Однажды Ирка, задумчиво глянув на Таню, сказала:
– Работать бы тебе пойти. Что там это пособие – слезы. А у нас в соседнем квартале, слышала, клинику коммерческую открывают.
– Как это – коммерческую? – спросила Таня.
Ирка держала на коленях Асю, и та с любопытством тянулась пухлой ручкой к висевшему у нее на шее золотому кулону с бриллиантовой капелькой. Кулон покачивался в воздухе, и Ася следила за ним глазами и радостно рассмеялась, когда удалось ухватить камешек неловкими пальчиками. Таня же не могла не думать, сколько пачек муки можно было бы купить за цену этого украшения, сколько сытых недель оно могло бы обеспечить им с дочкой.
– Ну как-как, за деньги лечить будут, – объяснила Ирка. – Как раз сейчас санитарок набирают. И зарплату приличную платить будут, в баксах. Может, сходила бы? У тебя все-таки полтора курса медухи за плечами.
Таня было обрадовалась, но тут же сникла.
– А Аську я с кем оставлю? Ей восемь месяцев, ее в ясли только в полтора года возьмут.
– М-да… Устроила ты себе гемор на свою голову, – хмыкнула Ирка.
Когда она ушла, Таня подхватила дочь на руки, укачивала ее, бродя по своей маленькой комнате взад-вперед, прижималась носом к макушке и вдыхала сладкий молочный детский запах. Асенька не была для нее никаким «гемором», она была счастьем, настоящим счастьем. Только надо было придумать, как им с этим счастьем выжить. Но Таня не сомневалась, что выход найдется. И, уложив дочь, подолгу сидела за колченогим столом и при свете настольной лампы рисовала. Рисовала жизнь, которая будет у них с Асей однажды. Как они с подросшей дочкой будут гулять по берегу моря, плескаться в волнах и есть мороженое. Как Ася, серьезная, с беленькими косичками, пойдет в школу, когда ей исполнится семь. Какой стройной изящной красавицей, сводящей с ума мальчишек, она станет в свои шестнадцать. А эти ее глаза… Какой все же удивительный цвет – серо-синий с сизым отливом, такого оттенка бывают крупные ягоды голубики. Белокурая девочка, девушка, молодая женщина весело смотрела на Таню с ее собственных рисунков и улыбалась, как будто заверяя, что все будет хорошо.
И однажды выход действительно нашелся – в лице Клавдии Тимофеевны, симпатичной любезной старушки, с которой Таня познакомилась в детской поликлинике. Клавдия Тимофеевна, в светлом весеннем пальто и облезлой, но очень чистенькой старомодной шляпке, сидела возле кабинета физиотерапии, ждала внука с процедур. Таня, пришедшая с Асенькой на плановый прием к педиатру, присела на кушетку рядом с ней. Асе было уже десять месяцев, из маленького беспомощного существа со сморщенным личиком она превратилась в малышку такую красивую, будто нарисованную на поздравительной открытке. Круглые, внимательные серо-голубые глаза, розовые щеки, льняные мягкие кудряшки, смешно топорщившиеся надо лбом. Она была веселой, смешливой девочкой, часто хохотала, показывая четыре жемчужно-белых зубика, и уже пыталась что-то лопотать.
Клавдия Тимофеевна просто растаяла, когда девчушка, увидев у нее в руках запасенную для внука булочку, ткнула в нее пальцем и громко, на весь этаж, объявила:
– Ням-ням.
– Ах, какая прелестная девочка у вас. А как ее зовут? Асенька? Умница Асенька, такая смышленая. Можно я ее булочкой угощу?
Очередь к педиатру была длинная, и Таня разговорилась с Клавдией Тимофеевной. Старушка посетовала на невозможные цены, на мизерную пенсию, которой не хватает на самое необходимое. А если и удается выкроить копейку на хлеб, все равно нет сил стоять в бесконечных очередях. Дочь ее с мужем подалась в Москву, на заработки, ей оставила внука, и Клавдия Тимофеевна просто зашивается одна с малышом. Таня в ответ повздыхала, что и ей совсем не хватает декретного пособия. И вышла бы на работу, да место в яслях Асеньке дадут не раньше, чем через восемь месяцев, а помощников нет. И Клавдия Тимофеевна предложила вдруг:
– Танюша, а ведь мы с вами можем помочь друг другу. Я все равно на пенсии, с Мишенькой дома сижу. Может, вы бы оставляли свою красавицу у меня, а? А сами – на работу. А я с вас много не возьму, мне бы продуктов только – хлеба, сахара, крупы. Курочки, если удастся достать. Чтобы мне по магазинам не бегать. Ну как, может быть, договоримся?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Таня просияла. Это было то самое чудо, на которое она втайне надеялась. Клавдия Тимофеевна казалась такой мудрой, доброй, приветливой. И Асе она сразу понравилась – та, сжевав половину булочки, тянула ручки к блестевшей на лацкане ее пальто дешевенькой брошке в виде кленового листка.
