235. ВЕЧЕР В ГОРКАХ
1
Бывают порою осеннейОсобые ясные дни.И улицы старых селений,И старые липы в тени —
Всё дышит покоем, прохладой,Такая прозрачность во всем…Еще не порой листопадаМы раннюю осень зовем.
В природе всегда равновесьемОтмечена эта пора…Да мало ли сложено песенО ней у лесного костра!
Тяжелых снопов изобилье…Флюгарки звенят на шесте…И ласточек острые крыльяМелькают в родной высоте,
И пу́гала дремлют у грядок…А в избах — кисель да блины,И отдых заслуженный сладокТому, кто работал с весны.
Рассветов холодная просинь,Закатных часов желтизна…
Плывет над оврагами осень,Трубит по дорогам она…
Люблю ее медленный, ровныйИ радостный сердцу полет…
Опять в стороне подмосковнойПрозрачное небо поет.
2
Холодная, светлая осеньВ начале тридцатых годов…
Раскидистый клен на откосе.Синицы свистят у прудов.
Как радует сердце раздолье,Простор неоглядный земли…Здесь новые тракторы в полеНедавней порою прошли.
И снова они со стараньемПо ближним дорогам гремят.На них с-под ладони с вниманьемВеселые дети глядят.
Вела меня в Горки дорога.Стоял на пригорке крутомСтожар невысокого стога,Омытый осенним дождем.
И чист был настоянный воздух…Казалось, нетрудно вдалиВ прозрачных мигающих звездахНайти отраженье земли.
И памятью сердце богато…Над нивами высился дом.В багровые волны закатаГляделся он каждым окном.
Кого только в доме не встретишь…Здесь столько бывало гостей…С Байкала веселые дети,Певец из казахских степей.
Здесь вместе с уральским шахтеромБывал знаменитый актер;Здесь люди дышали просторомИ с Горьким вели разговор.
Ученый с седой бородоюРассказывал долго емуО колбах с тяжелой водою,О новых растеньях в Крыму.
Твердящий как будто украдкойЛюбимые строки стихов,Поэт появился с тетрадкойВ один из таких вечеров.
И нет на земле расстоянья:Несло поколенье сюдаСвершенья свои и мечтанья,Великую славу труда.
3
Над Горками теплится вечер…Приветлив вместительный дом…И радостны шумные встречиБывали за этим столом,
И много людей настоящихЗдесь жизнь собирала сама,Таких, кто отменный образчикХарактера, воли, ума.
Кто странствовал много по свету,Кто с юности вечно в пути,Кто смог всю большую планетуОт края до края пройти,
Кто с юности строил упорно,В тайге возводил города,Чьей сказочной воле покорна,Текла по пустыням вода,
Кто с радостью вкладывал душуВ деяние жизни своей…
И Горький внимательно слушалРассказы бывалых людей.
Он чуток был к фразе и фальши…Коль врут — становился сердит…Негромко, не слушая дальше,Рукой по столу постучит…Но если веселую правду,Забыв о былой похвальбе,Рассказчик решается храброПоведать друзьям о себе,
То Горький, внимая рассказу,Смеется, и видим: слезаБлеснет, затуманивши сразуЕго голубые глаза…Становится тотчас он ласков,И сразу же сердцем поймешь:Прекрасна нехитрая сказка,Бездарна красивая ложь!
4
…И вот я в его кабинете…Уже затуманился день…В холодном огне, в полусветеБежит над полянами тень.
За окнами — дождь, и промоклаБерезка, в туман уходя,Стучатся в прозрачные стеклаЗеленые капли дождя.
Он рукопись чью-то листает.Задумался. Гладит усы.А песня вдали нарастает,Рокочут в столовой басы.
Становится ярок и пышенЗакат в голубой полумгле…
А груды прочитанных писемЛежат на широком столе.
