и побежала по ней вниз. Спустя минуту из спальни выбежала Кассандра, набрасывая на плечи шаль. Девушка поспешила за подругой в тёмный провал, похожий на рот огромной хищной рыбы. Тео решил, что если он хочет разобраться в их болтовне, придётся вспомнить свои навыки разведчика. И для начала надо одеться и оставить в комнате скрипучие ботинки.
Меньше чем через десять секунд брат Теобальд Крейн уже стоял на лестнице. Он не знал, что совершает самую большую ошибку в своей жизни.
4 глава
При свете дня Саммерфилд-парк казался брату Тео в меру приятным местом — высокие потолки, изысканная мебель эпохи Регентства, предупредительная домовая прислуга (за исключением, разумеется, Джейн) — ну что за чудесный дом? Саммерфилд-парк после захода солнца его пугал. Должно быть, сказывалась усталость с дороги и горький привкус раздражения, оставшийся после разговора за ужином, но в темноте всё вокруг казалось Теобальду каким-то потусторонним, от узоров на обоях, причудливым образом складывающихся в уродливые рожицы, до скрипа веток по оконному стеклу.
По лестнице для слуг в практически полной темноте, изредка позволяя себе поджечь светящее заклинание, Тео спустился в кухню. Следуя за постепенно удаляющимся стуком каблуков, он крадучись обошёл разделочный стол, пропахший кровью и сыростью. Здесь пришлось присесть, потому что девушки замерли возле очередной двери, за которой скрывался очередной провал в темноту.
— Мы уже об этом говорили, ничего не выйдет, но если ты настаиваешь, — злобно ворчала Кассандра, решительно обгоняя подругу, — конечно, мы попробуем ещё раз.
— У тебя есть обязательства, так что нечего изображать жертву обстоятельств.
И обе они устремились снова вниз, освещая себе дорогу фонариком. Удостоверившись, что отблеск света от него исчез окончательно, монах поспешил за девушками.
Так он впервые оказался в подвале Саммерфилд-парка.
Теобальд привык к скрипториям и погребам, они его не пугали. В обители Ордена он часто спускался на подземные этажи аббатства, густо опутанные защитными и восстанавливающими заклятиями, чтобы забрать тот или иной томик для переписи или расшифровки. Ему нравился сырой глубинный запах древности и пыли, нравилось характерное озоновое пощёлкивание добротных чар. Едва вступив в подвал дома леди Кассандры, Тео понял, что это — совершенно другой подвал.
Начать с того, что это был не аккуратный погреб, заставленный баночками и идиллического вида корзинками, которого следовало бы ожидать, а самые настоящие катакомбы. Первый зал был абсолютно пуст, если не считать нескольких ларей с картофельными клубнями. Но из него в три разные стороны вели двери, одна из которых была приоткрыта. Монах храбро шагнул вперёд, подсвечивая себе дорогу светящим заклинанием.
Как только его глаза адаптировались к игре света и тени, он обнаружил, что коридор украшают изображения странных многоногих созданий, напоминавших не то коз, не то огромных рогатых крабов. Над ними, на расстоянии метра друг от друга, размещались уже ставшие классическими пентаграммы. От самых обычных они отличались только тем, что изломы звёзд украшал жёлтый глаз с прямоугольным зрачком. В некоторых местах, где стену прорезали высокие арки, орнамент прерывался. Каждый проём был оформлен по-своему — Тео различил и мертвенно-синие узоры Короля-Без-Короны, и хаотичные, словно плесень и мох, вензеля Девы глубины, и золотые на чёрном глаза — отличительные знаки культа Шепчущего.
Выходит, россказни о культистах, заполонивших Дорсет, были не просто россказнями.
Арка мерзкого бога Тысячи очей была самой роскошной, к тому же, Теобальду показалось, что именно там он различил всполох света от фонарика Джейн. На всякий случай монах заглянул в соседние арки — комната за одной из них, обитая бледно-розовым шёлком, таила в себе самый что ни есть настоящий анатомический театр. По другую сторону от арки Шепчущего, в обители Часа скорби, курились несколько десятков палочек с благовониями. У Тео даже слегка закружилась голова — он и церковный-то ладан переносил с трудом, а здесь стоял запах такой густоты, что его можно было резать ножом.
Культы, древние боги, отвратительные жертвоприношения и призванные чудовища, пришедшие с других, недоступных человеческому осмыслению, звёзд — вот с чем в последнее время приходилось бороться святой католической церкви. Кампания против адептов иных богов началась ещё до войны, и после неё монашеские ордена взялись за них с новой силой. Множество людей было поймано и осуждено, уничтожено невообразимое количество предметов культа, а уж сколько книг запрещено! Тео не приходилось сталкиваться с последователям еретических учений лично, но он умел слушать — отец Сайлас как-то рассказывал, что участвовал в судебном процессе над тем писателем, который облёк свои сношения с иным миром в литературную форму. Так же ему случалось переписывать несколько фолиантов, содержащих массу туманных намёков на присутствие в нашей реальности гостей с иных планет.
Видимо, придётся существенно дополнить письмо к отцу Сайласу, когда Теобальд разберётся, что тут к чему.
Монах несколько раз глубоко вздохнул и, скрыв себя чарами, шагнул в украшенную золотыми глазами арку. Его взгляду открылся большой зал без углов, облицованный чёрными панелями. В центре находился огромный круглый провал в окружении ряда валунов, на которых горели свечи. Возле противоположной от входа стены Теобальд увидел сидящую на коленях Кассандру и стоящую над ней Джейн.
— В этот раз всё получится, — успокаивала подругу экономка, — я в тебя верю.
В руках мисс Галер блеснуло изогнутое лезвие ножа. Теобальд снял с себя маскировку и решительно шагнул вперёд.
— Мисс, не надо, — он медленно сместился влево, продвигаясь к девушкам по широкой дуге, — что бы вы не собирались делать, оно того не стоит.
Краем глаза он взглянул на тёмный провал на полу. И лучше бы он этого не делал, потому что это была не просто дыра в камне или, к примеру, чаша для сбора жертвенной крови, а огромный глаз. Зелёные кожистые складки были плотно сомкнуты, но под ними безостановочно двигался из стороны в сторону гигантских размеров зрачок.
Глаз Шепчущего в Дорсете! Нужно вызвать братьев из ближайшего монастыря. Эта богомерзкая… вещь может угрожать спокойствию не только всего графства, но и Англии!
После слов монаха на лице Кассандры отразилась такая печаль, которую едва ли могло что-то развеять. Она бросила нож себе на колени и принялась расстёгивать пуговицы на левой манжете.
— Ой, посмотрите, его святейшество решил, что может нас спасти, — даже более колко, чем от неё ожидалось, сказала Джейн, — может, ещё скажешь, что я недостаточно молилась, чтобы исправить это?
В тёплом свете больших электрических ламп контраст между половинами её лица был особенно заметен. Что же сделала эта девушка, чтобы заслужить такую порчу? Кассандра тем временем расправилась с пуговицами
