Никто и ничто не сможет заставить ее забыть Доминика. Она никогда не перестанет любить его. Но говорить об этом матери — не самая удачная идея. Арабелле отчаянно хотелось сменить тему, этот разговор причинял ей слишком сильную боль, усугублявшуюся тем, что она не могла рассказать правду. Потому лишь улыбнулась и нежно погладила мать по руке:
— Я знаю, ты беспокоишься только о моем счастье и благополучии, мама, и благодарю тебя за это, но раны еще слишком свежи. Я хочу, чтобы рядом были только ты и Арчи.
С этими словами Арабелла поднялась из-за стола и пошла проведать сына.
Утром Доминик постарался как можно быстрее разобраться со своими делами. Он посетил архиепископа Кентерберийского, затем нанес визит Моффту, своему партнеру, и, наконец, отправился к Хантеру, который, несмотря на поздний час, недавно встал с постели после ночи, проведенной за карточным столом, однако согласился выполнить просьбу друга.
— Значит, Смит на самом деле был ни кем иным как Линвудом, — протянул Себастьян, стоя в спальне с высоко поднятой головой, пока камердинер завязывал новый хитроумный узел на галстуке. — Будь он проклят. Нужно было проткнуть этого негодяя.
— Вне всякого сомнения, — сухо отозвался Доминик.
Вокруг них царила суматоха — слуги лихорадочно вытаскивали вещи Хантера из гардеробов и комодов и складывали их в дорожную сумку.
— А Арабелла знает о твоем приезде?
— Нет. Письмо прибудет незадолго до нас. Кроме того, я думаю, будет лучше объяснить все при личной встрече.
— Согласен, — ухмыльнулся Хантер. Он покосился на плащ, который начал было складывать слуга, и повернулся к камердинеру: — Нет, Телфер, упакуйте самый лучший, черного цвета, пошитый Вестоном.
Через пятнадцать минут Хантер был полностью готов к поездке, сидя в седле в своем костюме для верховой езды, сумка была пристегнута за его спиной. Мужчины, понукая коней, помчались к дороге, ведущей в Эйлсбери.
Доминик молчал до тех пор, пока Лондон не остался позади. Когда их лошади спокойно потрусили рядом среди лесов и полей, он повернулся к другу и произнес:
— Есть еще кое-что, о чем я должен тебе рассказать, прежде чем мы прибудем в Амершем, Хантер.
— О чем именно? — с интересом спросил тот, покосившись на Доминика.
Сущая безделица. О том, что у него есть сын. И Доминик рассказал своему другу все об Арчи.
— Черт возьми, Доминик, я понятия не имел об этом! Так Арабелла в спешке вышла замуж за Марлбрука, потому что была…
Смешавшись, он вовремя остановился.
Доминик изогнул бровь, весело глядя на друга.
Воцарилось молчание. Наконец Хантер спросил:
— А Линвуд знал о мальчике?
— Вне всякого сомнения.
Что ж, понимаю, что ты почувствовал в тот момент. Мало того, что этот тип угрожал твоей женщине, он еще замахнулся на сына.
При одном воспоминании об этом глаза Доминика опасно потемнели. Линвуду очень повезло, что он вышел из дома живым.
— Может быть, ты забыл поделиться со мной чем-нибудь еще? — ухмыльнулся Хантер.
— Ничего такого, что тебе следует знать, — улыбнулся Доминик. — А теперь пришпорь-ка лошадь, иначе мы доберемся до Амершема не раньше полуночи.
Хантер рассмеялся и вонзил шпоры в бока коня, вынуждая его перейти на галоп. Доминик представил себе Арабеллу в небольшом доме в Амершеме и помчался вперед, обогнав друга.
К тому времени, как они добрались до тихой деревушки, уже наступил вечер. Растущая луна, почти полная, величаво плыла по высокому черному небу, освещая путь двум всадникам. Из щелей в ставнях до сих пор лились тонкие лучи света, хотя большинство домов погрузились во тьму. Царили полная тишина и покой. Доминик бросил взгляд на дом Тэттонов и, несмотря на усталость, долгое путешествие и отчаянно ноющие ноги, едва не поддался порыву пришпорить коня, оставить его в садике и наконец постучать в дверь Арабеллы. Интересно, бодрствует ли она? Мечтает ли о нем, как он о ней?
— Даже не вздумай, — предупредил Хантер, остановившись рядом с другом. — Ты ведь хочешь предстать перед ней во всей красе, Доминик, а не сейчас, когда тебе больше всего нужна ванна, постель и чистая одежда. Побриться тоже бы не мешало. К тому же, должен признаться, меня ужасно мучит жажда. Надеюсь, у тебя найдется бутылка того доброго бренди из погребов Арлесфордов.
Хантер был прав. Доминик хотел, чтобы при их встрече с Арабеллой все было идеально и ничто не помешало бы ему добиться своего. Он хотел заключить ее в объятия, сказать, что все будет хорошо, успокоить, утешить.
— Что ж, тогда поехали. До Шардела путь недолгий, не займет и пяти минут. Тогда и получишь свое бренди.
Бросив еще один тоскливый взгляд на дом Тэттонов, Доминик развернул коня и, пришпорив его, помчался по дороге к Шардел-Холл.
Следующим вечером в половине седьмого Арабелла искупала Арчи и переодела его в ночную рубашку. Когда его волосы подсохли у жаркого пламени камина, а ужин, состоявший из тоста с маслом и теплого молока, был съеден, она уложила его в маленькую выдвижную кроватку на колесиках. Затем задернула занавески, чтобы мальчику не мешал солнечный свет до заката еще было далеко. Комната погрузилась в приятный полумрак, превратившись в безопасное убежище от всех невзгод. Арчи зевнул, устраиваясь удобнее под одеялом.
Арабелла склонилась к нему и поцеловала на ночь.
— Спи крепко, мой ягненочек, — произнесла она как обычно, изо всех сил скрывая печаль, чтобы ее сын не узнал, как она несчастна.
— Мама, — тихо произнес Арчи, — я скучаю по Доминику.
— Мне тоже его не хватает, Арчи, — отозвалась она, поглаживая ребенка по голове и стараясь говорить веселым тоном.
— Скажи, он скоро приедет навестить нас?
— Не знаю, малыш. — Арабелла заставила себя улыбнуться. — Хватит вопросов, дорогой. Ты должен заснуть, как положено хорошему мальчику, потому что завтра воскресенье, и мы утром пойдем в церковь.
— Только не в церковь, мама! — проворчал Арчи, но покорно опустил голову на подушку и закрыл глаза.
Арабелла спустилась по лестнице в гостиную, где сидела ее мать.
— Как он?
— Прекрасно, потому что завтра не надо идти в школу. Надеюсь только, что он будет так же хорошо себя чувствовать завтра вечером.
Арабелла сжала переносицу пальцами, пытаясь не думать о том, что может ждать Арчи в будущем.
— Доминик Фернекс за многое должен ответить.
Арабелла не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы выстоять еще один спор с матерью из-за Доминика. Ее уверенность в себе пошатнулась, обычное спокойствие изменило. Она была напряжена и взволнована.
