36. Последняя дверь
Во дворе цитадели царил хаос.
Махали оружием, и летели щепки. Звенела сталь, люди рычали, стрелы порхали, тела падали – и все в тишине, словно это был сон.
В точности, как планировал Ярви, наемники его матери высыпали из скрытых дверей и ударили ветеранам Одема в спины. Порубили их там, где они стояли; погнали их, ничего не понимающих, по двору, оставляя за собой истекающие кровью тела.
Но те, которые выжили после первого шока, яростно ударили в ответ, и битва распалась на мелкие отвратительные схватки до смерти. В дьявольской тишине Ярви наблюдал, как одна из шендских женщин колола мужчину, а тот бил ее кромкой щита, оставлял глубокие порезы на ее лице.
В точности, как и планировал, Ярви увидел, как Ральф и его лучники пустили стрелы с крыш. Стрелы тихо полетели, тихо промчались и вонзились в щиты ближайших охранников Одема, окруживших своего короля. Одному стрела попала в лицо, но он, казалось, этого почти не заметил – все еще указывал мечом в сторону Зала Богов, все еще выкрикивал тихие слова. Еще один упал, вцепившись в стрелу в боку, схватив стоящего рядом за ногу, а тот отбросил его руку и продолжил защищаться. Ярви знал их обоих, достойные люди, которые однажды стояли у входа в королевскую спальню.
Отец часто говорил, что битва делает всех людей животными. Ярви видел, как рычащий головорез с клеймом овцекрада на щеке разрубил невооруженного раба. Из рук раба выпал кувшин с водой и разбился об стену.
Могло ли это быть тем, что он планировал? Тем, о чем он молился?
Он широко распахнул дверь и умолял Мать Войну пожаловать в гости. Теперь он уже не мог остановить всё это. И никто не мог. Даже выжить здесь, и то было нелегко.
Он увидел, как Ничто подрубил ноги одному и рубанул по спине другого, когда тот повернулся, чтобы убежать. Так толкнул щитом третьего, что тот, врезавшись в низкую стенку колодца, упал в него и исчез из вида в его недрах.
В оглушенном остолбенении Ярви вытащил меч Шадикширрам из ножен. Ведь мужчины именно это делают в битве, не так ли? Боги, меч стал внезапно таким тяжелым. Люди толкали его, пробегая мимо, чтобы присоединиться к безумию, но он врос в землю.
Он увидел, что двери Зала Богов открыты, что охранники Одема сжались за утыканными стрелами щитами у арки и уводят фальшивого короля в тень.
Ярви указал в ту сторону мечом и крикнул:
– Там! – Глухота спадала. Достаточно, чтобы он услышал топот и успел обернуться.
Но больше ничего сделать не смог.
Сталь ударилась о сталь, и меч выкрутился в его руке, почти выпав из нее. Ярви заметил покрытое шрамами лицо Хурика, услышал его громкий рык, прежде чем щит врезался ему в грудь, оторвал от земли и отбросил на два шага назад на спину. Ярви застонал.
Хурик скосил глаза вбок, изогнулся и встретил своим щитом топор; от удара полетели щепки. Джод с криком набросился на него, рубя топором, словно безумный дровосек по колоде. Хурик припал к земле, блокировал второй удар, но третий был неудачным, и он, присев, отразил его, широко отвел; тяжелый клинок пролетел в ладони от его плеча и вонзился в дерн. Когда Джод споткнулся и пролетел мимо, Хурик ударил его по голове кромкой своего щита, сбил с равновесия, а потом коротким выпадом меча вырвал топор из его руки.
Похоже, пекарю, каким бы хорошим человеком он ни был, не тягаться с избранным щитом королевы.
В черной бороде Хурика белели обнаженные зубы, его меч мелькнул, он ударил, и клинок по рукоять погрузился в ребра Джода.
– Нет, – прохрипел Ярви, пытаясь подняться. Но одного желания не всегда достаточно.
Джод упал на колени, лицо исказилось от боли. Хурик поставил огромный сапог ему на плечо, вырвал свой меч и пнул Джода в спину. Потом повернулся к Ярви.
– Закончим то, что начали в Амвенде.
Он шагнул вперед, красный меч поднялся. Ярви хотел бы встретить Смерть улыбаясь, но не у всех хватает храбрости, когда Последняя Дверь зияет перед ними. Даже у королей. Особенно у королей. Он отполз назад, подняв свою иссохшую руку, словно она могла отразить клинок.
Губа Хурика скривилась.
– Что за король из тебя бы получился…
– Мы посмотрим.
Подбородок Хурика задрался вверх, и под его бородой с проседью показалась сталь. Кинжал, блестящий, как лед. И за его лицом виднелось лицо матери Ярви, с прищуренными глазами и сжатой челюстью.
– Брось меч, Хурик.
Он немного помедлил, она придвинулась ближе и зашептала ему на ухо:
– Ты меня знаешь. И неплохо. Неужто и в самом деле… – и она повернула клинок, пока струйка крови не потекла по его толстой шее, – ты сомневаешься в моей воле?
Хурик сглотнул, поморщился, когда сталь задела его покрытый щетиной кадык, и со стуком уронил клинок на грязь. Ярви вскочил на ноги, сжимая меч Шадикширрам, и уставил его острие на грудь Хурика.
– Подожди, – сказала мать. – Сначала ответь мне. Девятнадцать лет ты был моим избранным щитом. Почему ты нарушил клятву?
Взгляд Хурика сместился на Ярви. Теперь его глаза были грустными и сломанными.
– Одем сказал мне, что мальчик должен умереть, или умрешь ты.
– А почему не убить Одема на месте?
– Потому что это приказал Верховный Король! – прошипел Хурик. – А Верховному Королю не отказывают. Я клялся защищать тебя, Лаитлин. – Он откинул назад плечи и медленно закрыл глаза. – А не твоего увечного сына.
– Тогда освобождаю тебя от твоей клятвы.
Нож едва шевельнулся, и Ярви отпрянул назад, потому что кровь брызнула ему на щеку. Хурик упал лицом в землю, а Ярви стоял, опустив меч и глядя, как темная лужица ползет через траву.
Его кожу покалывало. Дыхание разрывало горло. В глазах плясали огни, конечности отяжелели, отбитая грудь пульсировала. Он хотел лишь сесть. Сидеть в темноте и плакать.
Мертвые и раненные, порубленные мечом и утыканные стрелами валялись по двору на траве, где Ярви играл в детстве. Заветные мечи, щиты и фамильные ценности благородных домов выпадали из безжизненных пальцев и лежали разбитыми, грязными от крови. Двери Зала Богов были запечатаны, и перед ними собирались люди Ярви. Лицо Ральфа было в крови от пореза в волосах. Два больших инглинга колотили в двери топорами, но тяжелое дерево держалось крепко.
У ствола раскинувшегося кедра, где брат Ярви дразнил его за то, что он боялся забираться, сидел Джод, откинув голову назад и держа руки на окровавленных коленях. Сумаэль сидела перед ним на коленях с поникшей головой и оттопыренными губами. Одной рукой она схватила его окровавленную рубаху, словно могла поднять его. Словно могла унести его в безопасное место, как он однажды нес ее. Но его некуда было забрать, даже если бы у нее хватило сил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
