— Ты хочешь, чтоб мы совершили преднамеренное убийство? — поинтересовался Йоссариан.
— Именно, — с жизнерадостной улыбкой подтвердил Доббз, ободренный понятливостью Йоссариана. — Мы пристрелим его из «люгера», который я добыл на Сицилии, и никто не знает, что он у меня есть.
— Боюсь, не смогу я тебе помочь, — молчаливо взвесив сказанное, отозвался Йоссариан.
— Почему? — изумился Доббз.
— Да вот видишь ли, я до смерти обрадуюсь, если этот сукин сын сломает себе шею или гробанется или если кто-нибудь его пристрелит. А самому его убить… нет, не смогу.
— Ну так он тебя убьет! Послушай, ты же сам говорил, что он всех нас убивает приказами о добавочных боевых вылетах, — ведь говорил?
— Нет, Доббз, не смогу. У него тоже есть право на жизнь.
— Да ведь он-то отнимает у нас это право! — Доббз был ошарашен. — Ты просто не в себе! Вспомни, как с тобой спорил Клевинджер. А где теперь Клевинджер? Только его и видели… в прозрачном облачке.
— Не ори, — предостерег его Йоссариан.
— Я не ору! — заорал громче прежнего Доббз, багровея от своей мятежной правоты. Веки у него подергивались, ноздри гневно трепетали, с дрожащей нижней губы слетали пузырчатые брызги слюны. — В полку, наверно, было около сотни людей, которые сделали по пятьдесят пять боевых вылетов, когда он вздрючил норму до шестидесяти. Да еще около сотни таких, как ты, которым оставалось по два-три вылета. Он всех нас угробит, если мы дадим ему волю. Нам надо его опередить.
Йоссариан, ничего не обещая, уклончиво кивнул.
— Думаешь, получится? — спросил он.
— Так у меня же все разработано! У меня…
— Только не ори!
— Я не ору! У меня…
— Да не ори же ты, ради бога!
— У меня все разработано, — зашептал Доббз, ухватившись обеими руками с побелевшими костяшками пальцев за койку Орра, чтобы унять в них дрожь. — Он должен приехать со своей треклятой фермы в четверг, и вот я проберусь утром по лесу к тому крутому повороту дороги, где все машины сбрасывают скорость, засяду у обочины в кустах и буду его ждать. Ему придется притормозить, а я уже нашел там одно место, откуда дорога хорошо просматривается в обе стороны, так что мне будет видно, пустая она или нет. Когда он покажется, я пхну, прямо с обочины, на дорогу бревно, чтобы он остановился и вылез. Ну а тут уж вылезу из кустов и я — с «люгером» наготове — и буду палить ему в башку, пока он не подохнет. Сделаю свое дело, закопаю «люгер», вернусь, опять же лесом, в эскадрилью и займусь как ни в чем не бывало своими делами. Ну что — хорош план?
Йоссариан внимательно следил за каждым этапом предполагаемого убийства.
— А я-то тебе зачем? — удивленно спросил он.
— В одиночку у меня ничего не получится, — объяснил ему Доббз. — Мне надо, чтоб ты послал меня на это дело.
— Только-то? — не веря своим ушам, воскликнул Йоссариан. — Чтоб я тебя послал?
— Больше мне ничего не нужно, — заверил его Доббз. — Пошли меня, и послезавтра я повыбью ему мозги. — От возбуждения Доббз говорил все быстрее и громче. — Я бы и подполковнику Корну с удовольствием прострелил башку, раз уж мы за это взялись, хотя Дэнби, если ты не возражаешь, оставил бы в покое. Потом хорошо бы прикончить Эпплби с Хавермейером, а там, глядишь, и Маквота.
— Маквота? — едва не подпрыгнув от испуга, вскричал Йоссариан. — Он же мой друг! Чем, скажи на милость, не угодил тебе Маквот!
— Да так, вообще, — в замешательстве отозвался Доббз. — Я просто решил, что раз уж мы разделаемся с Эпплби и Хавермейером, то заодно надо прикончить и Маквота. А ты не хочешь?
— Послушай, — твердо сказал Йоссариан, — я, возможно, подумаю о твоем предложении, если ты перестанешь орать на весь остров и ограничишься убийством Кошкарта. Но если тебе хочется устроить здесь кровавое побоище, то забудь про меня раз и навсегда.
— Да ограничусь я, ограничусь, успокойся, — надеясь уломать его, смирно согласился Доббз. — Так убить мне полковника Кошкарта? Ты посылаешь меня на это дело?
Йоссариан покачал головой.
— Боюсь, Доббз, что не смогу я послать тебя на такое дело, — сказал он.
Доббза охватило отчаяние.
— Ну хорошо, давай тогда договоримся по-другому, — сокрушенно уступил он. — Тебе не надо меня посылать. Скажи просто, что это хорошее дело. Идет? Так хорошее это дело?
Йоссариан снова покачал головой.
— Это было бы великое дело, если б ты сделал его без всяких разговоров. А теперь уже поздно. Боюсь, что ничего я не могу тебе сказать — по крайней мере сейчас. Но возможно, потом и передумаю.
— Тогда-то уж точно будет поздно.
