Холли развязала шнурки и сняла с меня туфли, а потом села рядом со мной, прислонившись спиной к изголовью.
— Придвигайся поближе, мы накроемся одеялом.
Я послушался и положил голову ей на колени. Холли накинула на меня одеяло и принялась гладить по волосам.
— Спасибо, Хол.
— Тебе еще что-нибудь нужно? — спросила она.
Я покачал головой и задремал.
— Представляете, когда я рассказала своим первоклассникам, что езжу домой на метро, один мальчик так распереживался, что заплакал, — смеясь, сказала Холли.
— Уровень преступности в метро и вообще в общественном транспорте гораздо ниже, чем считают многие, — заметил отец.
— Думаю, во всем виноват Голливуд. Слишком много фильмов со взрывающимися автобусами и погонями за плохими парнями по метро, — сказала Холли.
— Что ты чувствовала, работая с детьми, у которых есть прислуга? Они ведь даже не представляют себе другой жизни? — поинтересовался отец. — Должно быть, это очень необычно.
Холли снова рассмеялась:
— Да, сначала так и было. Когда я преподавала гимнастику, то часто подкупала детей, обещая дать монетку за то, что они попробуют какой-нибудь новый элемент. Но после первого же дня в лагере я поняла, что мелкие деньги мне здесь не помогут. И все же я считаю, что любой ребенок заслуживает внимания.
— Да, ты права, — согласился отец.
Я собрался с силами и открыл глаза. Отец сидел на стуле напротив кровати. Я повернулся и взглянул на Холли:
— Я долго спал?
— Пару часов, — ответила она и прикоснулась к моей щеке. — Как ты себя чувствуешь?
— Лучше. — Я медленно поднялся и сел рядом с Холли, прислонившись к изголовью кровати. — Папа, ты почему еще здесь?
Он поднялся и протянул мне бутылку с водой:
— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. И с Холли очень приятно общаться. Я даже не заметил, что прошло два часа.
— Да, очень приятно, — сказал я и, обняв свою девушку, притянул ее к себе. — Что бы он тебе ни говорил, все неправда.
Холли рассмеялась и покачала головой:
— Значит, ты не встречался с одной из участниц мюзикла «Блондинка в законе»?
— Ну… это правда, но мы общались… всего две недели.
— Это была самая противная девчонка из всех, что я встречал, — сказал отец.
Я кивнул:
— Согласен.
Отец встал со стула и направился к двери:
— Думаю, мне нужно поспать несколько часов, прежде чем мы начнем строить планы на сегодня.
— Папа?
— Да.
Я оглянулся на Холли, а потом снова посмотрел на него:
— Я уверен в своем решении присоединиться к семейному делу.
Он изменился в лице, но потом кивнул в сторону двери, давая понять, что хочет поговорить наедине. Холли тоже разгадала его намек и вытолкнула меня из кровати. Когда мы вышли из номера в коридор и отец несколько раз посмотрел во все стороны, он наконец тихо произнес:
— Давай завтра еще обсудим это… но только не здесь. В таком большом здании непросто обеспечить безопасность. Я не в состоянии проверить каждый угол.
— Хорошо.
— Мы могли бы выйти в море… А Фриман присмотрел бы за твоими друзьями.
Я тут же покачал головой:
— Так не пойдет. То есть мы поплывем, но Адам и Холли будут с нами. И я хочу, чтобы ты мне все рассказал, хотя я уже дал слово Маршаллу и не намерен менять свое решение.
Отец вздохнул:
— Ты уверен, что хочешь именно этого?
Я кивнул:
— Я не допущу повторения тех событий.
— Понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал он. — Но нам все равно стоит поговорить, пока кто-нибудь другой не начал расхваливать нашу работу… и забивать твою голову великими идеями. — Он снова вздохнул и направился к лестнице.
Сейчас отец был единственным человеком, кто понимал весь смысл, который я вложил в свою последнюю фразу. На этой ветви времени тридцатое октября две тысячи девятого года — это будущее, но для меня оно уже было прошлым. И то, что случилось с Айлин, не должно произойти с Холли. Я был твердо намерен не допустить этого.
Ложась в постель, я наконец-то осознал: меня официально приняли на службу в ЦРУ. И это не шутка. Я притянул Холли поближе к себе, склонился над ней и поцеловал:
— Ты такая красивая. Хочешь, я расскажу тебе секрет?
— Да, я люблю секреты. Особенно твои.
— Я захотел поцеловать тебя сразу, как только увидел.
— В самом деле? — Она подняла голову и поцеловала меня в нос. — Расскажи еще какой-нибудь секрет.
