– Не трудно догадаться, – тихо пробормотал Арсен. – Вас хотят продать в гарем… Какие-то мерзавцы связались с татарами и торгуют живым товаром!
Девушки залились слезами. Сестры обнялись, а русоголовая протянула руки к Арсену:
– Отпусти нас! Спаси, добрый человек!
– Я вас развязал не для того, чтобы держать. Бегите отсюда, да побыстрее!
Девушки снова вскочили на ноги. Однако счастье их было слишком коротким, они не успели даже во двор выбежать. За стеной послышался стук копыт – у мельницы остановились три всадника. Увидев коня и открытые двери, они спрыгнули на землю и стремглав бросились к мельнице, на бегу вытаскивая сабли.
Девичий крик прорезал вечернюю тишину. Арсен выхватил из ножен саблю, стал в дверях. Несмотря на густые сумерки, он опознал в одном из тех, кто бежал к ветряку, Чернобая.
Так вот чьих рук это гнусное дело! Бывший служака Дорошенко, потеряв господина, который вынужден был сдаться на милость царя и гетмана Самойловича, теперь стал настоящим разбойником!
– Стойте! – крикнул Арсен. – Если вы приехали за девчатами, то ничего не выйдет! Не возьмете! Я не позволю ими торговать! Разве что переступите через мой труп!
– И переступим! – крикнул Чернобай и скрестил со Звенигорой сабли.
«Скверное дело: я один, а их трое, – подумал Арсен, отбивая первый выпад Чернобая. – Совсем скверное… Вот если судьба поможет мне одолеть Чернобая, холопы сами удерут отсюда».
Он стоял на ступеньках, на голову выше противника. Лязг и скрежет сабель разносились в тихом морозном лесу. Сильная и ловкая рука уверенно отбивала короткие, но опасные выпады Чернобая. За спиной слышались перепуганные крики и плач девушек.
Под натиском Звенигоры Чернобай немного отступил. Его хищное лицо с тонким длинным носом и закушенной губой застыло от напряжения и походило сейчас на маску, из груди порой вырывался натужный хрип. Чернобай, видно, смекнул, что перед ним искусный боец, и сотнику стало душно. Левой рукой он рванул ворот кунтуша.
– Жарко стало, Чернобай? Подожди, станет еще и холодно! – насмешливо промолвил Арсен, зная, как насмешка выводит противника из равновесия.
– Ты знаешь меня? – воскликнул удивленный Чернобай.
– А почему бы и нет? Такого видного казака да не знать! – издевался Арсен, не спуская глаз с сабли противника. – Запорожцы помнят, как ты приезжал в Сечь от Дорошенко. Жаль, что не снесли тогда твоей головы – не торговал бы теперь нашими девчатами!..
Лицо Чернобая перекосилось, смертельно побледнело.
– Хлопцы! – прохрипел он.
Что-то просвистело в воздухе. Арсен не успел отклониться, и тугая петля сдавила ему горло. Он хотел перерубить аркан саблей, но сильный толчок свалил его наземь. Парни вырвали, саблю из руки, наставили пистолеты. Сзади послышался отчаянный девичий крик.
Тяжело дыша, Чернобай наклонился и прошипел в лицо:
– Ну, собака, попался? Теперь мы поговорим иначе!
Они смотрели в глаза друг другу. Чернобай злорадно кривил в усмешке тонкие губы. На его бескровном лице застыло выражение жестокой радости.
Арсену стало страшно: Чернобай ни за что не оставит в живых свидетеля своего мерзкого преступления. И никто не узнает, куда девался казак, что с ним произошло. Напрасно будет выглядывать его больная мать из окошка хаты в далекой Дубовой Балке, напрасно будет ждать известий кошевой Иван Сирко…
А Чернобай, словно читая его мысли, цедил сквозь зубы слова, которые терзали сердце, как грязные когти рану.
– Мальчишка! Кому ты вздумал стать поперек дороги? Ха-ха-ха! Чернобаю! – Он говорил о себе в третьем лице. – Надо быть последним дурнем, чтобы решиться на такое! Я вижу, ты уже каешься. Тебе не хочется умирать. Еще бы! Ты теперь понял, что за ошибку – стать на пути Чернобая – ты поплатишься своей дурной головой! Ты ведь уже жалеешь, что вступился за тех пташек! – Он кивнул головой на ветряк, где один из парней снова связывал девушек. – Тебя мучает мысль, что никто никогда не узнает о твоей смерти… И не узнает! Ты скоро отправишься на тот свет!.. С моей помощью, конечно!.. Ха-ха-ха!..