Конверты, листки, бандероли,И всюду на них — штемпеля.Взгляни — и увидишь раздолье:Здесь вся пред тобою земля.
Открытка, где в красках неяркихИндийский горит океан,А рядом — огромные маркиИз крохотных западных стран.
И всюду — и в песнях, и в прозе —Предвестием бури гудитТот радостный ветер предгрозья,Что души людей молодит.
Всё это доходит по правуСюда до поэта-творца.Не просто огромная славаК нему привлекает сердца.
Нет, смотрят спокойно и твердоМильоны людей на него.Слова «Человек — звучит гордо»Сегодня дороже всего.
Что нашего века чудесней?Что радости нашей светлей?Летит на заре БуревестникВ простор знаменитых морей…
И море волнуется снова…Гроза не смолкает над ним…Великое русское словоСтановится нынче родным
Всем тем, кто в безмерной надеждеГрядущему молвит: «Пора!»Прошло невозвратное «прежде»,Навек миновало «вчера»,
И завтрашний день величавыйВстает над землею большой —С его исполинскою славой,С его богатырской душой.
Художник, до жизни возвысясь,Нашел назначенье свое:Правдивый ее летописец,Творит он и строит ее.
Он был исполинским деяньемС такой небывалой судьбой,При жизни казался сказаньем,И трудно мне было порой
Поверить, что Горького слышишь,Что в комнате той же сидишь,Что воздухом тем же ты дышишьИ в те же просторы глядишь.
Он кашляет. Дернулись плечи.Прищурившись, смотрит во тьму.(Как чувствовать больно, что нечемПомочь в это время ему…)
Откашлялся… медленно дышит,Глаза закрывая на миг…«Но все-таки кто же напишетСо временем книгу из книг,Подробное повествованье,Что жизнь ему в радость была,Что горе свое и страданьеОн сжег, улыбаясь, дотла?
О будущем думайте чаще,Склонясь над страницей своей…Ведь книга учителем счастьяДолжна быть всегда для людей.
И, с рабскою выдумкой споря,Должна она к людям нестиНе пошлую проповедь горя,А счастье большого пути».
5
Вдруг дверь отворяется. Входит,Сутулясь, высокий старик.Он комнату взглядом обводит,К столу он идет напрямик.
Лицо его узкое в шрамах,Как в метках былого пути.От глаз его, странно упрямых,Так трудно глаза отвести.
«А ваше лицо мне знакомо,—Откашлявшись, Горький сказал.—Кто нас познакомил?Заломов?»
— «Нет, раньше я вас не встречал.Я должен был встретиться с вамиДавно, но тогда не пришлось…Прошел я, гремя кандалами,Все царские тюрьмы насквозь».
Он руку, задумавшись, поднялИ молча подходит к окну.
«Поведать хочу вам сегодняЯ давнюю повесть одну.Напомню про годы былые…»
Привычным движеньем рукиВ массивной оправе, большиеСтарик надевает очки.С нежданной улыбкой во взгляде,Поставивши стул пред собой,Странички из школьной тетрадиЛистает могучей рукой.
«Не выкинешь слова из песни…Сейчас… погодите… найду…А дело то связано с Пресней,Случилось же в пятом году…Опять меня радость былаяК товарищам старым ведет…»
6
«Я в пятом году в НиколаевПришел на „французский“ завод.
Массовки литейного цеха…К нам шлют делегатов войска…
Я вскорости в Питер поехал —Вручили мне явку в ЦК.
В Финляндии Ленина встретил,С ним долго беседовать смог,И встречи заветные этиС тех дней в своем сердце сберег.
Да, было загадано много…Но вновь Николаев зовет,На юг побежала дорога,На старый „французский“ завод.
Немало я взял поручений —Москва-то была по пути,—Вручил мне записочку Ленин:Просил ее к вам занести.
Мороз фонари над мостамиСнежком опушил в синеве…Я думал: как встретиться с вами?Что ждет меня завтра в Москве?
