Но не могу не признать, что Адаму тяжело даются признания. И они не несут в себе никакого злого умысла. А что касается выбора, то мне нужно решить, приму я его таким, какой он есть, со всеми «примочками», или уйду.
Адам глубоко выдыхает и медленно прикасается губами к моим губам. Мне ничего не остаётся, как замереть на месте. Как бы я себя не пыталась разубедить в обратном, правда остаётся таковой: между нами с Адамом есть связь, и она намного глубже, чем кажется.
— Так скажи мне, Луиза, как ты на это реагируешь?
— Ты пьян… — шепчу я в целующие меня губы, когда резче чувствую запах алкоголя.
— И уже очень давно. Разве ты не замечала, как я пьянел тобой с каждым днём все сильнее и сильнее?
Этих слов оказывается достаточно, чтобы я забыла все недомолвки и обиды. Забыла, из-за чего вообще произошёл спор. Я не даю Адаму возможности сказать что-то вдобавок, и прижимаюсь к его горячему, все еще одетому телу. Целую сладко в губы, глубоко и томно выдыхая в ответ. Чувствую, как его сильные руки обвиваются вокруг меня и весь мир за спиной рушится в пропасть. А он мне и не нужен. Лишь бы Адам не останавливался и никогда меня не отпускал.
Он жадно, остервенело отвечает на поцелуй, с каждым рывком крепче захватывая мое тело в свои руки. Язык проскальзывает в мой рот, доставляя неземные ощущения между ног.
Это ведь всего лишь поцелуй!
Адам резко отрывается и всматривается в мои глаза. А я… Я пытаюсь понять, что он делает. Почему он остановился? В глазах мелькает легкая, игривая ухмылка и он медленно опускается на корточки. Горячие руки грубо дотрагиваются до бёдер и цепляются за края моих трусиков. Я начинаю ерзать на месте, когда чувствую грубую щетину на уровне пупка. Адам нарочно мучает меня. Дразнит легкими прикосновениями, не давая дернуться назад. Он оставляет одинокий поцелуй на моем животе и рывком стягивает трусики с моего тела.
— Я же говорил, ты проиграешь, — твердит он, подняв на меня мрачный до мурашек в моем возбуждённом теле, взгляд.
Я уже давно проиграла…
Он поднимается на ноги, ни на секунду не разрывая зрительного контакта. Мы занимаемся любовью, даже не касаясь друг друга. Адам пытается прочесть мои мысли, узнать, о чем я думаю, но мне ничего не надо. Лишь бы он снова прижался ко мне, вновь поцеловал и дал то, чего я желаю. Ведь только в его руках я живу по-настоящему, только в его мрачном взгляде я желаю утонуть.
Сильные руки рывком поднимают меня за бедра и спина прижимается к холодному стеклу. Тело вновь покрывается мурашками. А может, это не из-за холода? Я запуталась.
Адам крепче прижимается и, пока я тянусь к его губам, чтобы получить новую порцию эндорфина, глубоко входит в меня. Из горла вырывается резкий неожиданный крик, который он глушит своими губами. Глаза закрываются сами по себе, переключая все внимание на безумные ощущения между ног, на резкие грубые толчки, на крепкие руки, сжимающие мое тело.
— ты… моя… — сквозь очередной стон, произносит хриплый голос.
«Да! Я знаю!»
Жгучая боль смешивается со сладостным удовольствием. Я полностью теряюсь в пространстве. Слышу только его охрипший голос, рычащий что-то мне в ухо и собственные стоны, все сильнее раздающиеся при каждом толчке.
Я забываю обо всем на свете. Сейчас для меня нет ничего важнее собственных ощущений. Они разрывают меня на части.
Это больше, чем просто секс. Это слияние на духовном уровне.
Не осознаю, когда холодное, твёрдое стекло сменяется на тёплую, мягкую постель. Когда я разлеглась и широко раздвинула ножки? Я в нетерпении поднимаю голову к нему и жадно целую. Все идёт по новому кругу. Резкий толчок. Мой стон. Его хриплый рык.
— Скажи мне! Скажи то, что я хочу услышать…
Ловлю взгляд чёрных точек, что уставились на мои губы и пытаюсь восстановить дыхание. Мое тело не слушает меня.
— Я твоя… — еле произношу я, сквозь пелену в глазах. Точнее, пытаюсь это выкрикнуть, но Адам делает ещё один сильный толчок, и я закрываю глаза в наслаждении. Чувствую приближающуюся волну, что захлестнёт меня всю и вознесет на верхушку мучительного кайфа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ещё… Я хочу услышать это ещё раз! — эхом проскальзывает где-то рядом.
