– Ничего страшного, – сказал он. – Я не пью.
– Трезвенник?
– Просто я так предпочитаю, – нахмурившись, ответил Кроу.
Похоже, стереотип индейца-пьяницы успел укорениться и в Англии. Хотя в этом была своя доля правды. В частности, отец самого Пейнтера находил утешение чаще в бутылке виски "Джек Дэниелс", чем в друзьях и семье. Кара пожала плечами. Пейнтер кашлянул.
– Вы что-то говорили о том, что собираетесь посвятить меня в распорядок дел?
– Еще до восхода солнца он будет распечатан и просунут под дверь вашей каюты.
Пейнтер прищурил глаз.
– В таком случае чем объясняется эта поздняя встреча?
Кара закинула ногу на ногу, и он поймал себя на том, что не может оторваться от ее обнаженных щиколоток. Неужели она пригласила его по каким-то более личным причинам? Из досье на Кару Кенсингтон Пейнтер знал, что она меняет мужчин чаще, чем прически.
– Все дело в Сафии, – неожиданно для него произнесла молодая женщина.
Пейнтер недоуменно заморгал.
– Я почувствовала это по тому, какими глазами она смотрит на вас, – начала Кара и выдержала долгую паузу. – Сафия гораздо более хрупкая, чем это кажется со стороны.
"Но гораздо крепче, чем ее считают окружающие", – мысленно добавил Пейнтер.
– Если вы намереваетесь использовать ее в собственных корыстных целях, вам следует заранее подыскать какой-нибудь забытый богом уголок, куда спрятаться впоследствии. Если причина этого в сексе, лучше держите ширинку застегнутой, иначе лишитесь этой важной части своего тела. Итак, что именно вами движет?
Пейнтер покачал головой. Уже второй раз за последние несколько часов его спрашивали о чувствах к Сафии: сначала напарница, теперь эта женщина.
– Ничто из того, о чем вы упомянули, – произнес он резче, чем собирался.
– В таком случае объяснитесь.
Пейнтер постарался сохранить на лице непроницаемое выражение. Ему не удастся отмахнуться от Кары так же легко, как он до этого отмахнулся от Корал. К тому же ему будет гораздо проще выполнить свою задачу, если Кара сменит нынешнюю неприязнь на расположение. Но Пейнтер продолжал молчать. Ему никак не шла на ум правдоподобная ложь. Лучшая ложь всегда та, которая максимально близка к правде, – но какова правда? Что именно он испытывает к Сафии?
Впервые Пейнтер взглянул на это шире. Несомненно, он находит Сафию привлекательной: изумрудно-зеленые глаза, гладкая кожа цвета кофе с молоком, лицо, которое озаряется чарующим светом от самой застенчивой улыбки. Однако за свою жизнь ему приходилось встречать немало красивых женщин. Так что же такого особенного именно в Сафии? Она умна, образованна, и, несомненно, в ней есть внутренняя сила, скрытая от окружающих, – гранитный сердечник, который нельзя сломать. Оглядываясь назад, Пейнтер приходил к выводу, что Кассандра была такой же сильной, сообразительной и красивой, но прошло несколько лет, прежде чем он откликнулся на ее очарование. Что же такое есть в Сафии, что так быстро затронуло его душу?
У Пейнтера мелькнуло одно подозрение, в котором ему не хотелось признаваться даже самому себе. Уставившись в иллюминатор, он представил себе глаза Сафии, глубокую боль, скрытую за изумрудным блеском. Вспомнил, как она обняла его, когда ее спустили с крыши музея, – крепко прижалась к нему, шепча сквозь слезы слова облегчения. Уже тогда в ней было что-то такое, что требовало прикоснуться к ней, защитить, утешить. В отличие от Кассандры Сафия состояла не из сплошного гранита. В ней были сила и слабость, твердость и нежность. В глубине сердца Пейнтер сознавал, что именно эта противоречивость и очаровала его в первую очередь. Именно ее ему захотелось исследовать до самого дна.
– Ну? – нетерпеливо произнесла Кара, недовольная затянувшейся паузой.
От необходимости отвечать Пейнтера избавил первый взрыв.
* * *
1 час 55 минут
Омаха проснулся от грома в ушах. Охваченный тревогой, он уселся в койке и вслушался в дребезжащий грохот оставленного открытым иллюминатора. Да, прогноз погоды предупреждал о том, что "Шабаб Омани" направляется навстречу шторму. Омаха взглянул на часы. С того момента, как он лег, прошло меньше десяти минут. Для шторма еще слишком рано. Свалившийся с верхней койки Денни неудачно упал на пол и, зажимая одной рукой ушибленное место, другой пытался натянуть трусы.
– Проклятье! Что это было?
Вдруг у них над головой послышался частый треск выстрелов. Раздались крики. Омаха откинул одеяло. Да, корабль попал в шторм... только другого рода, не тот, который предсказывали метеорологи.
– На нас напали!
Денни нащупал на верхней полке маленькой тумбочки свои очки.
– Кто напал? Почему?
– Откуда я могу знать, черт побери?
Спрыгнув с кровати, Омаха накинул рубашку. Одетый, он почувствовал себя уже не таким беззащитным и выругал себя за то, что оставил ружье и пистолеты с багажом в трюме. Уж он-то знал, какими предательски опасными могут быть омывающие Аравийский полуостров моря, наводненные современными пиратами и различными военизированными группировками, связанными с террористическими организациями. Море по-прежнему притягивало любителей легкой наживы. И все же Омаха не мог даже подумать, что у кого-то хватит дерзости напасть на флагманский корабль военно-морского флота Омана.
Со скрипом приоткрыв дверь, Омаха выглянул в темный коридор. Одинокий настенный светильник отбрасывал лужицу света на выход к трапу, который вел на две верхние палубы. Как всегда, Кара отвела Омахе и его брату худшие места – в каюте на самой нижней палубе, предназначенной для размещения членов экипажа. Напротив приоткрылась другая дверь. Судя по всему, Омаха и его брат оказались не единственными, кого запихнули чуть ли не в трюм.
– Кроу! – тихо окликнул Омаха.
Но это был не Кроу, а его напарница. Одетая в шорты и спортивное трико, Корал Новак босиком вышла на цыпочках в коридор, красноречивым жестом призывая Омаху хранить молчание. В правой руке она сжимала кинжал с длинным лезвием из полированной нержавеющей стали и черной рукояткой из углепластика. Молодая женщина держала кинжал армейского образца перед собой, уверенная, спокойная, несмотря на перестрелку, которая грохотала над головой. Она была одна.
– Где Кроу? – шепотом спросил Омаха.
Корал ткнула большим пальцем вверх.
– Двадцать минут назад отправился к Каре.
"Туда, где сейчас как раз самая оживленная пальба", – мысленно добавил Омаха. Переполненный тревогой, он устремил взгляд в сторону трапа. Сафия и ее аспирант разместились в отдельных каютах прямо под каютой Кары, очень близко к тому месту, где сейчас шла перестрелка. При каждой автоматной очереди у Омахи сжималось сердце. Ему надо быть рядом с Сафией. Он осторожно направился к трапу. Снова раздался бешеный треск выстрелов, на этот раз со стороны люка на верхнюю палубу. Загремел топот ног, обутых в тяжелые ботинки. Бегущие шаги приближались.
