— Всех до единого? — спросил Тавиш.
— Всех, кого я знал, всех, на кого меня вывели. Исключение я сделал лишь для Капоне и людей, которых мы доставили из прошлого ему в помощь. Я вернул их туда, откуда они прибыли. Капоне вернулся в свой дом во Флориде в ночь накануне бойни на день святого Валентина. Избежать этого было нельзя. Если бы они исчез в феврале 1929-го, это изменило бы историю. — Вильсон пожал плечами. — Кроме того, он мне понравился, несмотря на все то, что я знал о нем. Что же до остальных, то, безусловно, кто-то успел скрыться, кого-то я пропустил, но их недостаточно, чтобы подхватить бразды. И теперь полиции вполне достаточно быть настороже, чтобы улицы наших городов снова стали спокойными.
Тавиш посмотрел на часы, оглядел своих коллег и снова повернулся к Вильсону.
— Куда вы их отправили?
Улыбка доктора Вильсона расползлась во все лицо.
— В то место и время, где их таланты и наклонности не принесут никому вреда. Я решил, что никогда не лишне перестраховаться. Я должен был быть абсолютно уверен, что там, где они окажутся, у них не будет ни малейших шансов оказать влияние на историю.
— И где… когда же это? — спросил Тавиш.
— Самое начало мелового периода, господин сенатор. Во времена, когда грозой округи были динозавры.
Слушания продолжались еще полторы недели. Доктор Вильсон охотно отвечал на все вопросы, которые ему задавали сенаторы, а в перерывах между заседаниями — журналисты. Избегал он лишь двух тем. Во-первых, он наотрез отказался давать какие бы то ни было пояснения, пусть даже в самых общих чертах, относительно внутреннего устройства своей машины. И даже под угрозой обвинения в неуважении к конгрессу отказался сообщить, где сейчас находится эта машина. По этому поводу он сказал лишь, что он «демонтировал ее сразу по окончании операции и составные части перевез в другое место».
Ни единым словом он не обмолвился о том, что после этого он снова собрал машину и сейчас она находится в тридцати минутах езды от Капитолия.
На день президентского Послания о положении в стране[1] слушания запланированы не были. Большую часть дня Вильсон провел в своем номере в отеле у телевизора. Ближе к вечеру он покинул отель через служебный вход, переодевшись в армейскую шинель и флотский голубой берет. Ни один из полицейских, частных сыщиков и агентов ФБР, наблюдавших за отелем, его ухода не заметил.
На машине он добрался до того места в штате Вирджиния, где находилась его установка. В тот же вечер, около восьми часов, он включил ее.
У него уже были приготовлены точные координаты. Он волновался лишь о том, выдержит ли машина такую нагрузку. Она ведь не предназначалась изначально для чего-то столь… амбициозного.
Через пару минут компьютерный монитор показывал абсолютно ту же сцену, что и стоящий сбоку переносной телевизор — зал заседаний Палаты представителей. Там был вице-президент, сенаторы, члены Кабинета министров и Верховного суда, дипломаты, члены Объединенного комитета начальников штабов, а также депутаты нижней палаты, которые здесь постоянно работали. Потом появился президент Соединенных Штатов и поднялся на трибуну. Как только он произнес первые слова своей речи, Вильсон запустил машину.
— А теперь я обезглавил остальную организованную преступность Америки, — прошептал он. Телевизор показывал совершенно пустой зал заседаний нижней палаты.
Вильсон откинулся на спинку стула и забросил ноги на стол. Сегодня он хорошо поработал.
Он зажег кубинскую сигару самого лучшего сорта, ручной работы 1929 года, подаренную ему самим Капоне. Докурив ее, Вильсон запустил машину времени в последний раз. Все составные части установки уже были нашпигованы взрывчаткой. Часовой механизм позаботится о ней через две минуты после отбытия доктора Вильсона во Флориду 1929 года.
Мистер Капоне сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.
Примечания
1
Традиционное ежегодное послание президента США, с которым он обращается к обеим палатам Конгресса, обычно в конце января — начале февраля. (Прим. перев.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
