обеим.
Милдрют поджала губы и с видимым усилием переборов себя, сказала:
— Она здорово придумала провести их.
— Да, — сказал Тристан вежливо, но мне почудилась скрытая насмешка. — Я потрясен. Леди Изабелла чрезвычайно изобретательна. Но лекарство, Милдрют…
— Я принесу! — она резво вскочила и убежала в сторону кухни, а я продолжала стоять у жаровни.
— Вы намучились со мной, леди Изабелла, — Тристан подложил под щеку ладонь и теперь выглядел умилительно-усталым. — Вам надо отдохнуть.
— Понимаю вашу заботу, как желание избавиться от меня и остаться наедине с Милдрют, — сказала я, не двигаясь с места.
— Вы стали такой подозрительной после прошедшей ночи? — он улыбнулся.
— О! У меня сотни вопросов, — заверила я его. — Только получу ли я на них ответы?
— Когда отдохнете, поедите и выспитесь, — ответил он. — Но я бы снова посоветовал вам позабыть обо всем и не пытаться доискаться до правды. Иногда правду узнают только перед смертью…
Милдрют, держа в руках склянку, и посмотрела на меня так выразительно, что я вышла из спальни, ни о чем больше не говоря.
Пусть сидят там, за закрытыми дверями, и шепчутся, как два заговорщика. А я… я хочу есть. Прошедшая ночь и утренние волнения порядком измотали меня. Сейчас я с сожалением вспоминала угощения с именинного пира. Я не отказалась бы от тушеного крылышка утки, или от ножки кролика в красном вине… Совсем не к стати пришел на ум суп несравненной Пачифики. Меня передернуло от отвращения. Жестокая и глупая женщина! Но это была не ее придумка… И зачем?..
Я нашла остатки подсохшего содового хлеба и достала с полки горшочек с медом, который недавно покупала Милдрют. Открыв крышку, я с неудовольствием обнаружила, что меда осталось едва на донышке. Кто-то в этом доме отъявленный сладкоежка, если успел подчистить почти всё.
Я размочила хлеб в вине, и съела пару кусочков, глядя в окно. Мне были видны сосна и качели перед нею.
Возле скалы плавает дракон. Самый настоящий — с хвостом и зубами.
Неужели, Тристан — дракон?
Если да, то почему он скрывает свою природу?
Перед моим мысленным взором снова возникло гибкое змеиное тело, выпуклые немигающие глаза… Дракон не был слепым. А Тристан…
А он точно слепой?
Может, поэтому король и подозревает его… в чем?
И кому понадобилось красть картину?
Столько вопросов и ни одного ответ.
Я вышла из дома, постояла на крыльце, прислушиваясь к шуму волн, бьющих в камни. Какой страх охватил меня, когда я прыгнула в море следом за Тристаном. И море меня не приняло, и убило бы, не появись рядом дракон.
Драконы — дети стихии, они первые дети мира. Им изначально было дано больше, чем людям, но почему-то потом небеса выбрали людей, а не драконов… Зато драконов выбрало море…
Какая-то неведомая сила позвала меня безмолвно и властно. Я спустилась с крыльца и подошла к дереву, погладила узловатую кору, а потом взялась за цепи качелей.
Они двинулись легко, будто кто-то озаботился смазать их маслом. Это было глупо и рискованно, но я села на скамейку качелей и оттолкнулась ногами.
Море, солнце и ветер ударили мне в лицо, отбрасывая волосы назад.
Я оттолкнулась сильнее, и вылетела за пределы скалы, окунувшись в солоноватый морской воздух, как в облако.
Теперь я раскачивалась все сильнее и сильнее, уже не боясь упасть. Я была свободна!.. И я летала!..
Вот что чувствовала Бьянка — свободу и полет. Вот что чувствуют драконы.
Это было опьяняющее чувство, волшебное. Чайки проносились передо мной, и солнце ослепительно блестело на гребнях волн. Я забыла о времени, и все тревоги и опасности отступили. Драконы никого не боятся, потому что они познали свободу и полет. Они никого не боятся…
Потом я долго сидела на уже неподвижных качелях, глядя на линию, разделяющую небо и воду, а когда повернулась в сторону дома, увидела, что кто-то стоит возле окна. Мне была видна только смутная фигура, и невозможно было понять, кто это — Тристан или Милдрют.
В последующие несколько дней Милдрют охраняла своего хозяина, как хороший сторожевой пес, не допуская меня до него. Но однажды утром, после купания, я вернулась в дом и обнаружила, что двери в спальню лорда Тристана приоткрыты, и оттуда доносится чарующая мелодия флейты.
Не утерпев, я на цыпочках подошла к его комнате и заглянула. Милдрют в спальне не было, а Тристан сидел на постели, поджав ноги, одетый в халат на голое тело, и наигрывал что-то легкое, немного печальное, но светлое, как волны перед закатом.
Я вошла, и он сразу прекратил играть, то ли услышав мои шаги, то ли почувствовав движение воздуха.
— Милдрют, это ты? — спросил он.
— Угу, — ответила я, подходя ближе.
Халат на его груди распахнулся, открывая широкую мускулистую грудь. Я подумала, что совсем недавно лежала на ней, касалась ее…
— Ты не заболела? — Тристан склонил голову к плечу, прислушиваясь. — У тебя прерывистое дыхание… Тебя лихорадит?
Я пробормотала в ответ что-то невразумительное, что можно было понять, как «нет».
— Помассируй мне шею и плечи, пожалуйста? — попросил он. — До сих пор мышцы ноют.
Он положил флейту на постель и повернулся спиной, сбрасывая халат и оголяясь до пояса. Кожа его была прохладной, и приятно остудила мои горящие ладони. Меня будто и в самом деле лихорадило. Я поглаживала твердые мышцы у основания шеи, и мне это нравилось. Мне нравилось прикасаться к нему.
— Так очень хорошо, — сказал он, когда я нажала большими пальцами.
Я наклонилась и поцеловала его в щеку. Тристан замер, а потом накрыл мою руку своей рукой.
— Не надо, Милдрют, — сказал он тихо, — это тупик, ты же знаешь.
Но я не удержалась и поцеловала его в губы. Мне страшно хотелось сделать это. Хотелось почувствовать его дыхание, согреть лорда Тристана своим огнем и самой напитаться его прохладой. Губы его дрогнули под моими губами, а потом он скользнул ладонью по моей щеке и положил руку мне на затылок, удерживая, продолжая поцелуй. На мгновение я успела обидеться, понимая, что на самом деле он целовал не меня, а Милдрют, но в следующую секунду все это стало неважным. Я закрыла глаза, отдаваясь поцелую, как будто вошла в морские волны на рассвете. И это было прекраснее, чем шепот при луне с господином Неро, и волнительнее, чем откровенные намеки Ланчетто.
Я первая прервала поцелуй.
Тристан не хотел отпускать меня, но я мягко освободилась из-под его руки, и пошла к выходу, чувствуя головокружение. Опасная игра, но такая увлекательная — воровать чужую
