Пупсик: – Этот паштет с грибами я обожаю. Я знаю, где вы его взяли, в итальянском магазине. (Тихоне): – Помнишь, мы покупали?
Тихоня (зло): – Помню.
Едят преувеличенно заинтересованно.
Пауза.
Пупсик: – Так странно, что мы здесь все. Все-таки какие мы уже старые…
Пауза.
Пупсик: – Жалко, что нет Димки и Ирки. Конечно, столько за эти годы всего произошло, но…
Пауза.
Тихоня (раздраженно): – Ты можешь помолчать?
Пупсик (чуть не плача): – Когда такие паузы… Я начинаю чувствовать себя виноватой. Я же живой человек!
Пауза.
Димка (почти нежно): – Наконец мне удалось собрать вас вместе, чтобы поговорить о наших финансовых отношениях. Я выражаюсь сухим американским языком, но это не должно вас обижать.
Ёка: – Общая сумма какая?
Димка: – Общую сумму по условиям я могу назвать только в присутствии всех участников.
Васька: – Ну?
Димка: – Среди нас нет Иры Ермаковой.
Ёка: – Слушай, это какая-то ловушка. Манька есть – Ваньки нет, Ванька есть – Маньки нет!
Димка: – Моей вины в этом тоже нет. Помните задачку про козла, капусту и лодочника? Эту задачку мне придется решить.
Пауза.
Ёка: – Ладно, раз так, то скажу за себя. Бабок у меня много, но я не собираюсь отказываться от своей доли в пользу тех, кто не научился работать и зарабатывать. Не потому, что я жадная, а потому, что не имею права их развращать. А то некоторые думают, что вместо того, чтобы зарабатывать, можно придумать себе идеологию, найти виноватого, и пусть он платит.
Пауза.
Пупсик (гордо): – Я думаю, тут таких нет. Здесь все сами зарабатывают.
Васька: – Если ты, Ёка, имеешь в виду меня, то мне твои деньги не нужны. И если у меня есть собственные взгляды, то это не связано с тем, что ты богата. Это связано с тем, что государство дает развиваться таким, как ты.
Ёка: – Оно не дает, просто я беру, понял? И это не государство, Васечка, а рынок. Рынок жесток, но справедлив.
– О чем они говорят? Какая-то психушка! – удивилась я. Встретиться, чтобы перемыливать газетные передовицы?
– Нормально. Все нормально, такая защитная реакция, – ответил Димка. – Смотри, не отвлекайся.
Васька (в полный голос): – Что же это за рынок, если на нем историк, кандидат наук, стоит дешевле, чем квартирный маклер?
Ёка (жуя): – Нормальный рынок. Жилье нужно всем, а русская идея – только тебе!
Димка: – Прошу прощения, мы ушли от темы.
Васька (торжественно): – Я готов принять свою долю американского подаяния. Но прошу заметить, что никогда ничего не просил. Я обеспечиваю свою семью, отказываясь от массы коммерческих предложений. И мою жену это устраивает, потому что она любит меня, а не деньги. И кстати, никто из присутствующих не может меня упрекнуть в том, что мои взгляды изменились хоть на йоту с момента написания диплома!
А правда, Васька всегда говорил одно и то же, просто раньше все над этим смеялись, а теперь все раздраженно переключают телевизор на его тексты. Просто возле Пупса его работа казалась столь не важной, что образ строился не по критериям личностной значимости, а по критериям дискомфорта, доставляемого жене, которая, кстати, ничего собой не представляла. Васька не подходил в мужья-интеллектуалы – вакансия была занята отцом и братом Пупсика. К моменту, когда у отца и брата из швов полезли труха и опилки и всем это стало слишком видно, Васька уже ни на что не годился, проще было начать лепить Тихоню с нуля, чем выравнивать Ваську. Никто не ожидал, что Васька возродится в молодых нежных женских руках, как птица Феникс.
Более непохожих людей, чем Васька и Тихоня, нельзя было придумать, общим у них было только безволие. Они были так мощно ломаны материнскими руками, что железную хватку Пупсика чуяли, как лошадь опытного ездока; а она сама, вдоль и поперек в рубцах липкого сюсюкающего материнского насилия по жизни, тоже умела либо насильничать, либо подчиняться насилию.
Пауза.
Тихоня: – В целом взгляды не изменились, но патриотизм и антисемитизм – разные ветки одного дерева!
Димка (явно перебивая): – Давайте выпьем… И надо не забыть про мороженое.
Васька (опрокинув рюмку): – Я лично в партии никогда не был, но писать для «Московского комсомольца» о том, что у Ленина был сифилис, гораздо гаже, чем в застой жить на Лениниану!
Тихоня (холодно): – Это исторический факт.
Тихонина мамаша, продавщица в книжном магазине, из всех сказок предпочитала самые кровожадные, какого-нибудь «Стойкого оловянного солдатика», «Соловья и розу», чтоб все похуже кончилось, а папаша, партийный работник мелкого розлива, страшно жучил его за отметки. Не помню уж в каком классе на уроке литературы Тихоня ответил, что реализм – это когда все плохо кончается, а соцреализм – когда все хорошо кончается. Его даже дразнили реалистом.
Васька (стукая кулаком по столу): – Историк здесь я! И нет такого исторического факта! И никогда не было! И история – это наука, а не то, за что мне сегодня готовы заплатить.
Димка: – Мы снова отвлеклись.
Пауза.
Тихоня: – Со своей стороны хочу сказать, что зарабатываю достаточно, но то, что я здесь, не умаляет моего чувства собственного достоинства. Если наш общий друг Димка, попав в более легкие экономические условия, чем у нас сейчас, разбогател, то…
Ёка: – Они там не более легкие.
Тихоня (мягко): – Спорный вопрос. Одним словом, я приветствую благотворительность, как цивилизованную форму отношений между людьми. Однако мне не хотелось бы прибедняться, я достаточно высокооплачиваемый журналист. Мне платят за гибкость, смелость и ответственность. «Журналисты – сторожевые псы демократии».
Ёка: – Псы – они псы и есть.
Тихоня: – Я готов был услышать здесь и не такое.
Васька: – Услышишь.
Пауза.
Пупсик (плаксиво): – Людей всегда раздражает, если кто-то начинает новую жизнь. Мы в этом много раз убеждались. Это даже не зависть. Это больше. Это раздражение, что самим слабо! Я тоже не боюсь взять этих денег, хотя мы в полном порядке и у нас все очень хорошо. Это ведь даже не Димка, это небесный диспетчер так распределил. Я правильно говорю, Дина?
Димка (наливает): – Правильно. Предлагаю выпить за небесного диспетчера.
Пьют.
Ёка: – Хороший ликер.
Димка: – Горячее подавать?
Васька: – Успеется.
Димка: – Главное, про мороженое не забыть.
Пауза.
Васька: – Слышь, Тихоня, последний раз мы виделись не в лучшей мизансцене.
Пупсик (с надрывом): – Ты говоришь о себе?
Васька: – Все друг друга стоили…
Пауза.
Тихоня (неожиданно решительно): – Очень жалею, что не дал тебе в морду! До смерти жалеть буду.
Васька: – Будешь. И никогда не дашь.
Тихоня (не очень уверенно): – Хочешь, сейчас дам?
Васька (встает): – Хочу. Даже сопротивляться не буду. Дай.
