— Наши семьи давно друг друга знают. Мы с твоей мамой как-нибудь все вам расскажем.
Девочка не стала продолжать расспросы. Я тихонько спустилась вниз со свечой в руке, не собираясь ложиться в постель Мэри Джейн и Этана. Взяв в одну руку лампу, а в другую — ведерко для угля, я вышла на улицу.
Поставив лампу, я стала набирать лопатой уголь. Безумие думать, что Мэри Джейн спрятала бы здесь инструменты мужа. Если бы она была виновна, то могла бы оставить их в каменоломне или выбросить в реку. Кто бы ни подложил их сюда, он сделал это с целью бросить подозрение на Мэри Джейн.
Я все еще не вычеркнула из своего списка подозреваемых бригадира рабочих каменоломни, несмотря на то что Маркус, похоже, не проявлял к нему больше интереса, равно как и к его сыну, который венчался сегодня в местной церкви и, без сомнения, в ближайшем будущем займет этот дом. Он будет приходить сюда набирать уголь.
В темноте и тишине скрежет лопаты в угольном сарае казался звучанием адского оркестра, настраивая на ночь недобрых симфоний. Я набрала ведро, вдыхая запах угольной пыли. В свете лампы куски угля сияли, как черные алмазы.
Когда я отложила лопату, мое ухо уловило еще один звук, хруст, шуршание, как будто маленький зверек метнулся в укрытие. Возможно, я побеспокоила какое-то ночное существо.
Я стряхнула с себя это ощущение. В деревне полно таких звуков, и хотя до центра деревни всего четверть мили, здесь была уже дикая природа.
В коттедже я взяла каминные щипцы и подбросила в огонь угля. Безотчетно я подумала о своей матери, которая ни разу в жизни не разводила огонь, и о моей настоящей матери, миссис Уитекер, в жизни которой, несомненно, бывали времена, когда просто иметь топливо для камина было роскошью.
Что ж, это будет хороший огонь, для меня одной. Буду сидеть в кресле и коротать ночь. Я подошла к раковине вымыть руки. Жалюзи были подняты, это Остин был уверен, что мама заглянет в окно, когда вернется, посмотреть, здесь ли ее дети.
Уже потянувшись опустить жалюзи, я уловила какое-то движение. Кто-то сидел в машине и пригнулся, чтобы не попасться на глаза. Наверное, любопытный деревенский мальчишка. Разумеется, я не могла допустить, чтобы местный сорвиголова на спор удрал с моим автомобилем. Я открыла входную дверь, бесшумно прошла по дорожке, подошла к машине и рванула на себя дверцу.
Какой-то гном испуганно вскрикнул и попытался прошмыгнуть мимо меня. Я успела схватить извивающегося ребенка.
— Что ты делаешь?
Я отпустила ее, ожидая, что она бросится бежать. Она, похоже, совсем измучилась, обессилев, как и я.
— Мне холодно.
Это была Милли с фермы Конроев.
— Где ты была? Из-за тебя половина Йоркшира прочесывает сельскую местность.
— Мне холодно.
Сомнений в этом не было, девочка дрожала.
— Пойдем в дом. Согреешься.
— Не отправляйте меня назад.
Боясь, что она убежит, я взяла Милли за руку.
— Идем. Все хорошо, все будет хорошо.
Если у меня когда-нибудь будут дети, я скажу им: «Никогда не верьте тому, кто говорит вам, что все будет хорошо».
Оказавшись в доме, Милли отшатнулась к двери. Свет от камина и лампы наполнил комнату тенями.
— Сядь у камина, погрейся.
Она подошла к огню и протянула руки к пламени, пробивавшемуся сквозь недавно положенный уголь.
— Не так близко, а то обожжешь руки.
Я налила ей стакан молока. Девочка взяла его у меня и стала жадно пить.
— Пей медленно.
А я могла бы научиться управлять детьми. Возможно, я ошиблась в выборе профессии, и нужно было пойти в директора школы. Хотя имелось небольшое препятствие — она, похоже, не слушала. Милли оглядывалась вокруг, как будто ожидала какой-то ловушки.
— А где тот добрый человек?
Сайкс, должно быть.
— Ты говоришь о мужчине с чулками?
— И шоколадом.
— Сегодня он дома, со своими детьми.
— Вы его мать?
Думаю, Милли имела в виду «жена», но не стала спорить.
