступками. Всякий раз, когда Божественный промысел прeдписывлл убрать покров с его мироукрашающей красоты!, Его Величество проникающим вглубь размышлением ткал новые, еще более прекрасные и чудесные покровы. Он был одновременно созерцателем свода Божественных начертаний и управителем мира в согласии с лучшими законами. Втайне он испытывал искренность, широту ума и способность людей к делам, внешне же казался поглощен охотой и поединками слонов — что iгевеждаз! считают проявлением пренебрежения к заботам ве.£^хггвю:^^ власти, однако мудрые рассматривают как вершину практических умений. Среди тех самых забав, кои ввели повeрхоостных в это заблуждение, имелись некие дея ххя , которые вывели сих повертхюстхых прочив их воли на дорогу преданности и сделали их путниками на стезе истинного знания. И среди них — следующее необытчайное собхгтиe. История сего назидательного случая, раскрывающего восприятию разума, такова. Слон Хаваи был могучим животным и входил в [число] особых слонов. По своей неистовости, свирепости он соперничал со всем миром. Сильные и опытные погонщики, которые провели долгую жизнь, управляя по-151 добными слонами, с трудом садились на него; так что же могли они
поделать, чтобы заставить его сражаться? Сей царстеeннхIЙ наездник равнины храбрости и охотник на тигров в чаще отваги однажды без
колебаний поднялся на этого слона, [когда тот находился ] на вершине ярости, на площадке для поло, что он устроил для своего удовольствия за пределами крепости Агры, и удивительно управлял [им]. После чего направил его на слона Ран Багха, почти равного ему по качествам. Верные и искушенные, присутствовавшие [там], оказались в состоянии, никогда прежде ими не испытанном.
Поскольку придворные, очевидцы этой тревожной сцены, были взволнованы ее продолжительностью и не могли возразить, им всем тотчас пришло в голову, что лекарство будет найдено, если привести Атага-хана, первого министра, и тот мольбами и настойчивыми просьбами сумеет отвратить Его Величество от этой ужасной затеи, созерцание коей превращало желчный пузырь львиных сердцем в воду. Когда смятенный Атага-хан прибыл и увидел положение дел, то выпустил из руки своей нить терпения и обнажил голову. Он возопил и запричитал, словно притесняемые, молящие о справедливости. Великие и малые воздели руки мольбы, прося Аллаха о невредимости сей свя щепной особы, являющейсс осноовймииа испокойсттия человечества. Как только Его Величество заметил смятение Атага-хана, он обратился к нему: «Не стоит причитать — и ecс^]я ты не прекратишь, я прямо ссййас брошусс со слоин». Коо да Аттга-хап понял, что Его Величество непоколебим в своем решении,
