— Нет, — сказала ее мать. — Это Пенни. Смотрите…
Глаза миссис Йовил расширились; в ее ужасе Пенелопа увидела свое отражение лучше, чем в любом зеркале.
— Господи, благослови нас, — сказала служанка.
Мать и экономка помогли ей пройти в прихожую, и дверь накрепко захлопнулась. Боль струилась из окна над ней, забранного матовым стеклом, но большая часть солнца осталась снаружи. Пенелопа качалась в объятиях двух женщин. Поблизости стоял еще один человек, у прохода в дальнюю комнату.
— Пенелопа? Боже мой, Пенелопа! — Это оказался Чарльз. — Она обернулась, миссис Чёрчвард.
На секунду вампирша вспомнила, зачем она это сделала, почему. Попыталась сказать ему, но наружу вырвалось только шипение.
— Не нужно говорить, милая, — пробормотала мать. — Все будет хорошо.
— Отведите ее куда-нибудь в темное помещение, — посоветовал Чарльз.
— В подвал?
— Да, в подвал.
Он распахнул дверь под лестницей, и женщины занесли ее в винный погреб отца. Там не осталось света, и неожиданно жар прошел. Жжение остановилось. Боль не исчезла, но ощущение того, что она сейчас взорвется, пропало.
— О, Пенни, бедняжка моя, — сказала мать, кладя ей руку на лоб. — Ты выглядишь так…
Голос ее умолк, и они положили ее на холодные, но чистые каменные плиты. Пенелопа попыталась сесть, сплюнуть свое проклятие Чарльзу.
— Отдыхай, — сказал он.
Родственники силой уложили ее и закрыли девушке глаза. В голове «новорожденной» клубилась красная тьма.
Глава 39
ИЗ АДА
Дневник доктора Сьюарда (ведется фонографически)
17 октября
Я содержу Мэри Келли. Она так похожа на Люси, на то, чем бы Люси стала. Я оплатил ее ренту до конца месяца. Посещаю, когда позволяет работа, и мы занимаемся нашим особенным обменом жидкостей. Многое отвлекает мое внимание, но я стараюсь, как могу, с этим справиться.
Джордж Ласк, председатель Комитета бдительности, вчера пришел ко мне в Холл. Ему прислали половину почки с запиской, озаглавленной: «Из ада», где утверждалось, что орган вырезан из мертвой женщины, скорее всего, Эддоус. «Другой кусак я сжарил и съел, было очень фкусно». С ужасающей иронией он решил в первую очередь принести неприятный трофей ко мне, подумав, что этот кусок мяса принадлежит теленку или собаке, а самого себя сочтя жертвой розыгрыша. Шутки «Джека-Потрошителя» стали настоящей эпидемией, Ласк подвергся немалому их количеству, после того как письмо об убийствах опубликовали в «Таймс». Лестрейд и Ласк заглядывали мне через плечо, пока я изучал почку. Орган явно принадлежал человеку и хранился в спирте. Я сказал Джорджу, что этот розыгрыш — скорее всего, дело рук студента-медика. Еще по моим дням в Бартсе я помнил глупцов, которые испытывали настоящую страсть к мрачным ребяческим шуткам подобного рода. Каждый раз проходя по Харли-стрит, я вспоминаю о случае, когда одного доктора выкинули из его собственной квартиры. Владелица дома нашла в кровати эскулапа расчлененное тело. Я обратил внимание на одну странность: почка явно принадлежала вампиру. В ней было заметно то особенное разложение жидкостей, которое приходит с подлинной смертью упыря. Правда, меня не спросили, откуда я столько знаю про внутренности не-мертвых.
Лестрейд согласился со мной и успокоил Ласка, который, как я понимаю, был для него сущим наказанием. Инспектор сказал мне, что расследование постоянно сбивают с толку подобные ложные улики, словно Джека-Потрошителя поддерживало целое общество весельчаков, готовых создать ему в помощь полную неразбериху. Я и сам думал, что не одинок, что какая-то неизвестная сила блюдет мои интересы. Правда, кажется, я отыграл свою партию. По крайней мере, на какое-то время. Из-за «двойного происшествия» — отвратительное выражение, принадлежащее автору этих писем, — я лишился присутствия духа и решил приостановить ночную работу. Она по-прежнему необходима, но стала слишком опасной. Против меня действовала полиция, повсюду сновали вампиры. Я надеюсь, что другие продолжат мое дело. В тот день, когда ранили Джона Джейго, в Сохо убили вампирского щеголя, вонзив ему кол в сердце и вырезав на лбу крест. В «Пэлл-Мэлл Газетт» выпустили передовицу о том, что Уайтчепельский Убийца переместился на запад.
