Толстые надгробные плиты выстроились стройными рядами под сенью высоких раскидистых деревьев. Беспокойно шумит листва, словно пытается поведать прохожим тайны усопших. Кладбище — замечательное место для прогулок. Здесь нет той скованности, присущей многоликой и галдящей узкой улочке, здесь нет грязи, здесь тишина и простор. Огромные цветники украшают могилы. Здесь дышится легко, и всё подчинено строгой атмосфере печали. Неудивительно, что горожане стремятся либо погулять, а у кого нет времени на праздное времяпровождение стараются хотя бы пройти через кладбище, пройти неторопливо и важно, вдохнуть сладкий и пьянящий аромат цветов, послушать пение птиц, при этом четко осознавая, что все люди смертны…
Пока шли через кладбище к резиденции его преосвященства, брат Юрк наперебой расспрашивал гостя о положении дел в неспокойных южных провинциях. Но он почему-то, даже не дослушав брата Тора до конца, тут же перебивал старого воина и задавал очередной вопрос, будто старался успеть именно спросить, а не выслушать ответ собеседника хотя бы из вежливости. Брата Юрка интересовало всё, начиная от регулярных провокаций на границе с Синегорией и заканчивая временем созревания персиков.
А в обители святого Лукариха молодой монах, брат Мелис изнывал от тоски, перемешенной с беспокойством. Он сидел на жестком ложе, опустив стопы в таз с горячим травяным отваром и смотрел в распахнутое окно. Странно. Никто из нищих и прохожих не обратил пристального внимания на двух монахов покинувших обитель.
Вышли монахи из ворот и направились по своим делам. Велико ли диво? Нет. Только Мелису вдруг показалась, что одна нищенка, весьма грязная и безобразная на вид замахала костлявыми руками. Но она обращалась к соседке, точно такой же полуголодной горбатой оборванке, сидящей рядом. Более ничего выдающегося не произошло. Только когда после ухода брата Тора колокол пробил одиннадцать раз, между нищими разгорелась ссора, быстро переросшая в нешуточную потасовку. Трудно разобрать кто кого бил и за что. Но били жестоко. Подоспевшим стражникам разнимать было некого. Юркая голытьба, завидев издалека блюстителей порядка, мгновенно сорвалась с насиженных мест и растворилась в многолюдном городе, попряталась по щелям или смешалась с толпой горожан. А на мостовой в луже крови осталось неподвижно лежать изувеченное человеческое тело…
Брат Тор остался доволен покоями, которые по указанию кардинала отвели для постоя епископа Илукского и его свиты. Несколько замечаний, рекомендаций и вот — дело сделано. Брат Юрк услужливо и теперь уже не перебивая выслушал претензии посланника далекого епископа и пообещал передвинуть мебель именно так, как просит гость. Ведь престарелому епископу будет действительно удобно сидеть у раскрытого окна и любоваться видом главной городской площади, возможно в последний раз. Да и спальное ложе следует разместить поближе к прочей мебели.
Ведь трудно самостоятельно передвигаться дряхлому старику.
Обратный путь монахов по просьбе брата Тора шел не кратчайшим путем через кладбище, а пролегал по шумным и узким улочкам вблизи монашеской обители.
Торговцы разных мастей выглядывали из-под навесов, громко зазывая потенциальных покупателей. Народ сновал от одной лавки к другой, придирчиво рассматривая товар и справляясь о ценах. То и дело слышались возгласы, обличающие хозяев товара в недобросовестности, либо жадности.
И тут брат Юрк немало удивил спутника неописуемой прытью. Он вдруг кинулся к одной из лавок и буквально насильно вытянул из-под навеса маленького пронырливого человечка в грязной рубахе. Тот хотел схорониться в доме от обидчика в рясе, но не успел. Цепкие руки брата Юрка вытащили его на улицу, на всеобщее обозрение, да ещё за волосы. Народ расступился, предвкушая бесплатное представление. Монах и вырывающийся из его рук маленький плюгавый человечек оказались в центре всеобщего внимания. Брат Тор тоже невольно оказался рядом.
— Ах ты убогий! Прячешься? Продал душонку Дьяволу? Не смеешь взглянуть в глаза?
А обманывать честных мирян совесть позволяет? Люди добрые, запомните этого мошенника и никогда больше не покупайте его презренный и гнилой товар. Он имел наглость поставить в обитель два воза гнилых овощей, прикрыв гниль сверху отборной морковью! Точно такой же товар он продаст и вам! Господь тебя накажет, презренный и нечистоплотный! Попомни мои слова!
