Уйти огородами было соблазнительно, но рискованно: у всякого, кто их увидит, они неминуемо вызовут подозрение. Лучше идти улицей, хотя, на первый взгляд, это более опасно. Но там они ничем не будут отличаться от других прохожих.
Высунув из калитки голову, Семен посмотрел в одну и в другую стороны — подводы с полицаями не было.
— Пошли! — махнул он рукой.
Они торопливо зашагали к базару, потом свернули в ближний проулок.
Из другого проулка в это время на Сахарную улицу выезжала подвода, на которой сидели три полицая и женщина, закутанная в шаль, и кто-то, прикрытый рогожкой, лежал между ними.
Подвода остановилась напротив калитки, из которой только что вышли Наташа и Семен.
Ольговские полицаи, передав с рук на руки Раевскому арестованную Лущик, рассказали, как было дело.
В день, предшествующий появлению в Ольговке листовок, близкий родственник одного из полицаев порожняком ехал из Каменки домой. По дороге он подвез двух девчат, которые шли менять одежду на продукты. В Ольговке они слезли, поблагодарили возчика. Тот через некоторое время сунулся в карман за кисетом, а в кармане листовка. Он сперва подумал, что это ему в Каменке подсунули. Но на следующее утро точна такие же рукописные листовки появились по всей Ольговке. Подозрение пало на девчат. Полицаи сделали подворный опрос и выяснили, что у Веретениной ночевали две девушки из Знаменки.
— Вот энту захватили, — рассказывал старший полицай. — А другой, как ее… Печуриной — тут недалечко живет, — так той дома не оказалось. Пишите нам расписку на ту, что привезли, мы восвояси двинем. Ваши люди — и дело ваше. Да скажите спасибо: без нас еще год прогонялись бы за подпольщиками!..
— Не хвастай, дорогуша, — сказал Раевский с холодком высокомерия. — О подпольщиках мы и сами знаем все, что надо знать. И об этих девках знали. Только выжидали с арестом, чтобы выследить остальных, а вы нам все карты попутали. Без нашего согласия арестовали да голову к тому же пробили… Как теперь её допрашивать?! Не благодарить, а жаловаться на ваше самоуправство в комендатуру буду.
Полицаи сконфуженно стали оправдываться, что действовали они не по своей воле, а по приказу ольговского старосты. Потоптавшись еще пяток минут, наследив в сельуправе грязными сапожищами, они неприметно вышли во двор и уехали.
То, что сказал Раевский ольговским полицаям, было уверткой. На самом деле о подпольщиках он ничего не знал, и помощь ольговцев явилась как нельзя кстати. Мюльгаббе недвусмысленно дал ему понять, что если он, Раевский, «не сумейт ловить коммунистен», то ему, Раевскому, придется плохо.
Раевский ликовал. Наконец-то ниточка найдена! Правда, поймали пока одну сопливую девчонку, комсомолку, должно быть. Но он ухватится за эту ниточку и распутает весь клубок. В концлагерь он теперь не попадет уж во всяком случае! Раевский в радостном возбуждении потирал руки.
В последующие дни Раевский развил лихорадочную деятельность. Он приказал арестовать семьи Печуриной и Лущик, а в их хатах сделать засады. Самолично допрашивал арестованных, стараясь выведать имена других подпольщиков. С Нюсей Лущик у него ничего не вышло: она все еще не могла оправиться от удара прикладом, была бледна и при допросах теряла сознание. Тогда Раевский принялся за матерей Нюси и Наташи. Анна Ивановна, заливаясь слезами, упорно твердила, что её дочь неделю назад уехала к родственникам в Никополь. Ничего не удалось добиться и от матери Нюси — какая мать будет свидетельствовать против своего ребенка!
К вызванному на допрос Гришутке, полагая, что тот в чем-нибудь да проговорится по малолетству, Раевский подступился со сладенькой улыбочкой.
— Конфеты любишь? — спросил он и потрепал вихры мальчика. — Небось, давно не ел конфет? Я тебе могу дать целый кулек. Хочешь?
Гришутка безмолвно таращил на него голубые, как у сестры, глазенки.
— Тебя, мальчик, и твою маму по ошибке арестовали, — продолжал Раевский. — Сейчас я дам распоряжение, чтоб вас отпустили. А мы с тобой сходим за конфетами, они у меня дома. Согласен?
Подумав, Гришутка согласился. Условия казались ему приемлемыми.
— Договорились! — повеселел Раевский. — Сейчас так и сделаем. Только ты обязательно поделись конфетами со своей сестрой. Ей тоже, наверное, хочется конфет. Ладно?
— Ладно, — сказал мальчик. — Я и так с ней всегда делюсь.
— Нуты совсем молодец! — воскликнул Раевский и словно невзначай, спросил:-А где сейчас твоя сестра? Куда ты понесешь ей конфеты?
Раевский походил на крупного жирного кота, приготовившегося к прыжку.
— Не знаю, — простодушно ответил Гришутка.