Арсен вздрогнул от этого хриплого смеха, как от прикосновения гадюки. Понимая, что терять уже нечего, он внезапно рванулся и ударил врага ногами в живот. Чернобай вскрикнул и кубарем покатился по земле.
Его слуги кинулись на казака. Один рукояткой пистолета с размаха ударил по голове, другой, бросив девчат, навалился всем телом, заломил назад руки.
– Не убивайте! – крикнул, корчась от боли, Чернобай. – Я сам!
Парень помог ему подняться. Согнувшись и держась за живот, он медленно подошел к Арсену, выхватил из ножен короткий татарский кинжал. Перекошенное от боли и злости лицо посинело, как у мертвеца, оскалилось неестественно дикой гримасой.
«Куда ударит? В сердце? В живот? Или перережет горло?» – мелькнула в голове казака мысль.
Почему-то совсем исчез страх. Словно не о его жизни шла речь. Тело казалось чужим, деревянным. Только снова в мозгу, как молния, мелькнула мысль: «А поездка в Турцию? Что подумает Сирко? Ведь он никогда не узнает, что со мной случилось… А мать? Бедная моя!..»
Но Чернобай не ударил. Подержав кинжал в руке, скользнул взглядом по кустарнику и крикнул парням:
– Хлопцы, мигом очистите ровненький граб и хорошенько заострите – посадим эту стерву на кол! Да живо мне!
Парни выхватили сабли и побежали к лесу.
Но тут со склона донесся резкий свист. Потом повторился. Видимо, кто-то подавал сигнал тревоги…
– Назад! – крикнул Чернобай, и холопы подбежали к нему. – Бросьте его на коня! Возьмем с собой. Сейчас некогда. Но, клянусь пеклом: он у меня еще сегодня будет корчиться на колу!
Сопя и ругаясь, парни подхватили Арсена, взвалили на коня, арканом связали ноги, крепко приторочили к седлу. Потом то же самое проделали с девушками.
Подъехал всадник.
– Что там? – тихо спросил Чернобай.
– Кто-то едет по склону вверх…
– А, черт! Заткните ему рот, а то, не ровен час, начнет кричать.
Арсену всунули в рот шершавый вонючий кляп. Дышать стало тяжело. От удара пистолетом гудела голова.
– Ну, айда! – Чернобай вскочил на коня. – Митрофан, береги мне его как зеницу ока. В случае опасности нож под ребро. Чтоб и не пикнул!
Отряд рысью выехал на лесную дорожку, петлявшую меж голых деревьев. Никто не разговаривал, только глухо топали копыта.
Вскоре началась степь. Густые сумерки окутывали землю. Луна еще не взошла, и холодное зимнее небо серым колпаком опускалось сверху.
У Арсена затекли связанные ноги и руки. Вонючая тряпка не давала дышать. Он старался вытолкнуть ее изо рта языком, но только наглотался шерсти.
Дороге, казалось, не будет конца. Около полуночи остановились в редком кустарнике. Чернобай пропал в темноте и вскоре возвратился в сопровождении всадника, в котором по разговору не трудно было узнать татарина.
– Езжайте за нами, – приказал Чернобай холопам, а сам с татарином поехал впереди.
Они спустились в глубокий овраг, где горел костер. По склонам паслись стреноженные кони. На холодной заснеженной земле сидели и лежали люди – захваченные в полон мужчины, женщины, подростки. Возле них с обнаженными кривыми саблями ходили татары – часовые.
Заметив прибывших, от костра поднялся коренастый, с рябым лицом татарин. Радостно ощерился. Чернобай пожал ему руку и по-приятельски улыбнулся.
– Али, давай смотри товар, у меня времени мало. – С этими словами он кивнул парням, чтобы сняли с коней девушек. Бледные от страха и переживаний, они испуганно смотрели на татарина, который зацокал языком и расплылся в радостной улыбке.
– Ай-вай! Якши! Дуже допре! – путал он татарские и украинские слова. – Якши ханум![14] Ага[15] знает толк! Недаром моя делал такой опасный поход. Будет с чем явиться в Кафу![16]
Он подошел к девушкам, грязными пальцами поднимал их подбородки и, цокая языком, заглядывал в глаза. Несчастные онемели от страха, вздрагивали от омерзения, но Али не обращал на это никакого внимания. Его провонявшие конским потом и бараньим салом руки быстро ощупали тугие девичьи груди, руки, бедра.
