А еще ей страшно. Их с Питером история такая зыбкая и хрупкая, сзади — ничего, только слабая тень, больше воображения, чем реальности. Впереди… Абсолютная неопределенность будущего без Чарли заставляет ее сердце испуганно биться. Но она старается проделать в этой трясине неопределенности хоть какое-то русло, чтобы можно было плыть дальше.
— Не знаю, долго ли я еще смогу вот так, — говорит Питер.
— Почему ты не уходишь со своей работы? — спрашивает Морин.
Она и сама не знает, почему так спросила, откуда вообще выплыл этот вопрос, из каких глубин ее мозга. Раньше она не замечала за собой такой решительности. Питер не меньше, чем она, удивлен самой постановкой вопроса.
— Что?
— Ты постоянно жалуешься, что у них там никаких перспектив. Что они не могут наладить нормальную рекламу, что половина машин постоянно в ремонте, что инструкторы иногда даже не являются к клиентам.
— Они хотели взять меня в долю, сделать равноправным партнером.
— Они уже несколько лет кормят тебя одними обещаниями. Этого никогда не произойдет, Питер.
— Но я не думаю, что…
— Этого никогда не будет, Питер. — Морин замечает стальные нотки в своем голосе. Она решительно себя не узнает, обнаруживая в себе совершенно неожиданные свойства, которые изумляют ее, как всякий раз изумляют весенние крокусы, вдруг проклюнувшиеся из мертвенно-голой земли. — Да, этого никогда не будет. И почему ты думаешь, что они действительно тебе что-то предложат? Они уже хорошо поняли, что ты готов довольствоваться вторыми ролями. Ты уже раза три грозился уйти, а сам не уходишь. Они смеются за твоей спиной, они уверены, что никуда ты от них не денешься. Так зачем им брать тебя в долю?
Питер распластался на простынях, растекся, как чернильное пятно, его член сморщился, совсем малыш. Разнеженное лицо вдруг твердеет от изумления:
— Что ты там такое говоришь?
— Я сама не знаю, что я говорю.
Но на самом деле у Морин уже родилась одна мысль, грандиозная. Ей ужасно хочется с ним поделиться, но ее идея слишком уж смелая, можно сказать, революционная. И все-таки она не вытерпела — пугающие, обжигающие горло слова пробиваются наружу:
— Начни свое собственное дело.
— Прекрати, Морин. А где я возьму для этого деньги? Ссуду на дом надо выплачивать, и немалую. И на мне еще алименты на троих детей. Одному мне не потянуть.
— А если не одному?
Глаза Морин сияют, горят от собственной храбрости. Она вспоминает Мари-Роз и ее салон, о том, как интересно было выстраивать на странице эти колонки из цифр, заключать их энергию в черные крючочки и овалы. Она вспоминает сериал "Даллас", эту легенду о коммерческом Граале. Нефтяные скважины. Роскошные спортивные машины. Парк из шести авто "форд-фиеста". "М. и П. Автошкола". Это название возникло сразу и страшно ей понравилось.
При последних ее словах он рывком сел, дряблые мышцы на животе перетекли в складки и обвисли. И у самой Морин весь ее жирок расплющился и расползся вширь. Хороша парочка, один другого стоит…
— Что ты такое говоришь?
— Я могла бы взять на себя все расчеты. Конъюнктура, рынок, административно-хозяйственные проблемы. С этим я бы справилась. Чарли всегда говорит, что я гениальный организатор.
В глазах Пита вспыхивает бешеная радость, но через миг он снова откидывается на подушку:
— Да-а, но деньги… где их взять? Несбыточная мечта, Морин, коварная, как шотландский туман.
— Да брось ты! Наш с Чарли дом сейчас стоит не меньше восьмидесяти тысяч, с пристройкой, с этим зимним садом, с которым он возится уже пол года, точно не меньше восьмидесяти. А проценты мы платим с тридцати. У меня припрятана кое-какая наличность. Если добавить эти деньги, на подъемные хватит. То есть если, конечно, мы с Чарли, конечно… если мы с ним…
В их разговорах она еще ни разу не произносила этого слова, оно и сейчас не желало произноситься, намертво прилипнув к кончику языка. Какое же оно тяжелое… невероятным усилием воли Морин вытолкнула его наружу:
— Если мы разведемся, мне полагается половина всей стоимости имущества, так?
— Если ты разведешься?
— Я не говорю, что я разведусь. Я пока просто мечтаю. Но моя идея насчет школы не так уж и безумна, верно?
— Не знаю, не знаю.
— Сколько стоит машина?
— Хватит, Морин. Угомонись.
— Что?
— Еще не факт, что из меня получится бизнесмен.