И только я вышел с вокзала,Услышал далекий раскат:Москва на рассвете восстала,Знамена над Пресней горят.
А в Пресне, у старого сада,Жил друг мой по юным годам.К нему поначалу бы надо,Оттуда — с запискою — к вам.
Не скоро добрался до Пресни.В тумане мерцают штыки.Чем был тогда ваш „Буревестник“ —Вам могут сказать старики.
Кто песню о нем не запомнил?Везде Буревестника тень…Сверкал отражением молнийВ снегах разгоревшийся день.
Тревога! В огне баррикада!Убитый товарищ упал.Я встал, не задумавшись, рядом,Ружье из руки его взял.
Снаряды протяжно завыли…Плывет предрассветная муть…Был ранен тогда я навылетЖандармскою пулею в грудь.
Фуражка с кокардою близко…Я спичкою чиркнул и сжегВ зеленом конверте записку, —Закон конспирации строг.
Очнулся в тюремном халате.На мокром полу я лежал.Судили в судебной палате,Отправили в дальний централ.
Обрушились каторги своды,Да я не вернулся в Москву —Пришли партизанские годы…Теперь же в Приморье живу…
С тех пор много лет миновало —А всё в моем сердце укор.Вот шел к вам, волнуясь, с вокзала,Не знал, как начать разговор, —
Ведь мучит меня и доселеМоя перед вами вина…»
Замолк. И глаза заблестели…Какая вокруг тишина…
7
Казалось, что облако дымаСюда донесло с баррикад —
Так явственно, слышимо, зримоБылых перестрелок раскат.
Иль ветер с пылающих улицСейчас нестерпимо гудел?
Рассказчик склонился, нахмурясь…Задумавшись, Горький сидел.
Потом взял, помедлив, тетрадку.Лицо его стало светлей.
Он вслух прочитал по порядкуВсё то, что записано в ней.
За окнами в поле — сиянье,Прозрачный, трепещущий свет…
«Мне дорого ваше признанье…Как жаль, что записки той нет…
Но радостно мне, что нежданноИз дальней приморской земли,С крутых берегов океанаСюда вы с тетрадкой пришли.
Бесхитростны записи эти,Но жгут они душу огнем…Всего мне дороже на светеПравдивое слово о нем».
Закат становился пестрее,И мне показалось: вдалиКрыло Буревестника реетУ самого края земли.
8
Терялась тропа у обрыва…Я шел вдоль изгиба реки…Туман подымался над нивой…Мигали в лесу огоньки…
Уключины рядом скрипели…Вдоль берега лодка прошла,И девушки песню запелиО липах родного села.
И песня летела, как сокол,Подняв два могучих крыла,Манила далеко-далеко,К свершениям новым звала…
Бежала по склонам навстречуЛесов золотая гряда.Пылали костры по Заречью.Как искра, мелькнула звезда.
А Горький стоял на поляне,Где зло разгорался костер,Смотрел на плывущий в туманеПолей подмосковных простор.
Как будто, взойдя по вершинеНа самый большой перевал,Оттуда он взглядом орлинымЗемной окоем озирал.
Душой не старея с годами,Как в странствиях давнего дня,Любил он гудящее пламя,Любил он стихию огня.
Огонь первозданно огромен,Он сказочной силой богат,Он в яростном пламени домен,И он закаляет прокат.
Он в молнии, в отблеске плавок,Он в солнечных вихрях гудит,В салютах торжественной славы…
И сердце героя горит!
И память с годами не стынет:Как будто то было вчера,Я Горького вижу донынеВ немеркнущем свете костра.
Лицо его строго, и думаЛежит, как морщина, на нем..Не слыша окрестного шума,Он долго следит за огнем.
Бежит по пригоркам дорога,К другому ведет рубежу………………………………Как в памяти теплится много,О скольком еще расскажу…
1946
ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