— Нет. Я здесь присматриваю за Гарриет и Остином.
Ребенок выглядел оголодавшим и неухоженным. С крючка за дверью я сняла шаль и накинула Милли на плечи. Я заметила маленькую табуретку, как раз подходящего размера для найденыша. Поставила ее у камина.
— Садись сюда. Думаю, ты хочешь есть.
Девочка смотрела на огонь.
Я принялась резать хлеб. Рука у меня соскользнула. Я едва не отхватила себе указательный палец. Не она ли подожгла коровник? Я приютила маленькую поджигательницу. Вот почему она убежала.
Мне так и представилось. Мэри Джейн выпускают из полиции с незапятнанной репутацией, и вот она стоит перед обгорелыми руинами этого коттеджа. Сержант Шарп говорит: «Простите, миссис Армстронг. Видимо, миссис Шеклтон ненамеренно впустила в дом маленькую поджигательницу. Она и ваши дети быстро превратились в пепел. Мы, добродетельные жители деревни, спали в это время в своих постелях».
— Вот.
Я подала ребенку тарелку — хлеб с маслом и кусок ветчины.
Милли проглотила все.
— Я согрелась. Теперь пойду.
Спеша уйти, она опрокинула табуретку.
— Там слишком темно и холодно. Останься на ночь.
Она обдумала мое предложение.
— Где?
— Где хочешь. Здесь на коврике. Я найду для тебя одеяло, а хочешь — на кровати наверху.
— Здесь.
Она уселась на вязаный коврик.
Я опустилась в кресло-качалку, передала ей подушку и шаль Мэри Джейн. Еще какое-то время она смотрела на огонь. Возможно, произойдет вариация на тему, и вместо спичек Милли с легкостью управится с каминными щипцами, разложив горящий уголь в стратегических местах по всему дому.
Милли легла, положила голову на подушку и закрыла глаза.
Когда девочка крепко уснула, я взяла ее на руки и понесла наверх; ее тоненькие, как прутики, руки и ноги болтались, напомнив мне Этана Армстронга на носилках, указывавшего пальцами на землю.
Толкнув дверь в спальню Мэри Джейн и Этана, я внесла Милли, неловко откинула покрывала и положила ее на кровать. За время трех-четырех минут нашего путешествия несколько блох перепрыгнули на меня с девочки.
Прости, Мэри Джейн. Придется тебе прокипятить свои простыни, если ты когда-нибудь сюда вернешься.
Я стояла у кровати. Милли проснулась, но притворялась спящей. Осторожность, словно электрический ток, держала ее тело под напряжением. Мне придется следить, чтобы она не спустилась вниз, не утащила свечу и не занялась своим делом.
Я отказалась от мысли сходить в торгующий на вынос отдел «Руна» и купить бутылку джина. Да и все равно уже слишком поздно.
Милли открыла глаза.
— Чей ты ребенок? — спросила я.
— Ничей.
— Как твое полное имя?
— Милли Фезерстоун.
— Как ты оказалась в Йоркшире, ты ведь родом из Ланкашира?
Однако она закрыла глаза. Я оставила ее спящей.
Потом я заглянула к Гарриет и Остину. У Гарриет сна не было ни в одном глазу.
— Кто пришел?
— Только потерявшаяся девочка. Та девочка с фермы.
— Я рада, что она пришла. Она вытащила Остина из огня.
— Что?
Но Гарриет закрыла глаза и ничего больше не сказала, кроме:
— Не жалуйтесь на нее. Она ни в чем не виновата.
Стук в дверь был таким легким, что поначалу я подумала, это ветер балуется веткой яблони.
Я открыла и увидела немного отступившего от двери Маркуса.
— Ты должна была спросить, кто это, — заметил он. — Никогда не знаешь, кто может бродить вокруг в такую ночь, как эта.
Первая моя мысль была о Мэри Джейн, что с ней что-то случилось или она призналась.
— Входи.
Он вошел, и мгновение мы стояли в свете лампы.
— Садись, Маркус. — Я вернулась в кресло.
Он продолжал стоять.
— Я не могу остаться надолго.
— Ты сам приехал?
— Меня привез сержант. Он в машине. Я остановился подальше на дороге, чтобы не беспокоить детей шумом мотора.
Маркус взял у стола гнутый стул. Сел прямо, закинув руки за спинку стула.
— Боб Конрой…
