Уложив Минни, я повеселела. И чувствую себя по-праздничному. Таким и должно быть Рождество. Подогретое вино, пироги и фильм «Белое Рождество» по телевизору. Мы повесили над камином чулок Минни (он из великолепного красного гинема, из магазина Конрана), оставили бокал хереса для Санта-Клауса, а теперь сидим с Люком в спальне и заворачиваем подарки.
Мама с папой поистине великодушны. Они отдали нам весь второй этаж, и мы можем наслаждаться уединением. Единственный маленький недостаток – наш платяной шкаф не слишком велик. Но это не имеет значения, потому что я умыкнула другой шкаф из гостевой комнаты, а туфли расставила на книжных полках на лестничной площадке. (Книги я уложила в коробки. Их все равно никто не читает.)
В папин кабинет я поместила длинную вешалку – на ней висят пальто и вечерние платья, – а несколько шляпных коробок запихала в кладовку. Косметику я держу на обеденном столе, и он просто идеален для этого по размеру. Вполне возможно, у дизайнера была именно такая задумка. Тушь для ресниц прекрасно уместилась в ящике для ножей, щипцы для выпрямления волос прижились на сервировочном столике, а для стопок журналов хватает нескольких стульев.
Кое-какие пустяки я отнесла в гараж, скажем, мои старые сапоги и потрясающий набор винтажных чемоданов – я обнаружила их в антикварном магазине, – а еще тренажер (нашла его на eBay, надо бы начать заниматься). Там теперь тесновато, но папе же гараж нужен вовсе не для машины.
Люк кончает заворачивать пазл, тянется к «Магическому мольберту», затем оглядывает комнату и хмурится:
– Сколько у Минни подарков?
– Как обычно.
Хотя, если честно, я сама нахожусь в некотором изумлении. Я и забыла, сколько всего накупила за год по каталогам и на ремесленных ярмарках и запрятала подальше.
– Это в образовательных целях. (Быстренько отрываю ярлык с ценой от «Магического мольберта».) Он очень дешевый. Выпей еще вина! – Я наполняю бокал Люка и беру шапочку с двумя красными искрящимися помпонами. Прелестнейшая вещь, и у них есть размеры для самых маленьких.
Будь у нас еще ребенок, он мог бы носить такую же шапочку, как и Минни. Их стали бы называть «детишки-помпончики».
Передо мной встает мой собственный обворожительный образ. Я иду по улице с Минни. Она везет игрушечную коляску с куклой, а я – коляску с самым настоящим ребеночком. У нее появится друг на всю жизнь. И все будет просто чудесно…
– Бекки? Где скотч? Бекки?
Неожиданно я обнаруживаю, что Люк пытался достучаться до меня раза четыре.
– Ой, прости! Вот он. Симпатичная, верно? – Потряхиваю помпонами перед носом Люка. – У них есть такие и для новорожденных.
Делаю многозначительную паузу, слово «новорожденные» повисает в воздухе, и я пытаюсь использовать телепатическую связь между супругами на полную катушку.
– Это дерьмо, а не скотч. Он весь размочаленный. – Люк отбрасывает его в сторону.
Хм. Ничего себе супружеская телепатия. Тут нужна какая-нибудь хитрость. Сьюзи однажды так ловко убедила своего мужа Тарки отправиться в Диснейленд, что он не понимал, куда они едут, пока не очутился в самолете. Заметьте, Тарки – это Тарки (милый, доверчивый, постоянно думающий о Вагнере или об овцах). А Люк – это Люк (он всегда на страже и вечно подозревает, будто я что-то замышляю. А я НЕ ТАКАЯ).
– Какие потрясающие новости об «Аркодасе», – невинно говорю я. – И о доме.
– Да, замечательные. – Люк слегка улыбается.
– Все встает на свои места. Словно кусочки пазла. По крайней мере, почти все кусочки. – Я опять выразительно молчу, но Люк не обращает на меня внимания.
Что толку в моих паузах, если их никто не замечает? Я достаточно ходила вокруг да около и явно превысила норму.
– Люк, давай заведем еще ребенка! – иду я напролом. – Сегодня!
Молчание. Долю секунды я сомневаюсь, что Люк меня слышал. Но он поднимает голову, удивленный до глубины души.
– Сбрендила?
Я смотрю на него, уязвленная.
– Почему это – сбрендила? Думаю, Минни нужен маленький братик или сестричка. А ты так не считаешь?
– Розочка моя. – Люк садится на пятки. Мы не способны справиться даже с одним ребенком. Так куда нам два? Ты же видела, что она сегодня вытворяла.
И он туда же.
– Ты о чем? Неужели тоже думаешь, что Минни избалованная?
– Я этого не говорил, – осторожно отвечает Люк. – Но ты должна признать, что она неконтролируемая.
Нет!
