И больше не будет никого, кроме простых смертных, с тех пор как появился один приход, который заполучил все для себя.
Еще до того, как кто–нибудь принялся за дело.
Никогда уже больше не будет, во веки веков больше не будет никого, кроме простых смертных.
Молчание.
Блаженна та, которая возлила на ноги Его миро из амфоры, [355] та, которая возлила на голову Его миро из сосуда алавастрового в доме Симона прокаженного; [356] на ноги Его, на взаправдошные ноги Его, на тело Его, облеченное во плоть; на настоящую голову Его, на голову, венчавшую Его тело; блаженны мужи и жены, блаженны все без разбору, святые и грешники. Господи, грешникам того времени, грешникам того времени и того края было ниспослано то, в чем отказал Ты, Господи, чего не дал Ты, Господи, святым, чего не дал Ты своим святым всех времен. Величайшим тогдашним грешникам, тамошним грешникам было даровано то, чего не дано величайшим святым величайших веков. Чего с тех пор уже не было дано. Никогда. Никому. Блаженна та, которая платком, обычным носовым платком, платком, которым вытирают нос, нетленным носовым платком отерла августейшее лицо, [357] Его настоящее лицо, Его реальное лицо, Его человеческое лицо, чистым белым носовым платком это обреченное на тлен лицо, Его жалостное лицо; увидев Его тогда, в том состоянии, Его, Спасителя рода людского, увидев Его таким, Его, Спасителя всего рода человеческого, какое бесчувственное сердце не смягчилось бы, какие глаза, какие людские глаза не пролили бы слез; это потное лицо, всё в поту, всё в грязи, всё в пыли, сплошь покрытое пылью дорог, сплошь покрытое пылью земли; пыль с Его лица, обычную пыль, такую же пыль, как у всех, пыль на Его лице; прилипшую от пота. Блаженна Магдалина, [358] блаженна Вероника, блаженна святая Магдалина, блаженна святая Вероника, вы не такие, как другие святые. Все святители святы, и все святительницы святы, но вы, вы — не такие, как остальные. Все святители и все святительницы восседают вместе с Иисусом одесную Отца. Все святители и святительницы лицезреют Иисуса, восседающего одесную Отца. И там на небесах облечен Он в свое человеческое тело, в свое увенчанное славой человеческое тело, ибо таким поднялся Он на небо в день Вознесения. Но вы обе, вы и только вы видели, вы касались, вы трогали руками это человеческое тело в его человеческой ипостаси, в нашей общей человеческой ипостаси, когда ходил Он по земле и сидел Он на обычной земле. Только вы видели Его на земле. Только вы видели Его дважды, а не один только раз; не один только раз, как все прочие, в вашей вечной жизни; не только во второй раз, который длится вечно; но и в первый раз, предыдущий, земной; а это дано было лишь раз, это дано было не всем. Существует много разрядов святых, но по сути их два, и вы относитесь к первому, а все мы, прочие, грешники и святые, с тех пор лишь работники одиннадцатого часа; [359] и сами святые, все прочие святые на небесах с тех пор, с тех самых пор всего лишь святые одиннадцатого часа. Ибо они видят Его лицо лишь в вечной жизни, где времени достаточно, и вы, вы тоже, видите Его в вечной жизни; но вы уже видели Его, вы видели Его на земле, где времени не хватает. Единственная в своем роде история, земная история, которая произошла так быстро и которая не повторится вновь. Страшная тайна, та страшная тайна, к которой вы приблизились. Кафедральные города, вы не видели этого вовсе. В ваших кафедральных соборах заключены века молитв, века таинств, века святости, святость целого народа, исходящая от целого народа, но вы не видели этого. А они это видели. Все они это видели, без всяких различий, те, кто был там, и те, кто пришел, те, кто пришел специально, и те, кто пришел не специально; пастухи, волхвы, и тот осел, и бык, которые согревали Его своим дыханием. [360] С Ним можно было заговорить, до Него можно было дотронуться рукой, Его можно было увидеть, увидеть собственными глазами, а это уже не повторится вновь. Реймс, ты — город, в котором венчают на царствование. Стало быть, ты самый прекрасный город Французского королевства. И нет на свете церемонии прекрасней, нет на свете церемонии столь же прекрасной, как помазание на царство короля Франции, нет ни в одной стране. Но откуда ты взялся, город Реймс, и что в тебе особенного, Реймский собор? Что вы такое? Обычный хлев в том затерянном городке, жалкий хлев в том жалком крохотном городке