Ей было всего двадцать два года.
Анастасия Даниловна, узнав, что дочь осуждена, не раздумывая, с ребенком на руках отправилась в Абакан. Свидания ей не разрешили. Она стояла у ворот тюрьмы и успокаивала плачущую Глашу, у самой слезы катились из глаз. Проходящий мимо охранник спросил:
– Почему плачете, мамаша?
– Хотела повидать дочь, но не разрешили.
– Ребенок ваш?
– Что ты, милый? Внучка. Хотела, чтобы мать с ней простилась…
Солдат посмотрел по сторонам и тихо сказал:
– Через два дня заключенных повезут на вокзал для отправки на поезде. Там сможете свидеться.
– Спасибо, родной. Дай Бог тебе здоровья, – произнесла Анастасия Даниловна, глядя в спину удаляющемуся солдату.
Она двое суток встречала и провожала все поезда, проходящие через Абакан. Проходя мимо пассажирского поезда «Абакан – Красноярск», обратила внимание на товарный вагон с решетками на окнах, прицепленный первым за паровозом. Этот вагон всегда считался багажным. К нему на перрон подъехали две грузовые крытые автомашины. Из одной выскочили солдаты и встали двумя шеренгами от вагона ко второй машине, из которой стали выходить заключенные и следовать вдоль строя к вагону. Анастасия Даниловна через спины солдат не могла разглядеть дочь. Увидела ее только, когда та поднялась по ступеням вагона. Из груди матери вырвался крик:
– Миля!!!
Дочь обернулась, но ее тут же толкнули в спину, и она оказалась в вагоне. У Мили долго стоял в ушах душераздирающий крик матери. Она думала: «Доживет ли мама да моего возвращения, и когда я увижу свою дочь, сколько ей будет лет?»
«Вряд ли она смогла разглядеть меня с ребенком на руках», – думала Анастасия Даниловна, возвращаясь с вокзала подавленная горем, прижимая ребенка к груди.
9
Просидела Глаша на печи, пока не научилась ползать и подниматься на ноги. Ей не исполнилось и года, когда были осуждены дед и мать. Бабушка оставляла внучку с соседкой, когда возила передачи мужу, а на свидания с дочерью, которые не состоялись, ездила с ребенком на руках, в надежде, что Миля подержит на руках свою дочь.
Прошло два года. Как известно, время лечит. Лишившись мужа и дочери, Анастасия Даниловна продолжала соблюдать установленные в семье традиции. По воскресным дням в саду за самоваром собирались близкие люди. Сын Виталий с женой, дочери Юнона и Маргарита, которой исполнилось семнадцать лет. Она уже окончила школу, работала учительницей в младших классах и заочно училась в педагогическом институте.
В саду стояла тишина, слышалось только жужжание пчел. Воздух, наполненный ароматами цветущих деревьев, был неподвижен и казался густым. Стол с точеными ножками, изготовленный Александром Георгиевичем, стоял в тени под высокой сосной, сохранившейся от леса, вырубленного при застройке села. Жаркие лучи летнего солнца не проникали сквозь ее густую крону. Анастасия Даниловна, разливая чай в тонкие стеклянные стаканы, стоящие в подстаканниках, думала: «Осиротела наша семья, нет той атмосферы, которая царила при Александре Георгиевиче…»
Иногда приходила соседка Шура, жившая через дорогу. Из Никольского приезжал учитель Борис Артемьевич Никоненко, который познакомился с Маргаритой в институте. Рита выделялась среди подруг высоким ростом, темными косами, спускавшимися ниже пояса. Мать чувствовала, что молодые люди симпатизируют друг другу, и старалась угодить будущему зятю. Постоянно подливала ему ароматный чай и подкладывала кусочки пирога.
Глаша пыталась залезть на колени к Маргарите. Та легонько отстранила ее от себя и сказала:
– Пойди, набери шишек для самовара.
Девочка подобрала две шишки и принесла их Маргарите. Той надоело нянчиться с племянницей, хотелось спокойно поговорить с Борисом. Взяв у племянницы шишки, предложила принести еще.
Шура, наблюдавшая за ребенком, позвала ее к себе:
– Глашенька, иди ко мне, пускай взрослые побеседуют.
– Мы будем играть? – спросила Глаша, подойдя к Шуре.
– Конечно. Называй меня мамой, а дядю Борю – папой.
Игра продолжалась в течение нескольких встреч. При очередной игре Шура заявила:
– Дядя Боря не твой папа, а мой.
Глаша захныкала, а Шура предложила:
– Купи его у меня за рубль, тогда он будет твой.
Девочка направилась к бабушке:
– Бабуся, дай рубль.
– Зачем? – удивилась бабушка.
– Куплю папу.
Получив рубль, Глаша отнесла его Шуре. Та долго крутила монету в руке, рассматривая барельеф Алексея Стаханова. Затем произнесла:
– Теперь дядя Боря окончательно твой. Как только в следующий раз приедет к вам, забирай его и делай с ним что хочешь.
При очередной встрече Глаша заявила:
– Дядя Боря мой.
– Я согласен, – сказал Борис Артемьевич, – мне нужна такая девочка.
