Карфангер невольно протер глаза.
- Черт подери! Это не наваждение! Ну конечно, это Юсуф ибн Морад!
Между тем бой окончился. В трюме "Леопольда Первого" уже сидели около шестидесяти пиратов, охраняемых солдатами, и без малого сотня освобожденных испанских моряков суетилась на палубах отбитых галионов, которые теперь вместе с гамбуржцами могли продолжить плавание в Кадис, начатое в составе одного из испанских "серебряных" флотов по ту сторону Атлантики. Правда, своим ходом галионы двигаться были не в состоянии, пришлось "Дельфину" и "Малышу Иоханну" взять их на буксир. Отдельно от пиратской шайки поместили Юсуфа ибн Морада, также приставив к нему надежную охрану. Ощупывая туго перевязанную правую руку, рейс горестно вздыхал: этой руке вряд ли придется когда-нибудь держать саблю. Что касается самой сабли, то она в этот момент лежала на столе в каюте Карфангера, а возле стола стоял тот самый молодой стрелок, только что доложивший адмиралу подробности поимки капитана пиратов.
- Ты имеешь чин фельдфебеля, не так ли, Хайне Вредэ?
- Так точно, господин адмирал!
Карфангер поднялся, взял со стола саблю и протянул её стрелку:
- Держи! На память о сегодняшнем дне и в благодарность от меня. Желаю тебе и впредь храбро исполнять свой долг, капрал Хайне Вредэ!
От радости и смущения молодой человек не мог вымолвить ни слова. Карфангер похлопал его по плечу и спросил, где он научился так метко стрелять? Хайне Вредэ, осмелев, рассказал о том, как его отец, крепостной крестьянин, раздобыл этот без промаха бьющий мушкет во время великой войны, и он, Хайне Вредэ, отгонял с его помощью диких кабанов и оленей от их поля, чтобы они не истребляли посевы. Постепенно он научился не только пугать, но и попадать - в оленя или кабана, а порой и в волка, пытавшегося утащить овцу из стада. Понемногу слухи о метком стрелке дошли до помещика, тот пришел в ярость и приказал немедленно схватить ослушника - охота в барских угодьях запрещалась под страхом смерти. Хайне Вредэ не стал дожидаться, пока его постигнет эта участь, и подался в Гамбург, где нанялся солдатом в городскую стражу. Там он ещё лучше набил руку в стрельбе, а когда стали набирать абордажную команду для конвойного фрегата, он оказался в её рядах.
Карфангер ещё раз поблагодарил новоиспеченного капрала и тот, отдав честь, поспешил к своим товарищам.
- Вы умеете достойно наградить бравого солдата, господин адмирал, заметил дон Мигель Альфонсо де Эррера, сидевший на почетном месте за столом. Благородный идальго вновь обрел свои пышные одежды, в свое время отобранные пиратами, а вместе с ними и изысканные манеры испанского гранда. - Я не сомневаюсь, что его величество король Карл II пожелает отблагодарить вас за этот благородный поступок, о котором я намереваюсь доложить при дворе сразу по прибытии.
Только теперь выяснилась цена одержанной над пиратами победы: оба галиона были нагружены золотыми и серебряными слитками, предназначавшимися для королевской казны.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Кадис приветствовал спасителей галионов "серебряного" флота раскатами орудийного салюта, звуками труб и громом литавр. Нескончаемые приемы, торжественные обеды и балы... Карфангер и его офицеры целыми днями не снимали парадной формы. Губернатор, епископ, алькальд, адмиралтейство, старейшины купеческих гильдий, судовладельцы - все старались не упустить возможность ухватить что-нибудь от блеска празднеств и торжеств.
Гамбургских матросов и солдат повсюду принимали с распростертыми объятиями - в тавернах и кабачках, в хижинах рыбаков и моряков. Народ радушно встречал победителей пиратов, и вовсе не из-за спасенного золота и серебра. Что бедным рыбакам и матросам, уличным девушкам и трактирщикам, ремесленникам и служанкам в домах богатых господ до сокровищ королевской казны! Если она пополнится новым слитками серебра и золота - разве уменьшатся от этого хоть на сантим налоги и всякие прочие поборы, разве перестанут они жить впроголодь? Нет, простые люди чествовали гамбуржцев как спасителей их отцов и сыновей, женихов и братьев, мужей и кормильцев.
В один прекрасный день на борт "Леопольда Первого" прибыл дон Мигель Альфонсо де Эррера с посланием от его величества короля Карла II, в котором говорилось, что король желает дать аудиенцию храброму адмиралу Беренту Якобсону Карфангеру.
Пришлось Карфангеру вновь облачаться в парадный адмиральский мундир и опоясываться почетной серебряной шпагой. В королевской карете, запряженной четверкой вороных горячих андалузских коней и сопровождавшейся эскортом из двенадцати рейтаров королевской лейб-гвардии, отправился он в Севилью, где едва достигший тринадцати лет мальчик-король ожидал своего гостя. Его мать Анна Австрийская не разрешила дать официальный прием в честь этого адмирала еретиков и толстосумов, согласившись лишь на аудиенцию без каких-либо пышных церемоний.