Вифлееме, обычный хлев стал очевидцем того, как родилась Царская власть, которая пребудет вечно нерушимой, самый обычный хлев, власть, которая не иссякнет во веки веков, никогда, обычный хлев стал свидетелем рождения Царя, который будет царствовать вечно. В том далеком краю. Вот что они делают в том далеком краю. А король Франции, величайший король на свете, устраивает церемонии торжественного вступления, в Реймсе он совершает торжественное вступление, и нет ничего прекраснее, чем вступление короля в Реймс, нет ничего прекраснее на свете, нет ничего столь же прекрасного на всем белом свете, и двадцать королей Франции совершили в Реймсе, в Реймском соборе двадцать торжественных вступлений, двадцать пышных вступлений. Но ты, Иерусалим, блаженнее; блажен ты между всеми городами; и бесконечно превосходишь ты их в своем величии, блаженстве и славе. Тебе досталась часть неизмеримо большая. Ты стократ блаженнее всех остальных городов, ибо Он вступил в твои стены, сидя на ослёнке, сыне ослицы, [361] и это больше никогда не повторится; и народ того края бросал пальмовые ветви и листья, ветви вербы и цветы под ноги ослице. Другие приходы видели рождение, породили, создали других святых. Но эти два прихода видели рождение, они породили, они создали великого святого, святого святых: избранники Божий! Пока вы, христианские приходы, забавляетесь тем, что производите на свет святительниц и святителей, один приход давно уже встал спозаранку. Он встал раньше всех. И он создал святого, подобного которому уже не породишь. Блажен тот, кто находился там в тот самый момент, когда нужно было нести Его крест, [362] помочь Ему нести свой крест, тяжелый крест, Его подлинный крест, тот тяжелый крест из дерева, из настоящего дерева, крест для казни, тяжелый, гладко оструганный крест. Такой же, как у всех, у всех других, казненных той же казнью. Человек, который, вероятно, проходил там. Ах, он точно выбрал время, тот человек, который проходил там именно в ту минуту, именно в то самое мгновение, именно в тот самый момент. Тот человек, который проходил именно там. Сколько людей с тех пор, бесконечное множество людей всех веков хотели бы быть там, на его месте, хотели бы там пройти, хотели бы, чтобы что–то их привело туда именно в этот момент. Именно туда. Но, увы, было уже слишком поздно, прошел именно он, и никогда, во веки веков не уступил бы он своего места другим; а они, опоздавшие, вынуждены были довольствоваться другими крестами, заниматься, ограничиваться, довольствоваться ношением других крестов. Сами приуготовлять себе другие кресты. Сами себе их приуготовлять. Искусственно. А это не одно и то же. Киреянин, по имени Симон, которого они заставили нести крест Иисуса. Сегодня его уже не нужно заставлять пронести крест Иисуса. Блажен и тот, превыше всего блажен тот, и он тоже не уступил бы никому своего места, он, конечно, тоже не уступил бы, блажен тот, кто видел Его, однако, лишь раз. Блажен, превыше всего блажен, превыше всех блажен, блаженнейший из всех, блажен тот, кто видел Его в свое время, но видел Его, однако, лишь раз. Блажен тот, кто видел Его во храме; и затем; так как этого было достаточно; был призван как добрый слуга. [363] Был это старый человек из тех краев; человек, приближавшийся уже к закату и достигший уже заката, прощального заката своей жизни. Но тогда лишь догорел закат его прощальный, когда встретил он восход светила вечного. Счастлив этот человек, взявший младенца Иисуса на руки, державший Его на руках, крошечного младенца Иисуса, как берут, как держат самого обычного младенца, младенца из обычной семьи смертных; на своих старых огрубевших руках, старых морщинистых руках, бедных старых высохших и покрытых морщинами руках старого человека. На двух своих сморщенных руках. На двух своих пергаментных руках. Тогда был в Иерусалиме человек, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый (верующий в Бога), чающий утешения Израилева; и Дух Святый был на нем. Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня.
И пришел он по вдохновению в храм. И, когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд,
Он взял Его на руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром;
Ибо видели очи мои спасение Твое, Которое Ты уготовал пред лицем всех народов, Свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля.
Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нем.