– Взгляни правде в лицо. Ее выгнали из «Пещеры Санта-Клауса», – загибает он пальцы, – и из собора Святого Павла. Не говоря уже о случае в «Харви Николс»[5] и о фиаско у меня в офисе.
Теперь у него зуб на Минни на всю жизнь? Не нужно вешать на стены дорогие картины, вот что я вам скажу. На работе люди должны работать, а не любоваться искусством днями напролет.
– Она просто очень деятельная, – защищаю я дочь. – Может, второй ребенок пойдет ей на пользу.
– А мы сойдем с ума, – качает головой Люк. – Бекки, не гони лошадей, ладно?
Я чувствую себя подавленной. Не хочу не гнать лошадей. Хочу двух детей в шапочках с помпонами.
– Люк, я все тщательно обдумала. Пусть у Минни будет друг на всю жизнь, пусть она не растет единственным ребенком в семье. И мне хочется, чтобы у наших детей была небольшая разница в возрасте. Кроме того, у меня неиспользованные ваучеры на сто фунтов из «Мира малышей», – вдруг вспоминаю я. – Срок скоро истечет!
– Бекки. – Люк округляет глаза. – Мы не будем рожать второго ребенка из-за каких-то дурацких ваучеров.
– Это не главная причина, – негодую я. – А дополнительная.
Да он просто придирается. Увиливает!
– Так что ты хочешь сказать? Что вообще не хочешь второго ребенка?
Люк словно готовится к защите. Какое-то время он не отвечает, шуршит оберточной бумагой.
Мое смятение растет. С каких это пор вопрос о втором ребенке является больным?
– Возможно, я и захочу еще одного малыша, – наконец решается он. – В теории. Как-нибудь потом.
Да, в голосе его очень мало воодушевления.
– Ясно. Предельно ясно.
– Бекки, не пойми меня неправильно. То, что у нас есть Минни, это… чудо. Невозможно любить ее больше, чем люблю ее я, сама знаешь.
Он смотрит мне прямо в глаза, и я слишком честна, чтобы не кивнуть в знак согласия.
– Но мы не готовы ко второму ребенку. Сама посуди. Этот год был адски трудным, и у нас пока нет даже собственного дома. С Минни хлопот не оберешься, и проблем полным-полно. Давай отложим. Поговорим через год, идет?
Через… год?
– Но это целая вечность… – Голос у меня дрожит. – А я-то надеялась, что ребенок появится у нас к следующему Рождеству! Я даже придумала прекрасные имена на случай, если забеременею сегодня. Венцеслас или Снежинка.
– Ох, Бекки. – Люк берет меня за руки и вздыхает. – Если бы хоть один день дело не доходило до катаклизмов, возможно, я бы думал иначе.
– Один день? Легко! Минни не такое уж чудовище!
На лице Люка недоверие:
– Неужто был день, когда Минни не устроила настоящий бедлам?
– Ладно, – с легким вызовом говорю я, – завтра же начну Дневник происшествий, и, держу пари, в нем не будет записей. Спорим, с завтрашнего дня Минни станет чудо-девочкой?
И я снова берусь за подарки, с треском отрывая скотч – надо же дать Люку понять, каково мне. Он, наверное, вообще не хотел детей. Наверное, мы с Минни ему в тягость. Наверное, мечтал до смерти остаться холостяком и гонять целыми днями на спортивных машинах. Так я и знала.
– Это все подарки? – в конце концов спрашиваю я, прикрепляя большой бант на последний сверток.
– Ну… у меня есть кое-что еще. – У Люка слегка смущенный вид. – Не смог удержаться.
Он подходит к шкафу, достает неряшливую картонную коробку, ставит на ковер и осторожно вынимает из нее старый кукольный театр. Он сделан из дерева, краска поблекла, но у него настоящий маленький красный бархатный занавес и даже крошечная рампа.
– Вот это да! – У меня перехватывает дыхание. – Это невероятно. Откуда он у тебя?
– Обнаружил его на eBay. У меня в детстве был точно такой же. Те же декорации, те же персонажи, все такое же.
Я завороженно смотрю, как Люк тянет за веревочки и занавес с легким скрипом открывается. На сцене декорации ко «Сну в летнюю ночь» с невероятными мельчайшими деталями. Вот интерьер с колоннами, вот молодой лесок с ручьем и покрытыми мхом берегами, а вот густой лес и башенки замка вдали. Маленькие деревянные персонажи в костюмчиках, у одного из них ослиная голова, и это, должно быть… Пак.
Нет, не Пак. Другой. Оберон?
Ничего страшного, быстро наберу в Google «Сон в летнюю ночь», когда Люк спустится вниз.
– Мы играли в такой театр с Аннабел. Мне было лет… шесть? Я словно переносился в другой мир. Посмотри, здесь все на колесиках. Это очень искусная работа.
Гляжу, как он перемещает персонажей взад-вперед, и чувствую угрызения совести. Я и не думала, что он может признаться в том, что испытывает тоску по детству.