Я учусь у Келли. Узнаю много о себе. Когда мы лежим в постели, она мило заверяет меня, что вышла из игры и не встречается с другими мужчинами. Лжет, разумеется, но я ничего не говорю. Раскрываю ее розовую плоть и погружаюсь внутрь, а она нежно сосет мою кровь, аккуратно проскальзывая зубами под кожу. У меня по всему телу шрамы, шрамы, которые чешутся, как та рана, что Ренфилд оставил мне в Перфлите. Я полон решимости, я не хочу обращаться, не хочу стать слабым.
Деньги не важны. Келли может взять все, что осталось от моих доходов. С тех пор как я пришел в Тойнби-Холл, я не получал никакой зарплаты и обеспечивал значительными вспомоществованиями покупку медицинских припасов и других необходимых вещей. В нашей семье всегда водились деньги. Титула не было, но деньги — всегда.
Я заставил Келли рассказать о Люси. Эта история — мне больше не стыдно признавать — возбуждает меня. Я не могу заботиться о Келли ради нее самой, поэтому забочусь о ней ради Люси. Голос Мэри Джейн меняется; ее ирландско-валлийский акцент и странное, чопорное построение фраз исчезают, и кажется, говорит Люси. Она всегда беззаботно относилась к тому, что сказать и как, в отличие от ее гулящего потомства. Я помню, что мисс Вестенра была церемонной, жеманной и в меру кокетливой. Где-то между этой дурманящей, но очаровательной девушкой и кричащей пиявкой, которой я отрубил голову, таится «новорожденная», обратившая Келли. Потомство Дракулы. Рассказывая о ночной встречи на Хите, Келли каждый раз добавляет к истории новые детали. То ли вспоминает, то ли придумывает специально для меня. Не уверен, что мне не все равно. Иногда Люси подходит к Келли и нежно, соблазнительно, горячо ласкает ее перед Темным Поцелуем. А в другом случае жестоко насилует, и игольные зубы рассекают плоть и мускулы. Потом мы сами проигрываем в реальности выдумки Келли.
Я больше не помню лиц мертвых женщин. Осталась только Мэри Джейн, и она с каждой ночью все больше напоминает Люси. Я купил Келли одежду, похожую на ту, которую носила мисс Вестенра. Ночная сорочка, что она надевает перед нашим совокуплением, напоминает похоронный саван Люси. Прическа Мэри теперь похожа на волосы Люси. Я боюсь и надеюсь, что скоро Келли окончательно станет Люси.
Глава 40
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДВУХКОЛЕСНОГО ЭКИПАЖА
— Прошел уже почти месяц, Чарльз, — осмелилась заметить Женевьева, — с «двойного происшествия». Может, все закончилось?
Борегар покачал головой, отвлекшись от размышлений, которые занимала исключительно Пенелопа.
— Нет, — сказал он. — Это хорошее заканчивается, а плохое необходимо останавливать.
— Ты прав, конечно.
Солнце зашло, и они сидели в «Десяти колоколах». Чарльз уже знал Уайтчепел так же, как и другие места, куда его отправлял клуб «Диоген». Дни он проводил, спя урывками в Челси; ночи — в Ист-Энде, с Женевьевой, охотясь на Джека-Потрошителя. Но так его и не поймав.
Все начали расслабляться. Группы линчевателей, бродившие по улицам две недели назад, творя бесчинства и оскорбляя невинных, все еще носили кушаки и дубинки, но больше времени проводили в трактирах, чем в тумане. После месяца двойных и тройных усиленных дежурств полицейских постепенно стали отправлять на их обыкновенные обязанности. Из-за Потрошителя в городе не стало меньше преступлений. Недавно прямо вблизи Букингемского дворца случился чуть ли не открытый бунт.
Прошлой ночью кто-то метнул большую кружку свиной крови в портрет королевской семьи, висевший за оградой. Вудбридж, лендлорд, выбросил непатриотический сосуд прочь, но пятна остались на стене и картине. Лицо принца-консорта приобрело багряный цвет.
