— Нам лично повидать ее охота, — ухмыльнулся тот.
— Спит еще, — с возрастающим беспокойством проговорила мать. — Раненько вы…
Полицаи потопали прямо в горницу.
В это время Нюся, которую разбудил громкий говор на кухне, откинув одеяло, босыми ногами нащупывала под кроватью туфли. Появившиеся в дверях полицаи заставили её торопливо юркнуть в постель.
— Вот она, красавица писаная, сова ночная, горбоносая, — сказал один полицай, подходя к кровати. — Вставай, пойдем, лахудра, с нами. Разговор до тебя есть.
Вид полицаев и их слова не оставляли сомнений в цели их прихода. И все-таки Нюся надеялась, что произошла какая-то ошибка. Она помнила рассказ Никифора, как ему однажды удалось запугать полицаев, и решила поступить так же.
— Вы не имеете права! — закричала она тонким срывающимся голосом, — Я буду жаловаться в комендатуру! У меня двоюродный брат в комендатуре работает, — отчаянно лгала Нюся.
Полицаи, не обращая внимания на крики девушки, начали обыск.
— Кто кому покажет — видно будет, — сказал один из них с ухмылкой. — Вставай, девка, пока я тебя прикладом не огрел. Говори, где листовки прячешь? Говори, а то!..
Закрывшись по горло одеялом, девушка села на кровати. Во рту у нее пересохло, она поняла: случилось непоправимое.
Из ящиков комода летело на пол чистое белье.
— Мне одеться надо. Выйдите, пожалуйста, на минутку, — прошептала Нюся осевшим голосом и умоляюще взглянула на полицая, стоявшего с винтовкой у её кровати. Тот сверкнул белками глаз:
— Ничего-о! Оденешься и при нас, если не хочешь, чтоб голяша вывели на мороз. Стесняется еще!.. Баб голых мы не видали?.. Или у тебя не как у всех баб, а что-то особеннее?
Его товарищи, рывшиеся в комоде, хохотнули. Подбодренный, он шагнул к Нюсе и рванул к себе одеяло.
Тут-то Нюся и закричала тем страшным криком, что заставил бабку Агафью, забыв о подойнике, стремглав кинуться к себе в хату.
Онемевшую от стыда и страха, кое-как одетую девушку полицаи под причитания матери посадили на телегу и связали полотенцем руки.
Женщина, сидевшая на телеге, старательно отворачивала от Нюси свое лицо. Сначала Нюся думала, что вместе с ней арестовали кого-то из доповцев. Она незаметно толкнула женщину коленкой, чтобы обратить на себя внимание. Однако та не обернулась. Нюся толкнула еще и еще раз посильнее. Женщина упорно не желала замечать толчков.
Тогда девушка поняла, что это не арестованная, потому что руки у нее не связаны и она оставалась одна на улице, когда полицаи были в хате. Арестованную без охраны не оставили бы. Почему же она не оборачивается? Не хочет быть узнанной? А почему не хочет? Значит, Нюся знает ее, значит, это…
Само собой всплыло страшное: предательница! Темно-рыжая шаль женщины показалась Нюсе знакомой, но она никак не могла припомнить, у кого видела эту шаль. Девушка напрягла память, но в том состоянии, в котором она находилась, вспомнить что-либо было трудно. Нюсей овладело страстное желание во что бы то ни стало увидеть лицо женщины. Это было просто необходимо. Имя негодяйки должны узнать все. Нюся из тюрьмы сообщит доповцам ее имя, чтобы товарищи остерегались…
Но кто она?! Как заставить её обернуться?
Незаметно для полицаев девушка продолжала толкать коленкой закутанную в шаль женщину. «В конце концов, не вытерпит — обернется», — думала Нюся. Однако та терпела.
Маневры Нюси заметил один из полицаев.
— Ты что дрыгаешься? — спросил он. — Смотри у меня! Разукрашу харю — мама родная не узнает.
Нюся притихла. Но когда подвода выехала на Красную улицу и навстречу все чаще стали попадаться люди, девушка решилась на отчаянный шаг. Сжавшись в комочек, будто от холода, она уперла ступни в бок сидевшей женщины и изо всей силы распрямила ноги.
С воплем женщина полетела на землю. Полицаи сначала подумали, что та сама упала, и один из них соскочил с повозки, чтобы помочь. Нюся, приподнявшись, жадно всматривалась…
— Ирина? Веретенина? Это ты?! — спросила она с безмерным удивлением. — Так значит, это ты меня выдала?..
Веретенина поняла, что отворачиваться теперь не к чему. Она зло завизжала, показывая на девушку полицаям:
— Ой, ратуйте, люди добрые! Тая подпольщица мени увесь бок продолбила, проклятущая…
Полицаи посмеивались. Думали, что тут обычная драчка, бабья месть.
