Храм был слабо освещен двумя высокими фонарями и наполнен монахами, которые стояли в несколько рядов двумя группами, одна у правой, другая у левой стены. Перед каждым монахом лежал круглый соломенный мат, на который он ставил колени при земных поклонах. Пение состояло в повторении одной и той же фразы «о-ми-то-фо». Затем монахи вытянулись вереницей в один ряд и стали ходить по храму, делая зигзаги и продолжая петь «о-ми-то-фо». Пение то замирало, то усиливалось; когда оно в одном конце храма начинало затихать, в другом его конце оно становилось все громче и громче. После хождения монахи снова разделились на две колонны у обеих стен; в промежутке между ними стал настоятель, и началось пение по очереди; монахи левой колонны пели, а монахи правой колонны, упав на колени, преклоняли головы до земли и оставались в таком положении до тех пор, пока пели левые. Затем они вставали и начинали петь, а левые падали на колени и преклоняли головы. Это была ночная молитва «за человеческий род». Она так подействовала на Рабданова, правоверного буддиста, что он присоединился к монахам во время хождения по храму, ходил, как они, сложив ладони над своей головой, и пел «о-ми-то-фо».
Каменные столбы о-ми-то-фо
На рассвете настоятель пришел к путешественникам и принес книгу с красными страницами, на которых богомольцы вписывали свои пожертвования. Он просил Потанина подписать по-русски свое имя и жертвуемую сумму.
Гору О-мей-шань считали священной потому, что здесь солнце, восходя из-за облаков, иногда сопровождается ложными солнцами, которые буддисты принимали за явление Будды в ореоле славы.
Потанин полагал, что эта гора, прежде чем сделаться священной для буддистов, уже была местом поклонения у местных жителей с первобытными верованиями. «Явления Будды» путешественники не видели, но утром после ночлега наблюдали оригинальную картину. Над вершиной горы небо было чистое, а ниже вся местность была скрыта в сплошном море облаков, так что вершина казалась островом среди молочного моря. Потанин отметил, что ни одна буддийская святыня не оставила в его памяти такого впечатления, как гора О-мей-шань с ее кумирнями, посвященными главным образом культу женского божества, богини Гуань-инь.
По возвращении Потанина и Рабданова в Ячжоу экспедиция продолжала путь по прямой сухопутной дороге на запад в г. Да-цзян-лу на окраине Тибета. На этом пути были пройдены два высоких перевала, на которых еще лежал снег (в конце марта); их северные склоны были лесисты, и землю под деревьями покрывали огромные папоротники, вайи которых имели больше метра в длину. Южные склоны были безлесны. На горах уже цвели примулы, фиалки, в долинах — персики. За вторым перевалом дорога пошла вверх по долине реки Тун-хэ и потом по долине ее притока. Дно долин было занято кустами. Некоторые из них цвели; но по мере подъема вверх число цветущих убывало, и у г. Да-цзян-лу даже почки у деревьев и кустов не распустились; здесь весна едва начиналась.
Экспедиция остановилась на постоялом дворе в верхнем предместье города, населенном преимущественно тибетцами. Постоялый двор также содержал тибетец; в нем было несколько комнат, и, к удивлению путешественников, оконные рамы не были заклеены бумагой, как повсюду в Китае, а в них были вставлены стекла. На одном стекле было вырезано русскими буквами: «княжна Юсупова».
В Да-цзян-лу экспедиция прожила три месяца. Потанин собирался совершить из этого пограничного города поездку налегке в глубь Тибета, в города Литан и Батан. Но этому помешала болезнь его жены; у нее начались сердечные припадки, через некоторое время с нею случился первый удар, после которого она на некоторый период лишилась речи. Поэтому Потанин отправил в глубь Тибета своего сотрудника Кошкарова, а сам, оставшись с женой, собирал в окрестностях растения, посетил соседний монастырь и усадьбу тибетского князя, находившуюся в той же долине выше города.
Тибетский князь, повелитель княжества Чжала, был хорошим сельским хозяином; его усадьба была окружена скирдами удобрений; он был также охотником, имел тридцать собак, много китайских болонок и двух европейских лягавых. Около его усадьбы вытекали горячие минеральные ключи, отлагавшие известковый туф; температура воды была недалека от точки кипения, колеблясь между 82 и 87° Ц. Одна группа ключей находилась так близко к усадьбе, что вода из них была проведена по канаве во внутренние комнаты для их обогревания.
Жена Потанина медленно поправлялась; оставаясь дома, она рисовала масляными красками цветы, которые приносил Григорий Николаевич, или выходила с палитрой на берег бурной речки и рисовала виды местности.
Из-за болезни жены Потанин решил закончить экспедицию и итти назад, в Пекин. Он разделил караван; жену, Кошкарова и багаж отправил прямой дорогой через Ячжоу в Цзагутин, а сам с Рабдановым, двумя монголами и носильщиками для вещей пошел туда же пешком по горам окраины Тибета.
Путешественники шли по глубоким долинам горных рек бассейна реки Тун-хэ. Склоны долин местами представляли хвойные леса, местами — густые заросли кустарников, а в верховьях долин — альпийские луга. На дне долин встречались китайские деревни, а на склонах видны были тибетские, которые располагались уступами, одни дома выше других, и казалось, что плоские крыши нижних домов служили террасами для вышележащих. У каждой тибетской деревни возвышалась башня, которая была в два- три раза выше домов, также многоэтажных, и, очевидно, являлась сторожевой. В больших деревнях было несколько башен.
У тибетских домов нижние этажи были каменные, а самый верхний — деревянный, в виде надстроек по трем сторонам плоской крыши.
В одной из деревень Потанину отвели такой верхний этаж, который хозяином дома был превращен в пчельник, — на плоской крыше стояли колоды с пчелами. Не зная этого, путешественники уселись на колоды и подверглись нападению пчел, которые забирались в рукава под белье и жалили. В комнаты мезонина принесли можжевельник и устроили дымокур, чтобы выгнать пчел хотя бы из комнат. Но их налетело очень много на растения, принесенные путешественниками, а от дыма они очумели и, перестав летать, ползали всюду, кружились и заползали на людей. Пришлось переселиться в другой этаж.
Через реки местами приходилось переходить по висячим мостам на канатах. На этих мостах поперечные доски были положены далеко одна от другой, и носильщики не рисковали итти по ним друг за другом, так как при этом мост начинал раскачиваться; они переходили мост по одному.
В разных местах над гребнями гор высились снеговые вершины, а на перевалах из одной долины в другую дорога поднималась выше границы леса. Характерным растением этой местности была облепиха, которая в некоторых долинах представляла деревья по десяти метров высотой со стволом в пять метров в окружности при основании. Верхушки этих деревьев были плоские и напоминали итальянские пинии. Со скал, стеснявших дно долин, часто свешивались цветущие ветви кустов роз и сирени, и каскады белых цветов чередовались с сиреневыми. У верхнего предела леса рододендр образовывал сплошные заросли. Внизу встречались персики и грецкие орехи, посевы кукурузы и риса, а в их верховьях —только посевы ячменя и гречихи.