Торговец старался вырваться, выкрикивал слова оправдания, говоря, что его оклеветали. Но люди верили монаху, а не пройдохе торговцу. Нашлись и те, кто уже имел претензии к продавцу гнилых овощей. Обиженные кричали что есть мочи, заглушая все звуки в округе. Ситуация накалялась. Торговец быстро сообразил, что общественное мнение не на его стороне и спор может закончится весьма плачевно для бессовестного проныры-торгаша. За мошенничество полагалось всеобщее порицание и уничтожение недоброкачественного товара, а за регулярный обман честных людей велено бичевать. В случае злостного нарушения — нарушителя изгоняли прочь из города. Пройдохе осталось только одно средство спасти собственную шкуру — вымолить пощаду. Он кинулся на колени и начал целовать ноги брату Юрку, после очередь дошла и до брата Тора. Сукип буквально отбивался от презренного человечка, но тот упорно старался облобызать его ноги, моля о пощаде. Наконец торговец вновь переключился на брата Юрка, и брат Тор успокоился, даже отошел в сторону. Так безопаснее.
В конце концов, народ решил бичевать нечистого на руку мелкого торговца-перекупщика. Стражники подхватили бедолагу под руки и потащили к ратуше. Свидетели, готовые подтвердить вину пройдохи, поспешили за блюстителями порядка. Брат Юрк сообщил спутнику, что не пойдет на официальное разбирательство в городской совет, недовольных обманом торговца набралось более двух десятков.
Справятся и без монаха. А сам брат Юрк будет рад, если хитрому пройдохе всыпят два десятка «горячих», чтоб впредь не обманывал честных граждан.
Брат Тор лишь развел руками в знак согласия и, озадаченно оглянувшись вокруг, последовал дальше по улице вслед за столичным монахом.
9
Мольгедия занимала обширную территорию. С севера сухопутную границу омывали арктические моря. На востоке бесконечные лесные массивы позволяли государству практически бесперебойно торговать лесом, пушниной, прочими сопутствующими ресурсами. Особенно ценился корабельный лес. Западные степи примыкали к соседнему и вполне дружественному государству. На западе процветало скотоводство. А южные низменности Гедадии, испещренные многочисленными полноводными речушками — рай для землепашца. В стародавние времена короли Мольгедии приложили немало стараний для расширения границ великого государства.
Страна неизменно прирастала территориями за счет более слабых соседей.
Враждовали немилосердно. Но с течением веков соседи признали мощь огромного соседа, и мир рано или поздно воцарил на некогда беспокойных границах Мольгедии.
Наступила иная жизнь. Купцы помирили народы. Но эпоха благоденствия, без серьёзных воин длилась не долго, всего пару веков. Как-то отец нынешнего короля Калевора IX, Калевор VIII, ещё в детстве наслушавшись рассказов о славных подвигах его предков, решил продолжить неизменную традицию экспансии. Откусить солидный кусок от соседнего государства король не мог. Не те времена. Но он решил воплотить в жизнь давнюю мечту предков, решил обеспечить выход южных провинций к тропическому морю. Ведь северные порты расположены далеко от торговых путей и замерзают зимой. Судоходство в холода практически парализовано.
Для воплощения мечты требовался порт на юге. А где его взять, если выход к морю контролирует маленькое, но гордое государство Синегория? Вывод напрашивался сам собой. Синегория обязана подвинуться. И это несмотря на то, что маленькая страна никогда не питала вражды к огромному соседу и всегда позволяла торговым судам Мольгедии спускаться по руслу реки Акмы к устью, фактически по своей территории и выходить на желанные просторы южных морей, а затем так же беспрепятственно возвращаться обратно. Конечно, Синегория взимала пошлину с любого иностранного корабля, но весьма невысокую. Мольгедия веками не имела своего выхода к тропическому морю, да и военного флота на южных рубежах у неё не было, только речная стража на реке Акме в тех местах, где граница, разделяющая два соседних государства, точно проходила по руслу реки. Зато Синегория, благодаря протяженной морской границе, испокон веков развивала мореплавание, располагая многочисленными торговыми и военными флотами. А Мольгедии оставалось лишь вздыхать и завидовать. Но Синегория не могла выжить без поставок корабельного леса. Торговал столь ценным товаром — северный сосед. Ведь львиную долю территории Синегории занимали труднопроходимые горы — места не самые удобные для обитания человека. Единственным райским уголком был, пожалуй, обширный остров Дигбискрин, лежащий в непосредственной близости от побережья, ныне вотчина брата короля Синегории. Фактически Синегория делилась на две неравные и такие разные части: материковые горы с небольшими долинами и низменностями у границ с Мольгедией и плоский как блин богатый ресурсами остров, где процветало земледелие, скотоводство и добыча морепродуктов. Зато горные области изобиловали шахтами и выходами на поверхность мощных пластов угля и поваренной соли. Без металлов, добываемых в Синегории и без дешевой поваренной соли экономика Мольгедии не могла процветать. Равно как Синегория сильно зависела от поставок леса, пеньки и сельскохозяйственной продукции из Мольгедии.