– Если только вам не будет сложно с ней. Она довольно активная девочка, уже пробует ходить.
– Да что вы, милая, – замахала руками Клавдия Тимофеевна. – Я же своих троих воспитала и внучат четверых. С детками возиться – одна радость, даже не думайте.
Тут подошла Танина очередь, она быстро взяла у старушки адрес и побежала в кабинет врача.
Клавдия Тимофеевна жила на окраине города, там, где остались еще частные деревенские дома. Обстановка в комнатах была скромная, но все блестело чистотой. И пахло… Таня ощутила этот запах сразу же, как только впервые вошла в дом, – пахло яблочным пирогом. Клавдия Тимофеевна помогла Тане пристроить в прихожей коляску, взяла на руки Асеньку и тут же заворковала с ней.
– Кто ко мне пришел в гости? Что это за девочка, что за красавица? А какие у меня игрушки есть, пойдем посмотрим?
Таня и оглянуться не успела, как дочка уже сидела на разноцветном полосатом половике и сосредоточенно перебирала яркие кубики. В комнате по стенам развешаны были фотографии каких-то людей, детей. Клавдия Тимофеевна, проследив за Таниным взглядом, объяснила:
– Это дочка моя, Мишенькина мама, – она указала на фото улыбчивой брюнетки. – А это – сыновья. Они в Новосибирске живут, и внуки там же.
– А где же ваш Мишенька? – спросила Таня.
Она немного волновалась – как это Клавдии Тимофеевне удастся присматривать сразу за двумя бойкими детьми.
– Ой, такая радость, – рассказала старушка. – Дочка с мужем денег получили, вчера приехали, Мишеньку забрали – и в отпуск, в пансионат на две недели.
– Как здорово, – протянула Таня.
Ей пока отпуск, поездка в пансионат казались какими-то невероятными сказочными событиями. Но, может быть, если она хорошо проявит себя на новой работе, и у нее когда-нибудь такое случится? Как бы хотелось просто побыть две недели с Асенькой…
– И как вовремя, ведь мы с малышкой как раз успеем привыкнуть друг к другу. А тут и Мишенька вернется – и нам веселее станет. Ты беги-беги, не волнуйся, – кивнула ей Клавдия Тимофеевна. – У нас все будет в порядке.
Таня боялась, что дочка испугается, не захочет с ней расставаться. Но та с улыбкой помахала ей ладошкой и тут же схватилась за книжку с картинками, которую подсунула ей Клавдия Тимофеевна. Таня тихонько выскользнула за дверь и побежала на работу в частную клинику. Ирка не обманула, помогла ей через своего Жженого получить там должность санитарки.
Весь день у Тани душа была не на месте. Она мыла с хлоркой полы и мебель, готовила медицинское оборудование, помогала медсестрам и пациентам, а сама все время думала, как там Ася. Не испугалась ли, не плачет, не тоскует по ней? Что, если Клавдия Тимофеевна не уследила, и она упала и расшиблась? Или обожглась? Или задохнулась в коляске?
После окончания рабочего дня, в сумерках, она бегом бежала к аккуратному, выкрашенному голубой краской домику на окраине. Воображение подсовывало самые жуткие картинки. А на деле у Клавдии Тимофеевны царила полная идиллия. Асечка, довольная, веселая, ходила вдоль застеленного ковром дивана, держась ладошкой за край. В другой руке у нее была зажата баранка. В комнатах все так же пахло чистотой, уютом и яблочным пирогом. А хозяйка приветствовала Таню:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Вот и мама наша пришла. А мы ее сейчас чаем напоим, с шарлоткой. Да, Асенька?
У Тани болезненно защемило в груди. Она не испытывала такого с раннего детства – не возвращалась в дом, где ее ждали. В дом, где было тепло и безопасно, где улыбались, угощали чаем и выпечкой и заботливо расспрашивали, как прошел ее первый рабочий день. И Тане вдруг показалось, что у нее получилось, что она нашла семью, о которой мечтала ночами в детском доме, ворочаясь на продавленной пружинной койке. Конечно, Клавдия Тимофеевна им не родная, конечно, у нее есть свои дети и внуки, и все же она так добра к ним с Асенькой. Как будто родная мама и бабушка.
