Я повернулся к Люсинде.
— А что произойдет через пять лет?
— Думаю, через пять лет мы отпразднуем окончание твоего затворничества и возвращение к людям. И тогда мир вздрогнет.
— А если нет? Если я захочу остаться затворником?
— Значит, ты им останешься. Я тебя ни к чему не принуждаю.
Я сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул.
Люсинда достала контракт и протянула ручку.
Внизу каждой страницы я поставил свою подпись.
* * *
В тот же вечер Люсинда прислала за нами машину с тонированными стеклами, а также десяток крепких мужчин, которым поручила разогнать столпившихся перед входом журналистов. Нельзя было позволить им украсть мое изображение.
Люсинда велела ничего не брать с собой. В нашем новом жилище — мы, кстати, даже не знали, где оно находится, — было все, что нужно, и даже больше. Я вышел из комнаты со слезами на глазах. По дороге к машине мама обернулась и посмотрела на дом такими глазами, словно это был ее старый любовник.
Начиналась новая жизнь.
Всего несколько часов пути, и мы на месте. При виде отведенного нам роскошного дворца мама пришла в восторг. Действительно, это было невероятно красивое здание, я в жизни не видел ничего подобного и даже не мог вообразить, что такое существует. В центре вестибюль, оформленный в викторианском стиле, по темно-фиолетовым стенам извивался черный глянцевый рисунок. Из вестибюля открывался вид на огромную роскошную гостиную, обставленную с большим вкусом. Даже не знаю, что больше поражало воображение: оригинальная мебель или редкие сорта дерева, из которых она была сделана. В глубине стоял внушительных размеров стол, а напротив него возвышался гигантский камин, затмевавший все своим блеском и масштабностью.
По мере того как мы переходили из комнаты в комнату, наш восторг усиливался. Два крыла отходили от центральной части: левое было предназначено для меня, правое — для мамы. В своей части дома я обнаружил игровую комнату со всеми возможными играми, кинозал с одним-единственным креслом в центре и спальню размером с гостиную в нашем старом доме. На маминой половине помимо спальни была оранжерея и SPA-зона. В саду за домом поблескивал бассейн причудливой формы, который, казалось, соперничал по красоте с парком, спускавшимся по холму.
Мы не могли прийти в себя от восхищения и долго бродили по дому, исследуя свое новое жилище. Вдруг раздался странный звонок. Он исходил от маленького пульта управления с одной-единственной красной кнопкой. Я нажал на нее, и в тот же момент на всех экранах, развешанных по дому, появилась Люсинда. Она подробнейшим образом объяснила, как собирается сделать из меня звезду мирового масштаба.
— Видишь, я поселила вас в огромном доме. В нем есть все, что нужно человеку, ведь тебе придется просидеть взаперти долгих пять лет. Можешь просить у меня все, кроме наркотиков и алкоголя. Скажи, у тебя уже были женщины?
Мне стало неловко отвечать при маме, но та не отказала себе в удовольствии съязвить:
— Да, кажется, у месье уже проснулись инстинкты…
— Отлично. Ни о чем не переживай, я лично буду выбирать самых красивых девушек, которые с радостью удовлетворят нормальные для юноши твоего возраста потребности. Однако им будет запрещено разговаривать, и тебе тоже придется воздержаться от бесед. То же самое касается многочисленной прислуги, которая, помимо этого, не сможет находиться с тобой в одной комнате. Таким образом, все пять лет ты будешь видеть только специально отобранных женщин. И больше никого. Конечно, это не относится ко мне и к твоей матери.
Меня полностью устраивали условия Люсинды.
— Твое появление произвело настоящий фурор, поэтому журналисты попытаются любой ценой пробраться сюда. Нам нельзя этого допустить, ведь лучший способ создать миф, привлечь внимание публики — твое отсутствие, вернее, незримое присутствие. Каждый год первого января мы будем показывать людям одну фотографию. Весь мир будет ждать этого дня, чтобы прикоснуться к тебе. Прикоснуться к мечте. Для них год будет начинаться с созерцания прекраснейшего из творений природы. Пройдет пять лет, прежде чем они смогут увидеть нечто большее, чем изображение. Уж поверь мне, я сумею превратить их жизнь в ожидание, никто не умеет внушать людям желания лучше меня. А ты так красив, что легко станешь их мечтой. Они будут поклоняться тебя, как только ты выйдешь из своего заточения.
— Только если сам этого захочу!
