тупое орудие… резной каменный божок…
Пуаро вздохнул.
— Наконец, — сказал я, — существуют яды… но это всегда так сложно. Или револьвер — эхо выстрела раздается в ночи. К этому нужно добавить одну-другую красивую девушку…
— Шатенку, — пробормотал мой друг.
— Вспомнили вашу старую шутку? На одну из девушек, разумеется, падет несправедливое подозрение… она к тому же поссорится со своим молодым человеком. Кроме нее, конечно, будут и другие подозреваемые… пожилая женщина… роковая брюнетка… какие-нибудь друзья или соперники убитого… тихая секретарша — темная лошадка… и добродушный грубоватый мужчина… и еще пара слуг, получивших расчет, или лесник, или еще кто-то в этом роде… и болван-детектив вроде нашего Джеппа… и еще… вроде бы все.
— Так вот как вы себе представляете “вершки”?
— Вы, кажется, не согласны?
Пуаро окинул меня печальным взглядом.
— Вы сделали отличную выжимку из всех детективов, которые когда-либо были написаны.
— Ну хорошо, — сказал я. — А что бы вы заказали?
Пуаро закрыл глаза и откинулся в кресле. Из его уст полилось мурлыканье:
— Простое преступление. Преступление без осложнений. Спокойное домашнее преступление… Хладнокровное и очень intime[537].
— Как это преступление может быть intime?
— Положим, — прошептал Пуаро, — четверо садятся за бридж, а пятый, лишний, усаживается в кресло у камина. Вечер кончается, и человека у камина находят мертвым. Один из четырех, объявив “пас”, подошел и убил его, а остальные, сосредоточившись на игре, этого не заметили. Вот это убийство! Кто из четверых виновен?
— Ну, — сказал я, — мне это вовсе не кажется интересным.
Пуаро взглянул на меня с упреком.
— Не кажется, потому что нет ни экзотических кинжалов, ни шантажа, ни изумруда, служившего глазом идолу, ни восточных ядов, от которых не остается следов. Вы склонны к мелодраме, Гастингс. Вам подавай не убийство, а целую серию убийств.
— Признаюсь, — ответил я, — что второе убийство в романе часто оживляет события. Если преступление совершено в первой главе и приходится вникать в алиби всех героев до предпоследней страницы книги, это может надоесть.
Зазвонил телефон, и Пуаро снял трубку.
— Алло, — произнес он, — алло! Да, это Эркюль Пуаро.
Минуту-другую он слушал молча, потом я заметил, как лицо его изменилось. Реплики Пуаро были коротки и отрывочны.
— Mais oui…[538]
— Да, конечно…
— Нет, мы приедем…
— Разумеется…
— Возможно, вы правы…
— Да, я его прихвачу. Итак, a tout a Theure.[539]
Он положил трубку и подошел ко мне:
— Гастингс, это звонил Джепп.
— И что же?
— Он только что вернулся в Скотленд-Ярд. Ему звонили из Эндовера…
— Из Эндовера? — в волнении воскликнул я. Пуаро неторопливо произнес:
— Нашли мертвой пожилую женщину. Ее фамилия Эшер. Она держала табачную лавочку.
Тут я несколько приуныл. Услышав про Эндовер, я было заинтересовался, но теперь испытал разочарование. Я ожидал чего-то фантастического… из ряда вон выходящего. Между тем убийство старухи, хозяйки табачной лавочки, едва ли могло увлечь.
Так же неторопливо и серьезно Пуаро продолжал:
— Эндоверская полиция полагает, что установила виновного…
Я ощутил прилив разочарования.
— Выяснилось, что женщина была в плохих отношениях с мужем. Он пьет, и ужиться с ним нелегко. Он не раз угрожал убить ее. Однако, — продолжал Пуаро, — ввиду всего случившегося полиция хочет еще раз взглянуть на полученное мною анонимное письмо. Я сказал, что мы с вами немедленно выезжаем в Эндовер.
Мое настроение слегка улучшилось. В конце концов, как ни ничтожно это преступление, это все-таки преступление, а я уже давно не имел никакого дела ни с преступлениями, ни с преступниками.
Я не прислушался к тому, что далее сказал Пуаро. Лишь позже я вспомнил эту фразу и оценил ее значение.
— Началось, — сказал Эркюль Пуаро.
Глава 4
Миссис Эшер
В Эндовере нас встречал инспектор Глен, высокий блондин с приятной улыбкой.
Точности ради я, пожалуй, коротко изложу фактическую сторону дела.
Факт преступления был обнаружен констеблем Довером в час пополуночи, то есть уже двадцать второго. Патрулируя по городу, он подергал дверь лавки, увидел, что она не заперта, и вошел, причем сперва ему показалось, что в лавке никого нет. Подняв фонарь над прилавком, он, однако, заметил скрюченное тело старой женщины. Когда на место прибыл полицейский врач, выяснилось, что женщину ударили по затылку тяжелым предметом, возможно, в то время, как она брала пачку сигарет с полки за прилавком. Смерть, видимо, наступила семь — девять часов назад.
— Но нам удалось установить время убийства еще точнее, — пояснил инспектор. — Мы нашли человека, который заходил в лавку купить табаку в семнадцать тридцать. А другой человек, зайдя в лавку, увидел, что там никого нет, — так он подумал, — в пять минут седьмого. Значит, убийство совершено между семнадцатью тридцатью и восемнадцатью пятью. Пока мне не удалось найти свидетелей, видевших этого Эшера поблизости, но пока еще не поздно. В девять он сидел в “Трех коронах” и уже изрядно выпил. Когда мы его разыщем, то задержим его как подозреваемого.
— Он неприятный субъект, инспектор? — спросил Пуаро.
— Хорошего в нем мало.
— Он не жил с женой?
— Да, они несколько лет как расстались. Эшер — немец. Одно время он служил официантом, но пристрастился к выпивке и потерял работу. Его жена понемногу подрабатывала в прислугах. Под конец была кухаркой и экономкой у одной старой леди, мисс Розы. Она отдавала мужу на прожитье большую часть своих заработков, но тот вечно напивался, являлся в дома, где она служила, и устраивал ей сцены. Потому-то она и устроилась к мисс Розе — в имении в трех милях от Эндовера, там глушь. Мужу до нее не так просто стало добираться. Когда мисс Роза умерла, она оставила миссис Эшер кое-что в наследство, тут-то убитая и открыла табачную лавку… по правде сказать, лавчонку… дешевые сигареты, кое-какие газеты… немудреный товар. Дела у нее шли кое-как. То и дело заявлялся Эшер, устраивал ей скандалы, а она откупалась от него подачками. Да каждую неделю выплачивала ему по пятнадцать шиллингов.
— Дети у них есть? — спросил Пуаро.
— Нет. Есть племянница. Она служит под Овертоном. Серьезная девица.
— Так вы говорите, Эшер имел обыкновение угрожать жене?
— Так точно.
Напьется и безобразничает — ругается и кричит, что проломит ей голову. Трудно ей жилось.
— Сколько ей было лет?
— Под шестьдесят… Работящая, ношенная женщина!
Пуаро серьезно спросил:
— Вы полагаете, инспектор, что преступление совершил Эшер?
Инспектор неуверенно покашлял.
— Решать пока преждевременно, мосье Пуаро, но я хотел бы, чтобы сам Франц Эшер рассказал нам, как он провел вчерашний вечер. Если он даст удовлетворительные объяснения — ладно. Если же нет…
И инспектор многозначительно замолчал.
— Из
