— А я не боюсь, — улыбаясь вслед ей, пожал плечами Тугунин. — Я тебе сказал.
— Ну и таись, раз так хочешь, — демонстративно отвернулась она от него, заложив руки за спину, и тут же вновь повернулась, взяла его обеими руками за локоть и прижалась к нему. — А у тебя много было женщин, да? — спросила она, заглядывая ему в лицо сбоку вверх, щуря свои рысьи глаза с выжидательностью и любопытством.
Они миновали тамбур, открыли тяжелую, массивную дверь с большой круглой бронзовой ручкой и вышли на крыльцо. День выдался холодный, как все предыдущие, но спокойный, безветренный, и глубокая осенняя синева многочисленных прогалин в пепельно-белых облаках слепила глаза.
— Много, да? — снова спросила Юля, все так же прижимаясь к нему и заглядывая в лицо.
— Были… ну что ж ты думаешь… конечно, были, — усмехаясь, пробормотал Тугунин, косясь на нее сверху вниз. — А у тебя, а? — врастяжку произнес он, освободил свою руку из ее и крепко притиснул Юлю к себе. — У тебя много было мужчин, а ну-ка говори.
— А сколько это — много? — снова закидывая к нему наверх лицо, спросила она.
— Ну, сколько… ну двадцать, тридцать…
— А-а!.. — запнувшись, протянула она. — Ты знаешь, я вообще нравлюсь мужчинам. Ага. Со мной все время знакомятся. У меня, знаешь, одна история была — прямо как в какой-нибудь книге старой. От жены уходил, травился из-за меня, в больнице лежал… Умолял, чтобы я с ним была, а мне это не нужно было. Совершенно не нужно, ну вот совсем.
Тугунин не ожидал, что эти ее бездумные, легкомысленным тоном произнесенные слова отзовутся в нем такой саднящей, такой острой болью.
— Ну, еще б на такую не зариться, — как можно более веселым голосом произнес он, опустив руку и похлопав ее по бедру. — О-го-го, сколько огня в тебе! Мертвого разбудишь.
Они шли по Горького вверх, обратно в сторону «Галантереи», в которой купили духи. «Ой, а ты знаешь, я тебе достану!» — воскликнула она, когда он сказал, что ему нужны французские духи, а их нигде нет. — Мне моя подруга записку к одной продавщице дала, если что дефицитное купить. Они на юге в прошлом году познакомилась. Я не обращалась, мне но нужно было, а сейчас попробую, а?»
— Давай снова в «Галантерею» зайдем, — сказал Тугунин.
— Зачем? — спросила она.
— Ну, ну… — не сразу нашелся он, как сказать. Мгновение назад он осознал с отчетливой ясностью, что в понедельник, послезавтра, ни дня не задерживаясь, вероятно, уедет, и ему захотелось что-нибудь подарить ей.
Но она поняла и так.
— Нет, нечего нам больше заходить, — сказала она с такой холодностью и резкостью, что он больше не настаивал.
Время приближалось к двум, у продовольственных магазинов накапливались очереди.
Они проводили вместе уже третий день. И Тугунин вовсе не тяготился этим ее постоянным ежечасным присутствием рядом, наоборот: казалось, вовсе не страдая от жажды, — но уж коль попался на пути! — он нагнулся над бьющим из земли ключом и вот все пьет и пьет и никак не напьется.
Сосед по случаю субботы сидел сегодня в номере, но в четыре часа он собирался уйти в гости к какому-то своему старому приятелю, и им, выходило, оставалось убить всего лишь уже два часа.
— Давай накупим всякой всячины, чтобы потом из номера не выходить, — предложил Тугунин. У него имелся в чемодане электрокипятильник, и можно было вскипятить воду для чая прямо в стаканах.
— Давай! — с обычной своей радостно-возбужденной улыбкой глянула на него Юля.
Они купили ветчины, хлеба, сыра, каких-то детских сырков, яблок, пачку чая, бутылку вина и поехали в гостиницу.
— Я тебя вызову, как можно будет, — поцеловал ее на подходе к гостинице Тугунин, остановился, покурил с минуту в одиночестве и пошел следом.
Старик был в номере. И он не одевался, и, кажется, вообще не собирался никуда уходить — он лежал в своей постели, натянув одеяло на подбородок, с закрытыми глазами, и его широкий толстый нос с торчащими из ноздрей сухими соломинами седых волос острился на обтекшем вниз лице с мертвой безжизненностью.
Тугунин этого не ожидал. Он вообще надеялся, что старика уже нет, и сказал Юле, чтобы она ждала его вызова, лишь на всякий случай.
— Что с вами? — наклонился он над стариком, тронув его за плечо через одеяло.
— А? — трудно открыл глаза старик. — Пришли, да? Ничего, уже все. Поесть я вовремя с этими буфетами не успел. Сейчас уже все. Не беспокойтесь, только не тревожьте меня — мне полежать нужно.