— Тебе надо сестру предостеречь… По-товарищески посоветовать, чтоб она подальше держалась от подпольщиков… — облизывая губы, ворковал Раевский. — Где ж ты её найдешь? А?
— Не знаю.
Что бы ни спрашивал Раевский, в ответ он слышал неизменное и простодушное «не знаю». Провозившись с мальчиком час, Раевский потерял терпение и рявкнул:
— Выпорю гаденыша. Говори, а то!.. — Он снял поясной ремень.
Мальчик невольно попятился и спиной уткнулся в колени дежурного полицая. Полицай пинком толкнул его к Раевскому, тот повалил Гришутку на пол и взмахнул ремнем. Удар, еще удар!..
Гришутка закричал тонко и пронзительно. Спасаясь от ремня, он ползком, по-зверушечьи, юркнул под стол. Дежурный полицай развеселился: прыток оказался парнишка. Раевский только сверкнул на него глазами и принялся выгонять мальчика из-под стола. Но Гришутка ловко маневрировал, и удары Раевского не достигали цели. Полицай, старающийся сдержать смех, услужливо подал ухват. С помощью ухвата Раевскому удалось выгнать мальчишку из-под стола и прижать его рогулиной за шею. Гришутка захрипел, забился. Смешливость с полицая как ветром сдуло, он проговорил с испугом:
— Задохнется пацан, Иван Яковлевич. Гля, уж посинел!
Раевский отшвырнул ухват. Тяжела дыша, отошел к окну. Бросил полицаю:
— Отведи его обратно. Гаденыш какой!..
Перед тем как войти в кладовку, где сидели его мать и родные Нюси Лущик, Гришутка вытер рукавом слезы, заправил в штанишки выбившуюся рубаху и несколько раз глубоко вздохнул, расправляя сдавленные легкие.
В кладовку свет проникал лишь сквозь кошачью прорезь у порога. В полумраке никто не заметил на лице мальчика синяков, а сам он ни единым всхлипом не выдал себя. Скорей капризным, чем плаксивым голосом рассказал, чего добивался от него Раевский, и замолк. Как и у сестры, у него был упрямый и скрытный характер, он терпеть не мог выставлять на всеобщее обозрение свои чувства, особенно когда дело касалось его мальчишеских обид.
Гришутка воображал себя разведчиком, которого враги захватили в плен, и вел себя так, как, по его представлениям, подобало вести разведчику. Он был даже доволен, что Раевский бил и душил ухватом: всех разведчиков бьют и мучают. Одно лишь смущало его — малодушное бегство на четвереньках под стол. Гришутка сомневался, чтобы так мог поступить настоящий разведчик.
Раевскому ничего не удалось добиться от арестованных. Засады в хатах Печуриных и Лущик тоже не дали результатов: никто туда не приходил, лишь соседи попросили разрешения накормить ревущую от голода и жажды скотину. Следы Наташи Печуриной не обнаруживались. Рана на голове Нюси Лущик оказалась настолько серьезной, что девушку вынуждены были отправить в больницу. По селу гуляли слухи о допросах с пытками.
Раевский ходил злой, раздраженный. Распутать клубочек оказалось не так-то просто.
— Ты, Иван Яковлевич, соседей ихних поспрашивай, — посоветовал ему Башмак, отводя в сторону хитрый взгляд. В сельуправе, кроме них двоих, не было никого, но Башмак зачем-то оглянулся, придвинулся к Раевскому и зашептал: — Покарай меня господь, ежели соседи не знают, кто к Печуриным или к Лущик хаживал. Из окошка завсегда видно. Ты поспрашивай баб, они и расскажут. Не палкой, а лаской, душевно действуй.
— Вот тебе, умник, это и поручу, — неприязненно сказал Раевский. — Вы мастера советы давать, а как до дела дойдет — в кусты.
— Ить я с превеликим старанием, Иван Яковлевич, исполнил бы, — сказал Башмак доверительно. — Да твоего авторитету нема у меня. Кто я для них, чтоб мне правду-матку открывать? Они смешки около меня будут строить, а слова путного не скажут.
— М-да! — Раевский вспомнил: недавно Карпо Чуриков рассказывал ему, как не любят и боятся сельчане Башмака. — С твоей рожей… Действительно!
— Во-во. Об чем и говорю! — воскликнул Башмак. — Мне энто дело не с руки. А при твоем авторитету, Иван Яковлевич, раз плюнуть. Девок-подружек допроси, особливо ухажеров. Могет быть, они и есть подпольщики, а?
— М-да, — опять мыкнул Раевский, но на этот раз уже с явной заинтересованностью.
Колю Найденова арестовали в тот момент, когда он мастерил себе зажигалку. Как у всякого юного техника, у него был специальный ящик, в котором хранились инструменты, куски латуни и олова, мотки проволок разных сечений, жестянки, гвозди и шурупы. В этом же ящике держал Коля и радиодетали. Когда за ним пришли полицаи, Коля сидел на полу возле своего ящика и работал напильником.