Наконец колеса королевской кареты загромыхали по вымощенному камнем двору севильского замка. Сквозь строй почетного караула дон Мигель провел своего спасителя в королевский зал для приемов. Юному королю нестерпимо хотелось вскочить со своего пышного трона и броситься навстречу вошедшему адмиралу, однако негромкое покашливание королевы-матери удержало его от этого безрассудного поступка. Мальчик-король мог всего лишь попросить отважного адмирала рассказать о перипетиях недавнего морского сражения.
- Да-да, расскажите нам вкратце обо всем, - Анна Австрийская давала понять, что длительная аудиенция нежелательна.
По окончании повествования юный король надел на шею спасителю своих сокровищ почетную золотую цепь с золотым медальоном, на котором было выбито: "В награду за заслуги". Затем король спросил адмирала, нет ли у него особых желаний. Карфангер попросил разрешения оставить пленных пиратов на "Леопольде Первом", передав их тем самым городу Гамбургу.
- Извольте, если вам угодно, - милостиво согласился король. До сих пор ему не пришло в голову хотя бы словом обмолвиться о гамбургских моряках и солдатах, рисковавших жизнью за его золото и серебро. Их величества в нескольких словах поблагодарили гамбургского адмирала лишь за спасение дона Мигеля, на этом аудиенция окончилась, чему Карфангер в глубине души был весьма рад.
На закате дня он вернулся в Кадис, крайне утомленный путешествием, и попросил доставить его прямиком в порт. Но не успел он выйти из кареты, как вокруг столпился народ, и зазвучали возгласы "Виват!" и "Гип-гип ура!". Народ поднял Карфангера и понес на плечах к пирсу, где его дожидалась шлюпка с "Леопольда Первого". Тронутый их искренним чувством Карфангер в глубине души даже пожалел, что получил в награду золотую цепь от короля, а не от этих простых людей, встречавших его с таким восторгом.
"Легче сто пятьдесят дней болтаться по волнам, чем проехать по суше сто пятьдесят миль", - последнее, о чем он успел подумать, засыпая в своей каюте.
На другой день после завтрака весь экипаж "Леопольда Первого" собрался на палубе слушать воскресную проповедь. Корабельный священник уже подошел к трапу, ведущему на квартердек.
- Что вы сегодня избрали темой вашей проповеди, святой отец? - спросил его Карфангер. - Вероятно, вы намереваетесь служить благодарственный молебен?
- Прошу меня извинить, господин адмирал, но я выбрал иной текст, возразил пастор Гайберман. - В ходе этого плавания я с прискорбием обнаружил, что команда закоснела в грехе, и посему считаю целесообразным... - он запнулся, подыскивая нужное слово, но оно все ускользало, и Карфангер решил ему помочь:
- Значит, вы собираетесь читать нам из третьей книги Моисея?
- Во всяком случае я не собираюсь читать мораль, - ответил преподобный Гайберман и полез на квартердек.
Свою проповедь священник начал с прославления вольного города Гамбурга и благословления его почтенного купечества, ведущего торговлю чуть ли не со всем миром. По морским дорогам в Гамбург стекаются золото и серебро из Гвинеи, Испании и других стран, медь и железо из Швеции, олово из Англии. Чудесные заморские фрукты: померанцы, лимоны, гранаты, миндаль, финики, инжир и изюм привозят в трюмах корабли из Испании, Португалии и Франции. Из Голландии, Испании и других стран прибывают сахар и корица, перец и имбирь, гвоздика и шафран, рис и кардамон, мускат, ладан и мирра. Англия и Голландия поставляют шелковые, льняные и шерстяные ткани.
- И все это изобилие - Хилостью Божией! - вещал Гайберман. - О, Господи, несть числа богатствам твоим!
Священник сделал паузу, чтобы перевести дух; Бернд Дреер склонился к Михелю Шредеру и прошептал ему на ухо: - Приготовьтесь, сейчас он скажет: "Но с другой стороны...". Бьюсь об заклад - вторая часть проповеди будет интересней.
- Но с другой стороны, - воскликнул священник, - Гамбург есть истинный Вавилон, средоточие греха! "Большие города - большие прегрешения", гласит поговорка. Истинная сущность Гамбурга берет начало из скверных источников, а именно из лицемерия и гордыни, жадности и ростовщичества, воровства и несправедливости по отношению к ближнему. Пусть и найдутся среди его жителей достойные похвалы за подаяния бедным, однако гораздо более вы встретите таких, которые ничего не воздают Богу, а к тому же ещё высокомерны и алчны. И многие из-за ненасытной жажды обогащения забывают о смирении и кротости, о коих говорится в Писании. Деньги - вот душа Гамбурга! Деньги превращают мошенника в честного и достойного бюргера - но только не перед ликом Всевышнего! Вглядитесь в облик Гамбурга - и убедитесь, что он недалеко ушел от Содома и Гоморры...