Морин вдруг испытывает странное возбуждение, от которого ее обдает жаром, все нутро.
— А из меня получится.
— То есть?
— Я смогла бы. Я хорошо считаю. У меня даже есть теперь диплом бухгалтера. Я хорошо разбираюсь в денежных делах. Я могла бы взять на себя финансы.
— Ты? Ноты же… ты все-таки…
— Говори, не стесняйся… Я все-таки только женщина, да?
— Ну почему… Дело не в этом, то есть не совсем в этом…
— Именно в этом. Послушай, Пит. Я не собираюсь всю жизнь, ту, что мне еще осталась, заваривать чаёк и точить лясы с кумушками в супермаркете. Хватит, накушалась уже. Если у нее получилось, значит, и у меня получится. Она, между прочим, была обыкновенной домохозяйкой.
— Кто?
— Она. Миссис Тэтчер.
— А она-то тут при чем?
— При всем. А может, и ни при чем. Я просто так говорю. Как они все к ней кидаются, ловят каждое ее слово, стоит ей только появиться! Все эти лощеные джентльмены. А когда я вхожу, у меня спрашивают, не прихватила ли я печенье-ассорти.
Питер выглядит смущенным:
— Правда?
— Ты уйдешь со своей работы?
— Но это слишком рискованно.
— Так уйдешь?
— Честное слово, Морин. Если бы я это сделал…
— Что тогда?
— Если бы я это сделал… Это было бы черт знает что такое.
— Ой, было бы… — мурлычет Морин, покусывая его ухо и зарываясь пальцами в седую поросль на его груди.
--
Чарли немного пятится, устанавливает выдержку и наводит фокус, потом делает снимок. В его альбоме уже девяносто шесть цветных фотографий, на которых отображены все этапы строительства, от ямы, вырытой под фундамент, до нынешнего дня, можно сказать, крещения. Знаменательная дата. Его зимний сад готов.
Доски для обшивки Чарли выбрал американские, очень прочные, из джорджианского дуба. Французские застекленные двери, стандартные, с тройным испанским замком. Древесина обработана специальным составом, под красное дерево. И разумеется, двойные рамы. Скатная крыша, покрытая алюминиевой эмульсией, отделанная по краю резными украшениями. Шестисотмиллиметровые брусья под полом. Каждую деталь он долго обследует, удовлетворенно вспоминая все произведенные действия. Кирпич пристройки практически неотличим от кирпича, из которого сложен сам дом. Солнечный свет струится сквозь шесть оконных рам. Хотя пристройка сборная, типовой фабричный набор, требовалось немалое мастерство и терпение, чтобы все сошлось, ничего не перекосилось. Рядом с пристройкой миниатюрные железнодорожные пути. Теперь вся картина его мира завершена.
Чарли жаждет отметить событие. Стачка в Уоппинге с грехом пополам продолжается. Чарли чувствует, что за последний год эта пристройка — единственная стоящая вещь, которую он сделал. Он рукавом трет пятна, оставленные его пальцами на стекле двери. Без пятен его сооружение выглядит абсолютно таким же, как в каталоге фирмы "Лондонские традиционные и современные зимние сады". Нет, все-таки в этом есть что-то волшебное, как самые обычные безжизненные материалы преображаются в руках человека; как в конце концов и штукатурка, и цемент, и дерево подчиняются твоей воле, обретая форму, обещанную чудесной картинкой в каталоге.
— Морин!
Морин в доме, все зубрит "Правила дорожного движения", готовится к очередной пересдаче. Иногда Чарли кажется, что она никогда не сможет получить права, но он восхищен ее упорством. Ни за что не хочет бросать занятия. Питер Хорн даже сделал им скидку на двадцать процентов, Чарли был тронут добротой соседа и поистине нечеловеческим терпением.
— Морин!
Морин входит из двери холла, ведущей в пристройку, и через пару шагов попадает в квадрат солнечного света. На ней широкие брюки и белая блузка. Чарли смотрит на нее широко раскрытыми от изумления глазами. Боже, настоящая красавица, очень хороша… его сердце сжимается от нежности. В этом городке она просто расцвела, с гордостью отмечает Чарли, а ведь как артачилась. Много воздуха, удобный, дающий простор для творчества дом — это все-таки великая штука. "Встань — и иди". Стоящий оказался девиз. Ходьба по нехоженым тропам пошла ей на пользу. Нажав на одну из ручек "под бронзу", Морин толкает стеклянную дверь и выходит на прохладный воздух. В левой руке — книжечка с "Правилами". Чарли подходит и целует Морин, обнимает за талию.
— А у меня для тебя сюрприз, детка. Угадай какой.
