— Шальная она, леди Ирэн. Смыслит мало – говорит много, чего нового узнать – ей не надобно, зато вон Саймусу изо всех сил глазки строит…
Ирэн насторожилась. Саймус – один из служителей отца Клавдия, тот, что покрепче телом и подпевает святому отцу во время молитвы. Не красавец, конечно, но и не урод. А нижние чины церкви могли и в брак вступать. Похоже, именно на это и рассчитывала Юста. Но именно эти сведения стали последней каплей – в башню Ирэн запретила её пускать и велела до родов оставить акушерку в покое. Просто, чтобы не обижать лорда-отца. А после родов вернут красавицу по месту жительства. Не нужен Ирэн такой медик рядом. Зато нужно искать ученика старой Марше. Она и действительно не молоденькая.
Роды леди Ирэн начались в двадцать второй день месяца Новембера, ближе к полуночи. В соответствии с её приказом, из башни немедленно удалили всех посторонних и дверь заперли на надёжный засов. Вход в башню с улицы охраняли гвардейцы короля.
Стерилизованные простыни были вынуты из тканевой обёртки, в котлах грели воду, старая Марша принесла с собой травы и настои и третий раз намывала руки с мылом. Смущал Маршу только один факт – леди потребовала поверх своей одежды натянуть всем какие-то странные хламиды и подвязать волосы. Ну, да и бог с ней, у беременных ещё и не такие прихоти бывали. Не первые роды Марша принимает, справится, с божьей-то помощью… А ворчала она себе под нос скорее от волнения. А хламида… Да пусть будет, глядишь, свою одежду все сберегут, пятен на ней не будет. Да и не мешает одёжка эта – свободная, да и завязки на спине… Пусть уж будет…
Ирэн очень мало знала о родах. Так, где-то что-то слышала. Единственное, что она знала точно – чистота нужна в первую очередь. А дальше всё в воле случая. Она, признаться, несколько испугалась, когда около полуночи у неё начались схватки, но, вспомнив о том, что женщины рожали и до неё, немного успокоилась. Кроме того, когда схватки стали совсем пугающе-сильными, Анги взяла госпожу за руку и, приговаривая: давай-давай, тужься, миленькая, тужься… сыграла роль сильного успокоительного. Всё же, не совсем одна Ирэн в этом мире.
С первыми лучами солнца леди родила крепкого голосистого мальчишку… Суетились Анги, Хильда и Марша, обмывали тело Ирэн, выносили грязное тряпьё, перестилали постель. Леди и сама периодически закрывала глаза и впадала в полудрёму. Только небольшой свёрток на соседней подушке кряхтел и повякивал, являя миру недовольство. Наконец, суета вокруг роженицы закончилась, и леди, развязав широкий ворот тонкой сорочки, приложила к груди малыша. Своего сына, который, вот честное слово, стоил всех перенесённых мук и бед.
— Я назову тебя Артур, малыш. И когда вырастешь, я обязательно расскажу тебе сказку про короля Артура и рыцарей круглого стола.
Юному Артуру все эти легенды были глубоко безразличны. Закрыв глаза, он с удовольствием посасывал молоко, периодически приоткрывая один глаз и проверяя – точно ли, что ещё много осталось? Пелёнки были тонкими и тёплыми, еда – вкусной, запах матери – успокаивающим. Какая разница, что будет потом, если сейчас уже всё хорошо?!
10
Прошло почти два года.
Многое изменилось за это время в славной Англитании. Без конца вспыхивали грязные скандалы, то в одном краю страны, то в другом. Сплетни лесным пожаром носились из конца в конец благословенных земель:
— … в земелях Глокстеров, представляете? И так и нашли его в постели с двумя служанками. Не святой отец, а развратник!
— Это что, миледи! В прошлом месяце, вон, из замка Аронган святой отец отличился – пытался старшего сына барона в прелести мужской любви посвятить… Просто отвратительно, как их земля носит, таких?! И ладно бы, к сыну серва приставал, а то ведь – к наследнику замка! Сказывают, барон его лично кастрировал…
— …и тут, лорды, граф приказал проверить, а куда это его подарки подевались. И что вы думаете? Святой отец лично отнёс их в лавку менялы! Чаша золотая для причастия, потир священный – в лавке менялы! Конечно, все мы люди, но священник, торгующий церковной утварью – это, признаться, просто конец света! А ведь Кромберленды, вы же все знаете, всегда поддерживали Святой Престол! И вдруг такая грязь на имени Святой Матери-церкви, и где?! В их главном храме!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
—… и допился до того, мой друг, что голый скакал на улице и видел чертей в церкви! Вы же понимаете, что такого граф Вирджский ему спустить не мог!