— Я твоя! — мучительно выкрикиваю я, пытаясь сконцентрироваться на его хриплом голосе. Но это так тяжело. — Твоя!
— Да, черт возьми! Ты моя! И никто… никто не заберёт тебя… у меня…
Я не могу говорить. Потому что, кроме нечленораздельной речи, из моих уст вылетают лишь крики из-за последних сильнейших толчков. Они-то и добивают мое тело. Я закрываю глаза и глубоко, в голос, выдыхаю. Внутри что-то взрывается на миллиарды миллионов кусочков. Они проносятся по всему моему телу, и бесследно исчезают.
Я лепечу что-то невнятное и расслабляюсь на постели. Последнее что вижу, прежде чем забыться, улыбающееся лицо Адама.
Адам
— Может, все же останешься? — говорю я уткнувшейся мне в шею макушке, в надежде, что она передумает. Я прекрасно понимаю, что ей надо ехать, но не хочу этого.
— Я должна. — довольно улыбается Луиза, подняв лицо ко мне. — Я вывожу тебя из рабочей колеи, а это не очень хорошо.
— Не думай об этом. С работой у меня всё в порядке. А проводить время с тобой мне нравится намного больше.
Я бережно её обнимаю, и Луиза тянется к моим губам. Отвечаю на легкий поцелуй и касаюсь вздернутого носика, что морщится в ответ.
— Разве это незаметно? — усмехаюсь я, когда она открывает глазки.
— Заметно, — улыбается Луиза. — но мне и вправду надо идти, как бы сильно я не хотела остаться.
Луиза не хочет, чтобы её мама догадалась о нашей связи. Да я и не возражал, давая ей право самой решать. Но теперь, когда это доставляет неудобство нам обоим, начинаю сомневаться, правильно ли.
К чему скрывать очевидное? Ведь рано или поздно, ей все равно придётся рассказать маме о нас. Это неизбежно. Конечно, если Луиза верит мне. Не хочется думать, что она не решается, потому что считает наши отношения несерьезными. По мне, они серьезней некуда. И со временем я добьюсь того, чтобы она поняла это.
Я выпускаю её из своих объятий, пытаясь скрыть досаду по поводу недоверия.
— Может я, все же отвезу тебя?
И когда я стал таким?
— Нет. Я сама… — выкручивается Луиза из моих рук. Я сдерживаю свое недовольство и молча слежу за тем, как она выходит из квартиры.
Как только закрывается дверь, меня мгновенно обволакивает мучительная тишина, бьющая по ушам. Ощущение одиночества, которое до недавнего времени было так приятно, теперь доставляет лишь странную пустоту. Хочется, безумно хочется бросить всё и ринуться следом за ней. Остановить и потребовать, пригрозить, чтобы Луиза вернулась ко мне и провела в моей постели ещё хоть час.
— И всё же когда я стал таким? — вслух спрашиваю я самого себя. Потом ухмыляюсь и ухожу в спальню.
Сначала думаю позвонить ребятам, договориться о встрече в баре. Не хочется оставаться одному. Но я отбрасываю эту идею.
Луиза права. Мне пора вливаться в рабочий режим. Хотя бы на время, пока её нет рядом. Потому что завтра утром, когда она вернётся, я сомневаюсь, что смогу уделить чему-то другому больше внимания. Напротив, я захочу восполнить те часы, что я провёл без неё.
Мне безумно нравится забота, которую она проявляет ко мне. Нравится то, как переживает за меня, как тревожится даже из-за пустяков.
Она такая правильная девочка, которую я порчу. И в очередной раз спрашиваю себя: «Почему такой, как я, может ей нравится?»
То, что вчера устроила Луиза, поразило меня. Это был сюрприз, который, как оказалось, был сделан не с благими намерениями.
Манипуляция с ноткой горечи.
Луиза хотела показать мне, насколько сильно я её задел, хотя до сих пор не чувствую за собой вину.
Но видеть её обнаженную, в центре своей комнаты было приятно. Уверен, дело было в алкоголе. Он вытянул из неё немного смелости и заставил бросить мне вызов.
Я целовал её страстно, голодно и безумно. Хотел, чтобы она знала, что со мной творит. Говорил об этом при каждом движении в ней. Мне казалось, что это и есть кульминация. Но все оказалось не совсем так. Я понял это, когда она, во время оргазма, между криками и стонами выкрикнула, что любит меня.