— В гости-то что ж, не поедете? — спросил Тугунин.
— Нет, какие гости, — уже с закрытыми глазами отозвался старик. — Не говорите больше со мной.
Тугунин швырнул авоську с продуктами к себе на кровать и шепотом, сквозь стиснутые зубы, выругался:
— Ч-черт!..
Он снял плащ, переобулся и вышел в коридор. На всхлоп двери выбежала из служебной комнаты с надкусанным бутербродом у рта коридорная.
— Свалилось чего? — строго спросила она Тугунина.
— Господь бог с неба, — ответил он, проходя мимо.
На Юлином этаже коридорная проводила его до номера долгим подозрительным взглядом. Прошлые дни Тугунин не позволял себе подниматься сюда; он выходил на улицу и, позвонив из автомата, просил позвать ему Юлию из пятьсот пятнадцатой.
Юля выскочила к нему на стук уже переодетая, со светящейся на лице улыбкой готовности.
— Ну, и это причина, чтобы расстраиваться?! — блестя глазами, весело сказала она, когда он сообщил ей, что старик никуда не уезжает. — Ну и пусть не уезжает. Доставай в кино три билета. На ближайший сеанс.
Тугунин спустился к себе в номер, оделся и вновь вышел на улицу. В «Космосе», кинотеатре поблизости от метро, только что начали продавать броню. Он встал в очередь, и ему досталось — какие-то последние билеты, хороший ряд, боковые места.
Коридорная на Юлином этаже быстро оглядела его и увела глаза в сторону.
Тугунин отдал Юле билеты и хотел уйти.
— Зачем? — схватила она его за руку. — Нечего. Прямо и заходи.
Тугунин зашел. Юлины соседки все сидели наготове и тут же поднялись, стали одеваться, кидая в его сторону снисходительно-смешливые взгляды, и спустя минуты полторы в номере никого из них уже не было.
— Ну вот, часа два, по крайней мере, у нас с тобой есть, а? — сказала Юля, забрасывая ему на шею руки.
— И как тебе удалось? — спросил он.
— Ловкость рук — и никакого мошенства, — сказала она с видом послушной, примерной ученицы, довольной похвалой за отлично выполненное домашнее задание.
— И ничего… стыдно не было? — Он запнулся, подумал было — не надо, и все же задал этот вопрос.
— Не-а, — помотала она головой, все так же не размыкая рук у него на шее. — А чего стыдиться? — И пустила свой короткий смешок: — Что естественно, то прекрасно.
— А мимо дежурной я тут фланировал туда-сюда?
— Тоже все в порядке, — тем же горделивым тоном примерной ученицы ответила она. — Ты же меня учил.
— Что, в самом деле? — спросил он, вспоминая взгляд коридорной.
— В самом деле! — отозвалась она.
«Оторва, ну, однако, оторва!.. — с изумлением, с тою же мозжащей, режущей болью где-то над ложечкой, что тогда на Горького, когда вышли из Центрального телеграфа и она принялась рассказывать ему о какой-то своей, как в книгах, истории. — Оторва, ну, однако, оторва!..» — обдало Тугунина и долго, не затухая, отдавалось и отдавалось в нем.
Но и опять, несмотря на эту боль, было ему головокружительно, бестелесно и пронзительно с ней.
6
— Ну все, все тип-топ, я ж говорил, — сказал начальник отдела, встречая Тугунина. Он пожал ему руку и, похлопывая по плечу, усадил на стул возле своего стола. — Вот! — поднял он со стола и перекинул Тугунину его бумаги. В левом углу докладной была торопливым, неразборчивым почерком начертана резолюция заместителя начальника главка.
— Да я у него ничего тут не разберу, — сказал Тугунин. Однако то, что резолюция положительная, — это он уловил.
— Не разбираете — тогда возвращайте, — протянул руку за бумагами начальник отдела. — А нам, подчиненным, разбирать положено, мы разбираем. В общем, все, никаких дополнительных встреч-разговоров не нужно, можете возвращаться, мы тут соответствующий приказик доработаем, подпишем — и через месяц получите. Довольны?
— Доволен, как же не доволен.- — Тугунин, улыбаясь, даже потер в азарте руки. — Теперь наша лаборатория завернет…
— Смотрите, заворот кишок не получите, — пошутил начальник.
— Наоборот. Теперь уж вот, со средствами, не получим, — радостно отшутился Тугунин.
И, однако же, радость была какая-то вялая. Словно бы он перетерпел в ожидании ее — переждал, и потерял уже к ней всякий интерес и вкус.
Он понял, в чем дело, придя в кассы «Метрополя» покупать билет. В кассах «Метрополя» продавали билеты за сутки и более, и билет можно было взять и на завтрашний вечер, и на послезавтрашний, командировку ему отметили бы по билету — на какое число сумел достать.