— …а она прямо обвинила его в клятвопреступничестве! И оказалось, что, когда договор они заключали, у неё за ширмой сидели два достойных уважения свидетеля! И они все подтвердили! Конечно, его сослали в монастырь, но думается мне, мало за такое монастырской тишины и покаяния…
Каждые несколько недель то на севере, то на юге страны вылезала на свет какая-то грязная история с участием святых отцов. Эдуард Красавчик уже дважды писал папе Клементину, призывая его очистить ряды священнослужителей от мерзости и скверны. Но последний случай, который произошёл прямо во дворце, всколыхнул всю страну.
Служитель кардинала Скорцио, некий Джиованно, попался на краже документов из королевского архива.
Разумеется, его величество не стал церемониться, и означенного Джиованно допросили королевские палачи. И, хоть кардинал и Скорцио отрицал, что давал такое поручение своему служке, слушать его уже никто не стал. Кардинал был с позором выслан из страны, а король собирал палату пэров на два месяца раньше обычного.
Многие пэры понимали, что Эдуард V призывает их для принятия решения о дальнейшей судьбе королевских войск. На данный момент, большая часть лордов-пэров уже была согласна с тем, что лучше кормить сотню-другую королевских гвардейцев, которые будут защищать замок наравне с солдатами, чем ждать нападения со стороны соседей. За два года те замки, что приняли отряды на постой, ни разу не подвергались осаде. Мира хотели все. Некоторые догадывались, что будут подняты и вопросы церковного права в стране. Единицы понимали, что Святая церковь доигралась. Но никто пока не знал, какое решение принял король.
Даже до глухого уголка, где жила леди Ирэн, сплетни долетали с завидной регулярностью. То приезжали в замок торговцы привозными диковинками и рассказывали о скандале, то бродячие менестрели находили приют на замковой кухне и в благодарность за еду и тёплый ночлег с удовольствием посвящали горничных и поварих в перипетии любовных страстей святых отцов.
Отец Клавдий последнее время совсем затих. Вяло вёл утренние молебны, во время исповеди глаза его не горели дружелюбием и любопытством. Один из его служителей куда-то исчез из замка, а второго редкий день видели трезвым. И пусть Ирэн лично распорядилась выдавать церковникам вино по первому требованию, в глазах прислуги это служку не обеляло.
Когда до замка добрались королевские гонцы, привезшие письмо капитану Весту и приглашение для лорда-пэра замка Мораго посетить к первому числу месяца Аугуста палату пэров для принятия решения, Ирэн поняла, что время настало. После очередного скандала с Ричардом, когда он орал, что не смеет жена заменять его в палате пэров, леди отправилась в столицу. К большому удивлению всей прислуги и самого отца Клавдия, его она забрала с собой. Охраняли обоз королевские гвардейцы и ещё десяток солдат под командованием капрала Тоуна. Капитан остался оберегать замок. Именно этот приказ он получил в письме.
Весь первый день дороги Ирэн откровенно продремала в собственной карете – слишком хлопотными выдались последние недели. Месяц назад она лично сделала прививку коровьей оспой малышу Артуру. Естественно, что сын капризничал и не слишком хорошо себя чувствовал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Первую прививку она сделала сама себе почти сразу после родов. Потом, где уговорами, где лестью, а где и прямым приказом проделала эту операцию с Анги, с подросшим Мэтти, с Хильдой и Итаном, и так, понемногу расширяя круг, вовлекла в это дело почти весь замок. Хотя многие солдаты отказались наотрез. И тут она наткнулась на дикое противодействие не только капитана Веста, но и Ричарда с отцом Клавдием. С женской прислугой было несколько легче. За прививку леди давала пару медных монет, и женщины, в большинстве своём, поколебавшись – соглашались. Тем более, что привитых вокруг было уже много, все живы-здоровы, так что страх отступал, хотя недоумение оставалось.