Пока все это происходило, к телеге набежали вездесущие ребятишки. Из окошек выглядывали хозяйки. Остановились двое прохожих. Нюся случайно столкнулась взглядом с одним из них и узнала Семена Бепова. Был он в старом перепачканном ватнике, с мотком проволоки в руках — очевидно, шел на работу в мастерскую.
Считанные секунды колебалась Нюся. Потом решилась. Отвернувшись от Семена, чтоб полицаи не догадались, к кому это относится, крикнула отчаянно и звонко:
— Меня выдала Ирина Веретенина из Ольговки! Предупредите Наташу! Предательница Ирина Вере…
Удар прикладом обрушился на голову девушки. Теряя сознание, она ощутила, как теплое и липкое потекло ей на лоб и щеки.
Когда полицаи сообразили, что надо задержать людей, которые слышали выкрики арестованной, тех и след простыл. Лишь по улице, путаясь в больших, не по росту, валенках, с отчаянным ревом удирал малыш.
Сиганув через плетень ближайшего двора, Семен перебежал полосу смыкающихся огородов и очутился на Сахарной улице. Здесь он остановился и, убедившись, что за ним никто не гонится, стал соображать, что же, собственно, произошло. «Почему она крикнула, что надо предупредить Наташу? — думал Семен. — Почему не Махина? И кто такая эта Веретенина?»
Он ничего не знал о недавнем походе Наташи и Нюси в Ольговку. Поразмыслив, все же пришел к выводу, что предупредить Наташу надо, и не мешкая. Подвода с полицаями, миновав квартиру Махина, двигалась в направлении хаты Наташи Печуриной: «Может, конечно, не к ней едут, — думал Семен. — Может, в сельуправу… А вдруг к ней?»
Для бывшего спортсмена-бегуна не составляло большого труда пробежать два километра и, обогнав подводу, первым быть у Печуриных.
Семен бежал по Сахарной улице, а подвода ехала по Красной. Семен беспокоился только, что не сумеет сразу найти хату Печуриных. Однажды Орлов мимоходом указал ему на небольшой, в три окна, аккуратный домик под черепицей и сказал, что там живет Наташа. Но трехоконных под черепицей домиков на Сахарной улице много… Впрочем, одна особая примета осталась в памяти у Семена — калитка была привешена не на столбах, а между двух деревьев, из которых одно засохшее, другое — живое.
Бежал Семен, энергична работая согнутыми в локтях руками. Вслед ему улюлюкали мальчишки, глазели женщины, прикладывая козырьком ладошки ко лбу. Семен не обращал на них внимания. Он следил за левой стороной улицы, где в конце концов должна же появиться калитка между двух деревьев…
И он нашел эту калитку.
К счастью, Наташа оказалась дома. Она выбежала на торопливый стук в дверь в галошах на босу ногу.
— Лущик арестована, — шумно переводя дыхание, проговорил Семен. — Ирина Веретенина её выдала. Полицаи на подводе Лущик везут. Возможно, к тебе заедут. Нюся крикнула: «Предупредите Наташу!»
— Махин об этом знает?
— Нет еще. Они едут к твоему дому, поэтому тебе первой сообщаю. Сейчас к Махину зайду.
— Обязательно зайди. Скажи, что Лущик за Ольговку забрали. Или Гришутку, может, послать?
— Я сам. Гришутку лучше к Лиде Беловой и Анке..
Наташа, высунувшись из дверей, громко позвала:
— Гришутка! А, Гришутка?
— Скорей! Скорей! — поторапливал Семён.
Накинуть пальто и платок, сунуть ноги в валенки было делом нескольких секунд. Одевшись, Наташа сказала матери:
— Мамочка, я у Самсоновых буду ночевать. Если полицаи придут, то скажи им, что уехала к родичам в Никополь.
Гришутка, игравший с ребятами на улице, вошел и спросил, зачем его звали. Наташа схватила братишку за плечи:
— Беги на Лиманную, скажи Анке и Лиде, что Лущик арестована за Ольговку. Запомнил? И еще Анке скажи, что я буду у Самсоновых, пусть зайдет. А после обеда сходишь к Махину, если он напишет записку, то принесешь мне. Ясно? — совсем, как Махин, спросила Наташа, глядя на братишку тревожно расширенными и серыми, как хмурое зимнее небо, глазами.
— Ясно, товарищ командир! — лихо отрапортовал Гришутка.
Наташа чмокнула его в лоб. Лихой связной поморщился: он терпеть не мог поцелуев.
— Давай, давай! — легонько подтолкнула его в спину Наташа. — Как можно скорей!
— Аллюр три креста! — крикнул Гришутка и вылетел во двор.
На разговор с Гришуткой ушло еще несколько секунд. Как ни коротки были эти секунды, однако время шло. Семен нервничал: вот-вот появится подвода с полицаями. Мать металась по кухне, собирая Наташе еду в узелок. Семен не стал ждать. Схватив Наташу за руку, потащил её из хаты.
