В этом монастыре имелось пять храмов и около тысячи лам; он считался резиденцией целых трех гэгэнов, но один из них несколько лет назад умер, а два других находились в это время в Лхассе. Все здания монастыря были каменные и высились в тени больших деревьев ильма. Как только путешественники поставили свои палатки возле монастыря, к ним сбежались ламы, и стало тесно от гостей. Потом явился старый лама со свитой в качестве посла от монастырского начальства и заявил, что последнее просит экспедицию итти дальше на юг, к ставке князя, который может проверить паспорта путешественников, тогда как в монастыре светских властей нет. Потанин отказался исполнить эту просьбу по недостатку времени и сказал, что экспедиция отсюда идет обратно и пробудет только день ради починки телеги.
Ламы, набившиеся в палатку, выпрашивали у путешественников белую бумагу, стальные перья и стеариновые свечи. Одни уходили, другие приходили, и; наконец; снова явились пожилые ламы с жалобой настоятеля на то, что палатка слишком привлекает лам и отвлекает их от богослужения, так что храмы пустуют; он просил перенести палатку подальше. Это экспедиция исполнила, и посетителей, лам, стало несколько меньше.
При осмотре монастыря на следующий день путешественники не могли добиться, чтобы им указали, где живет настоятель, и посетили только одного ламу Пунсуха, который ранее бывал у бурят в Забайкалье и не боялся русских. Он принял их приветливо и угостил чаем с китайским печеньем. Его келья имела не более пяти шагов в длину; слева от входа было большое окно во всю длину стены и под ним лежанка с красными и желтыми матрасиками для сидения гостей. Справа от входа — менее высокая лежанка с постелью самого ламы; узкий проход между лежанками имел только ширину входной двери. Задняя стена была занята полками, на которых в несколько ярусов были расставлены статуэтки божеств, а также фотоснимки гэгэнов и фарфоровая русская чайница; тут же лежали далматский порошок и другие вещи, напоминавшие о Забайкалье. С этим ламой экспедиция обменялась подарками.
18 июля экспедиция направилась в обратный путь вверх по широкой долине реки Талыр. Дорога была песчаная, сильно разбитая, и телеги на подъеме не раз застревали в песке. Дно долины представляло сухую степь, местами же — яркозеленые луга. Население в долине было густое, часто видны были юрты, и не войлочные, а камышовые; около них были загородки из плетня для мелкого скота и площадки на четырех столбах для разного скарба. По этой долине ехали четыре дня и на пятый поднялись в ее верховьях на перевал Мэлэхей-дабан; здесь появился и лес из березы, дуба, клена. Горы Хингана вблизи перевала имели мягкие формы.
С перевала спустились в долину реки Холын-гол. Это были земли монголов-джарутов, которые отнеслись к путешественникам очень дружелюбно; палатка была полна гостей, принесших плитки сыру и колобки масла. Джаруты, по-видимому, жили хорошо, в долине видны были большие табуны лошадей. Юрты у них были войлочные, и при них плетеные хлевы для мелкого скота, обмазанные для тепла навозом.
По долине реки Холын-гол экспедиция вернулась на западное подножие Хингана и шла далее вдоль него на север. Потанин отметил, что степи, прилегающие с запада к Хингану, покрыты толстым песчаным наносом, но нагромождений сыпучих песков там нет; это можно объяснить обилием дождей и рос в этой местности, вызывающим густую и высокую растительность, защищающую песчаную почву от развевания ветрами. Только местами, где растительный покров нарушен, появляются ямы — раздувы и сыпучие бугры, называемые манха. Песчаный нанос простирается не только до подошвы Хингана, но входит во все долины и поднимается на склоны не только западный, но и восточный, до вершин перевалов. Этот нанос смягчил очертания гор, придал им мягкие формы, волнообразные и куполообразные линии. На перевалах колеса телег иногда вязли в разбитом песчаном наносе, а на подошве гор он был обнажен от растительности и выступал белой чертой; здесь ветер выдувал ямы до двадцати метров в поперечнике и до шести метров глубиной.
Потанин не мог объяснить себе это обилие песков, хотя и заросших, вдоль подножия Хингана, а геологу оно вполне понятно. Этот песок нанесен ветрами из Гоби, мало-помалу накопился вдоль подножия гор, покрыл их склоны и перевалы, мешавшие ему проникнуть дальше. Благодаря влажному климату этой местности, обусловленному соседством Тихого океана, песок, накопляясь, все время зарастал растениями и не образовал тех огромных скоплений сыпучего песка с барханами, которые так характерны для южной окраины Гоби и которые читатель уже знает из описания путешествия Потанина по Ордосу. На южную окраину пустыни песок также выносится из Гоби, но климат этой окраины очень сухой, и растительность развивается не достаточно для закрепления песка.
Долина Холын-гола в низовьях у уединенного холма с крутыми боками, называемого Гыр-чолун (юрта-камень), расширилась в равнину. Здесь на стоянке путешественники познакомились еще с одним монгольским суеверием. Едва их люди выкопали яму для очага и развели огонь, как от соседних юрт пришел человек и потребовал объяснения, кто позволил рыть яму. Местный монгольский князь по всему своему хошуну издал приказание не рыть землю, так как от этого насилия человека над землей происходят-де какие-то болезни.
Этот князь хотел, чтобы экспедиция не проходила поблизости его ставки, находившейся недалеко от монастыря Хошун-сумэ, к северу от Гыр-чолуна, из боязни, что иноземцы принесут ему несчастие. Его посланный уговаривал Потанина итти к монастырю Лух-сумэ, близ которого экспедиция уже прошла на переднем пути, и говорил, что у подножия Хингана дорога топкая, болотистая. Потанин отметил еще местный суеверный обычай монголов называть почитаемые горы, реки, озера не настоящими их именами, а псевдонимами. Из-за этого обычая трудно было узнавать настоящие названия разных урочищ для нанесения их на карту.
Дорога вдоль Хингана дальше на север, по долине реки Сыэльчжи, действительно местами была грязна из-за недавних дождей и сильных рос, но вполне проходима. Несмотря на конец июля, не только луга на дне долины, но и степи на склонах были покрыты яркозеленой травой; это объяснялась климатом всей местности. В других частях Монголии трава в степи уже в половине лета желтела и увядала.
На дальнейшем пути вдоль Хингана развеянные пески манха стали встречаться чаще, а за рекой Халха, где начались земли Барга, входившие в состав Маньчжурии, попадались не только манха, но и более или менее обнаженные песчаные валы с острым гребнем. Население было встревожено нападениями солонов, монгольского племени, живущего за Хинганом, но делавшего вылазки в Баргу для угона лошадей и скота. Миновали еще несколько монастырей; один из них, Ганджур, славился своей ярмаркой, хотя по числу лам был небольшой. Окружающая местность представляла мокрые солончаки без проточной воды и заросли чия; тучи комаров налетали по вечерам.