— Я обещал сестре, что женюсь на тебе.
Холли рассмеялась:
— Это была одна из галлюцинаций, которые у тебя вызвал особый научный проект Адама?
Наклонившись, я поцеловал ее чуть выше ключицы.
— Гм, ты права… И еще: у нас будет шестеро детей.
— Шестеро!
— Угу… так что сохрани те огромные трусы, они тебе пригодятся.
Холли так смеялась, что у нее на глазах выступили слезы. Но потом улыбка исчезла с ее лица, и она долго и пристально смотрела на меня. Это был тяжелый, все понимающий взгляд.
— Так ты это имел в виду, когда говорил…
Я знал, куда она клонит.
— Что невозможно быть уверенным, пока все не будет в полном порядке?
Она протянула руки к моему лицу:
— Что случилось?
— Всего лишь плохой сон.
— Ты можешь рассказать мне.
Я положил голову на подушку:
— Ты видела когда-нибудь, как человек умирает?
— Нет, — ответила она и повернулась ко мне. Теперь наши лица практически соприкасались. — Никогда.
Я не смог сдержаться и рассказал Холли о том, как был в больнице у Кортни, назвав это сном или галлюцинацией.
— Долгое время я считал, что отец ненавидит меня за то, что я здоров… и живу на этом свете.
— Этого не может быть, — сказала Холли. Стоило ей произнести эти слова, как слезы закапали у нее из глаз прямо на подушку. Она поспешно вытерла их ладонью.
— Прости, не нужно было рассказывать тебе об этом.
— Нет, все в порядке. Ты можешь говорить мне что угодно. Я серьезно. — Она взяла мою руку и поднесла к губам. — Жаль, что я не знаю, как она выглядела.
— Но ты же видела… — Я замолчал, вспомнив, что Холли «ноль-ноль девять» видела лишь пустую комнату и несколько моих фотографий в моей квартире. — То есть… ты хочешь посмотреть? У меня есть ее фотография.
Она кивнула. Я потянулся за бумажником и, порывшись в нем, достал открытку, которую так и не отдал Кортни. Фотография на ней была сделана в Центральном парке накануне Рождества за месяц или два до того, как она заболела. Холли посмотрела на фото и перевернула открытку. Я был не против того, чтобы она прочитала мое послание, потому что Холли «ноль-ноль семь» уже видела его, и это казалось мне правильным.
Смахнув слезы, Холли вернула мне открытку. Я видел, что она изо всех сил пытается совладать с собой.
— Я тоже не смогла бы решиться на это. Смотреть, как умирает кто-то, кого ты любишь, — мне было бы ужасно страшно.
— Холли, я уверен, что ты не струсила бы, — сказал я и провел пальцами по ее щеке.
— Сейчас, возможно, но не в четырнадцать лет.
Я улыбнулся, глядя в ее все еще мокрые от слез глаза.
— Давай больше не будем о грустном. Мне больно видеть, что я так тебя расстроил.
— Тогда больше никаких разговоров о детях. Только от одной мысли об этом мне хочется скрестить ноги и остаться в этой позе навсегда.
Ее шуток мне как раз и не хватало, чтобы выйти из подавленного состояния.
— Мне нравится, что ты совершенно свободно говоришь мне такие вещи. Может быть, ты тоже расскажешь мне секрет? Хотя, скорее, я сам спрошу…
— И что же тебя интересует?
— Как получилось, что ты начала встречаться с таким парнем, как Дэвид Ньюман?
— А что с ним не так?
— Все нормально, но что тебя в нем привлекло? Как начались ваши отношения?
Она подняла бровь:
— Ты действительно хочешь это услышать?
— Мне любопытно, вот и все.
— Мы напились на одной вечеринке и принялись целоваться на глазах у гостей. А поскольку мы с ним и так были хорошими друзьями, все решили… что у нас с ним отношения. Дэвид был настолько пьян, что ничего не помнил. Он и сейчас не помнит.
— И это все?
Она пожала плечами:
— Несколько лет назад мне казалось, что я обязательно встречу идеального парня, а потом я решила…
— Попробовать?
Она сонно улыбнулась:
— Да, но я ведь не знала, как это бывает. Поэтому не видела разницы.
Я придвинулся к Холли и обнял ее за талию.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Какое-то время я ненавидела тебя за то, что ты заставил меня сомневаться в своих решениях. С Дэвидом я не чувствовала… он не…
— Не зажигает в тебе искру? — с улыбкой подсказал я.
— Да. — Холли поцеловала меня и улеглась сверху, запустив пальцы мне в волосы. Но потом немного отстранилась и зевнула. — Извини.