Йоссариан еще раз покачал головой. На мгновение Доббз горестно оцепенел. Потом стремительно вскочил и бросился к доктору Дейнике в надежде добиться наконец с помощью очередной психической атаки, чтобы тот освободил его от полетов. По пути он едва не свернул умывальник и чуть не упал, споткнувшись о топливопровод к плите, который мастерил в свободное время Орр. Доктор Дейника без труда выдержал буйную атаку Доббза, отвечая на осатанелые вопли и негодующие жесты только нетерпеливыми кивками головы, а потом послал его в медпалатку, наказал описать свои симптомы Гэсу и Уэсу, которые вымазали ему десны лиловым раствором горечавки, как только он открыл рот. Они выкрасили ему лиловым раствором и пальцы на ногах, а когда он попытался заявить протест, искусно запихали ему в глотку таблетку слабительного и спровадили.
Доббз чувствовал себя даже хуже, чем Обжора Джо, способный все же летать на боевые задания, когда его не мучили по ночам кошмары. Доббз был почти так же плох, как Орр, казавшийся неизменно счастливым, будто жизнерадостный жаворонок-недоросток, хотя зубы у него были заячьи, да еще и кривые, а улыбка — психовато дерганая. Получив краткосрочный отпуск, он полетел вместе с Йоссарианом и Мило Миндербиндером в Каир, где Мило купил вместо яиц, за которыми отправился, партию хлопка, а потом вылетел на рассвете в Стамбул, причем самолет у него оказался загруженным аж до пулеметных туррелей экзотическими пауками и зелеными бананами. Орр, на взгляд Йоссариана, был самым уютным и привлекательным чудиком в мире. Вокруг его обветренного щекастого лица со светло-карими, немного выпученными, напоминающими детские мраморные шарики, глазами курчавились густые пегие волосы, а над затылком торчал, вроде остроконечного башлычка, напомаженный хохолок. Чуть ли не каждый боевой вылет кончался у Орра вынужденной посадкой в море, где самолет, естественно, тонул, и лишь изредка ему удавалось дотянуть до базы на одном моторе, потому что второй почти всегда оказывался у него подбитым, а когда они втроем полетели в Неаполь и приземлились на аэродроме в Сицилии, Орр принялся неистово дергать Йоссариана за руку, увидев злонамеренного десятилетнего сводника с сигарой во рту и двумя двенадцатилетними сестрами-девственницами, которые встретились им возле гостиницы, где свободный номер нашелся только для Мило. Не обращая на Орра внимания, Йоссариан слегка оторопело рассматривал открывшуюся ему вместо Везувия Этну и безуспешно пытался сообразить, почему, отправившись в Неаполь, они прилетели на Сицилию, а задыхающийся, заикающийся, хихикающий Орр умолял его, в припадке нетерпеливой похоти, пойти вместе с ним за злонамеренным десятилетним сводником к невинным двенадцатилетним сестрам, которые оказались вполне зрелыми шлюхами без всяких родственных связей, но все же никак не старше двадцати восьми лет.
— Иди с ним, — лаконично обязал Йоссариана Мило Миндербиндер. — Помни о своей миссии.
— Ладно, — вздохнув, согласился Йоссариан, помня о своей миссии. — Но сначала мне надо найти номер в какой-нибудь гостинице, чтобы как следует потом выспаться.
— Ты прекрасно выспишься у девочек, — сказал с видом заговорщика Мило Миндербиндер. — Помни о своей миссии.
Они не спали всю ночь. Йоссариан вскоре окончательно ошалел и перестал замечать на одной из проституток бежевый тюрбан, украшавший ее голову до тех пор, пока злонамеренный десятилетний сводник с кубинской сигарой в зубах не сдернул его поутру у нее с головы прямо на площади — такая уж пришла ему в голову зловредная блажь, — обнажив для всеобщего обозрения ее безобразно уродливый голый череп. Она спала с немцами, и мстительные соседи наголо выбрили ей голову. Издавая хриплые вопли, она гонялась вперевалку за злонамеренным десятилетним сводником, и зрелище это было омерзительно смехотворным, потому что ее дебелое тело желеобразно колыхалось, темное лицо кривилось от ярости, а голая кожа на гнусном серовато-глянцевом оскверненном черепе волнообразно морщилась дряблыми складками, как мертвая плевра — химически обесцвеченная и абсолютно непристойная. Раньше Йоссариан никогда не видел у людей столь голых поверхностей. Сводник, подняв руку вверх, вертел на пальце бежевый тюрбан, словно добытый в бою трофей, а бритая проститутка торопливо трусила за ним следом с вытянутыми вперед руками — ей казалось, что она вот-вот дотянется до своего истязателя, — как бы совершая по площади круг позора. Многолюдная утренняя площадь булькотела злорадным хохотом, и зеваки глумливо показывали на Йоссариана пальцами, пока откуда-то не вынырнул Мило Миндербиндер с озабоченным видом спешащего по делам человека. Строго поджав губы, он безмолвно осудил своих спутников за порочную распущенность, из-за которой они дали вовлечь себя в непристойную площадную сцену, а вслух сказал, что им надо немедленно лететь на Мальту.