— Конечно, только если сам этого захочешь. И хоть я вижу твою решимость, все равно от всего сердца желаю удачи. Ты уже не ребенок, и твой путь — тяжелое испытание. Очень тяжелое.
* * *
Люсинда даже представить себе не могла, насколько была права. Это оказалось не просто тяжело, а невыносимо. Несмотря на решимость, несмотря на ненависть к себе и своему телу, несмотря на сыновний долг, пять лет затворнической жизни превратились в настоящий кошмар.
Главный виновник всех несчастий незаметно проник ко мне в душу. День ото дня он набирал силу и, в конце концов, опутал плотными сетями. Это было одиночество. Почему-то раньше я гораздо меньше страдал от него. Может, из-за бесчисленных женщин, с которыми я занимался любовью? Формально я был не один, но, не имея возможности поговорить с ними, испытывал страшные муки. А может, из-за той школьной недели? Ведь, несмотря на драматичный исход, я сохранил ярчайшие воспоминания о своей недолгой свободе. Со временем я понял, что прожил несколько дней обычной жизнью, такой, о которой всегда мечтал папа, когда говорил: «нормальное детство, как у всех мальчишек».
Эти долгие пять лет я мучился от ненормальности своего существования. В огромных комнатах я чувствовал себя еще более покинутым, чем в нашем старом доме, словно одиночество было пропорционально жилой площади. Я умирал от скуки и постоянно жаловался на судьбу — в результате, к моему величайшему удивлению, мама разрешила мне смотреть телевизор. Это существенно облегчило страдания, особенно на первых порах, но уже на второй год я понял, что Люсинда была права. Я выйду отсюда и стану человеком-легендой.
Последние три года я просто сидел и ждал.
* * *
Первое января, день моего дебютного выхода в свет, сопровождалось ужасной неразберихой. Я отпраздновал свое двадцатилетие с двадцатью прелестными девушками, которых прислала Люсинда.
Всюду нагнеталась истерия по поводу моего первого появления на людях, обещавшего стать событием мирового масштаба. Афиши, открытки и футболки с моим изображением стали самыми продаваемыми предметами во всем мире. Всюду шли бесконечные дебаты о том, какая из пяти фотографий самая красивая. Не так давно Люсинда провела международное голосование, чтобы выбрать лучший снимок. Сотни миллионов людей отдали предпочтение прошлогодней фотографии, на которой мне девятнадцать лет. Именно она должна была украшать огромный экран в центре телестудии, где ожидалось мое первое появление на публике.
Люсинда называла это вторым рождением.
А я с нетерпением ждал начала новой жизни.
Вернее, мне очень хотелось наконец начать жить.
— Смотри, на сцене всего два стула. Один для меня, второй для тебя. Плюс огромный экран. Больше нам ничего не понадобится. Через несколько часов десять тысяч счастливчиков займут места в этом зале. Они почтут за величайшую честь увидеть тебя «вживую», как они говорят. Чтобы привлечь внимание к этому событию, мы раздали всего тысячу приглашений, остальные девять тысяч мест достанутся тем, кто придет первыми. Только что мне звонили из полиции, они не понимают, что делать. Знаешь, сколько человек сейчас стоит в очереди перед входом?
— Понятия не имею.
— Около ста тысяч. Несколько часов назад полицейские закрыли въезд в центр города. Ладно, скажи мне лучше, ты все ответы выучил?
— Люсинда, ты уже в сотый раз спрашиваешь!
— Прости, я немного нервничаю. Эта передача станет главным шоу века, поэтому все должно быть идеально.
Я провел за кулисами целых два часа. Все это время на экране крутили репортажи из разных стран мира. Публика изнемогала от нетерпения, но Люсинда, прекрасно осознающая цену первой минуты славы, оттягивала мое появление. Перед тем как выпустить меня на сцену, она организовала небольшую игру.
— Дамы и господа, уважаемая публика и вы, дорогие телезрители! Мне нужна ваша помощь. Нам нужно выбрать Самого красивого человека в мире!
Люди с криками вскакивают с мест.
— Подождите, подождите… Давайте сделаем так: я буду показывать фотографии, а вы выбирайте. Мы определим победителя по силе ваших аплодисментов. Итак, поехали! Первая фотография.
На черном экране возникает изображение Шона Коннери в образе Джеймса Бонда.
— Вы согласны, что Шон Коннери — Самый красивый человек в мире?