Глаша целый день ходила за Борисом. Потеряв его, стала искать по дому. Приоткрыв дверь в одну из комнат, увидела, что Борис подарил Маргарите фетровые боты и поцеловал ее. Девочка со слезами побежала к бабушке:
– Бабуся, Боря мой, а дарит боты тете Маргарите.
– Тебе они велики, вот он и подарил их Маргарите. Попроси у них примерить боты и убедись, что они не для тебя.
Глаша направилась в комнату, в которой видела молодых людей. Они сидели на диване, рядом стояли боты.
– Что тебе здесь надо? – спросила Маргарита.
– Хочу примерить боты.
– Незачем тебе примерять боты.
– Не лишай ребенка возможности походить в новой обуви, – сказал Борис и поставил боты перед Глашей.
Она сняла с ног жесткие сандалии, влезла в мягкие боты и попыталась пройти по комнате. Тяжелая для нее обувь не отрывалась от пола, а волоклась за ногами и не позволяла сделать привычный шаг. Глаша остановилась посреди комнаты, сняла боты и заявила:
– Плохие боты, мне такие не надо.
– Тебе их никто не предлагает, – отреагировала Маргарита. – Иди, посмотри, чем занимается бабушка.
После примерки Глаша успокоилась. Вечером, напившись чая, повела Бориса спать в свою комнату.
Никоненко очень любил детей, ему нравилась бойкая и непосредственная девочка. Он предложил Рите:
– Давай удочерим Глашеньку?
– Нам сначала надо узаконить свои отношения.
– За этим дело не станет.
Шла война. Вскоре Бориса призвали в армию. Свадьба не состоялась, и Глашу не удочерили.
Подрастая, Глаша не отходила от бабушки. Та иногда скажет в сердцах:
– Не путайся под ногами! – затем одумается, погладит внучку по кудрявой головке и скажет: – Помоги мне, подмети пол, пока я обед готовлю.
Глаша брала веник и начинала водить им в разные стороны.
– Не поднимай пыль на кухне, иди, подметай в комнате.
Вскоре Глаше надоедало одиночество, и она возвращалась на кухню.
– Бабуся! Можно я суп помешаю?
– Кто мешает, того бьют и плакать не дают.
– Бабуся! Кипит!
– Не бабушка, а самовар кипит…
Глаше доставляло удовольствие во всем помогать бабушке. Она вместе с ней резала картошку, делала галушки, готовила начинку для пирожков. Став взрослой, готовила еду так, как учила ее бабушка, которая играючи готовила ее к будущей жизни.
Под Новый год Анастасия Даниловна вместе со старшими дочерьми Маргаритой и Юноной нарядили елку. Утром, войдя в зал, Глаша увидела чудо. Посреди комнаты стоит наряженная елка. Чего на ней только не было! Флажки, гирлянды из бумажных колец, фрукты из ваты, пингвины, петушки и курочки из папье-маше, стеклянные шарики… Больше всего Глаше понравились китайские фонарики абрикосового цвета из гофрированной бумаги. Она потянула к ним руку.
– Глафира! – раздался голос Маргариты. – Ничего руками не трогай, а то Дед Мороз заберет елку!
Глаше не хотелось, чтобы елка, которую она видит впервые, исчезла. Она заложила руки за спину, опасаясь случайно дотронуться до нее, и ходила вокруг.
Новый год в семью Михайловых большой радости не принес. В прежние годы у них собирались родственники и друзья. После застолья Александр Георгиевич брал гитару, и долго звучали его любимые песни. В этот год к ним в гости никто не пришел.
Через несколько дней Глаша просыпается, а елки нет. Сквозь слезы спрашивает:
– Где елка?
– Дед Мороз забрал, – ответила бабушка.
– Я же не трогала елку руками, только смотрела…
– Ты вчера перед сном отказалась от простокваши с сахаром.
– Дайте, я ее сейчас съем.
– Уже поздно, елка в лесу.
Глаша горько заплакала.
Как-то, возвращаясь из Красноярска, зашел к Михайловым приятель дедушки узнать о его судьбе. Привез гостинцы – связку сушек. Одну протянул Глаше. В ее руке оказалась твердая баранка. Глаша не знала, что с ней делать, стояла и крутила в руках, не предполагая, что она съедобная. Бабушкина выпечка – каральки и медовая коврижка – всегда были мягкими и ароматными.
– Ешь, – говорит гость, – это тебе Дед Мороз прислал.
– А где он?
– В саду на елке сидит.
– Я хочу его увидеть.
Рита надела на племянницу фуфайку, на голову шаль, завязав концы на спине, поставила в бабушкины валенки и вывела за дверь. Впервые за зиму девочка оказалась на улице, увидела чистый белый снег и вдохнула свежий зимний воздух. У нее закружилась голова и перед глазами поплыли малиновые и бирюзовые круги. Она стояла и вглядывалась в ель, но Деда Мороза там не увидела. На ветках яркими блестками сверкали снежинки в лучах зимнего солнца. Ей захотелось подойти к ели и рассмотреть крону ближе, но она не смогла передвинуть ногу в тяжелом валенке. Вскоре скрипнула дверь, вышла Рита и занесла племянницу в дом, раздела и посадила за стол. Бабушка налила внучке чая и положила рядом с блюдцем сушку. Откусив кусочек, внучка заявила:
