Но Принц опережает меня. Я услышал неподражаемого Шопена еще до того как открыл дверь. Я мог отдать голову на отсечение, что этот этюд играют холеные дрессированные пальцы, в то время как печальные глаза цвета нежной сирени едва сдерживают слезы. А я-то думал, почему не слышал его последнее время! Вот он где спрятался! Нашел тебя!
Тихо-тихо открываю дверь и невидимой тенью проскальзываю в студию и приветственно машу Николя рукой. Он кивает мне в ответ. Я сажусь в угол. Впервые я вижу это дитя за роялем. На фоне величественной громады он кажется таким маленьким! Он не видит меня, он играет. О, как обречено он сегодня играет… что случилось?
Николя не останавливает его. Но когда музыка через несколько минут утихает сама, он кладет ему руку на плечо. Спина под волной почти белых волос напрягается, будто в ожидании удара. Но Николя только тихо говорит: -…это был прекрасный этюд, Лоренс. Как все, что ты играл мне до сих пор. Но ему не хватает чувства… ты должен любить то, что играешь, мальчик мой… любить всей душою…
И сдавленное: -…я не могу.
Лоренс, Лоренс, Лоренс. У меня вдруг появилось ощущение, что я стал свидетелем чего-то бесконечно интимного. Настолько интимного, как чужая ошибка, например.
Но уже поздно. Николя поворачивается ко мне.
– Эрик, познакомься это Лоренс. Лоренс, это мсье Розетт. Дирижер оркестра "La melodie du coeur".
Не люблю все эти титулы. Не знаю. Каждый раз, когда их произносят у меня такое ощущение что это не обо мне. Лоренс вздрагивает, понимая, что я пришел не заметно, что я слышал то, что сказал ему Николя. Он вскакивает и оборачивается.
Он видит меня.
Я улыбаюсь ему. Он смотрит на меня. Его губы приоткрыты в бесконечном детском удивлении.
– Мсье Розетт? – повторяет он. Мы с Николя одновременно киваем. -Парижский Оркестр… Моцарт… "Da-Ponte-Opern"…
Такие бессвязные слова, но я понимаю, что он имеет ввиду. Несколько раз мне довелось управлять Парижским Оркестром… В том числе на одном из австрийских фестивалей посвященных Моцарту… О, мой стыд. Я понимаю, что краснею. Но я киваю. Просто потому что нет смысла лгать. -…под моим окном… как я мог… не узнать… – продолжает маленький Лоренс совершенно шокировано. Ну что? Что? Если я дирижировал Парижским Оркестром мне теперь положено по облакам ходить? Ну, в самом деле! Вздыхаю.
– Каждый волен слушать то, что ему по душе.
– Мсье Розетт… – вздох в ответ на мой. Я удивленно смотрю на Лоренса. Его сиреневые глаза смотрят на меня с молящей надеждой. Бедное дитя. Чего же тебе не хватает?
– Да, меня так зовут. – Улыбаюсь ему. – Николя, можно он сыграет мне еще разок? – Николя кивает. Мой щедрый друг. – Лоренс, сыграй мне этот Революционный Этюд еще раз. Шопен в твоем исполнении прекрасен, как я уже убедился на примере Fantasie-Impromptu.
Лоренс смотрит на меня. Если бы всех детей можно было осчастливить просьбой сыграть Шопена, я бы странствовал по миру без устали и умолял бы их об этом. Это теплое золотое простое счастье в его глазах передается и мне. Я улыбаюсь шире.
Лоренс достает резинку для волос и завязывает их в хвост. Николя переводит удивленный взгляд с меня на него и обратно. Потом тихо присаживается рядом со мной. Лоренс снова садится за рояль и начинает играть.
Я как-то даже никогда не задумывался о том, что одно и то же музыкальное произведение можно сыграть так по-разному с перерывом в пять минут. Ноты, которые еще не остыли в воздухе, такие надрывные как над пропастью во ржи, теперь звучали как река, прорывающая лед. И печаль сменилась нежностью. Музыка полилась. Живее, быстрее. Такая живая, такая чувствительная. Как будто комната стала сердцем и музыка запульсировала в нем как кровь.
Николя пораженно смотрел на Лоренса. Он еще пару раз с удивлением взглянул и на меня, но потом его взгляд оставался прикован к Маленькому Принцу. А я… я как всегда витал где-то в заоблачной дали.
Шопен в исполнении Лоренса это как Паганини в исполнении Паганини. Не закрывая глаз, я вижу. Я вижу то, что видит он. Я вижу то, что вижу я. Я вижу. Поверьте, это так много…
И снова последние ноты. Почему хорошая музыка кончается так быстро? Эти последние звуки с нежной резкостью обрывают мелодию. Революция окончена.
Николя тихо аплодирует. Я смеюсь. Лоренс сложил руки на коленях. Его спина напряжена. Он не смеет обернуться. Я встаю, подхожу к нему и кладу руки на плечи.
– Это было замечательно, Лоренс, – тихо говорю я ему. Ну вот. Он снова плачет.
Маленький Принц. – Не плачь, Лоренс. Ну же… Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.
Kapitel 12.
Николя отозвал меня в сторону.
– Эрик, почему ты мне раньше не сказал, что ты волшебник?
Смеюсь.
– Эрик, я совершенно серьезно. Еще десять минут назад я думал этому чуду ничто не поможет.
– В смысле?
– Ты разве не слышал?
– Не слышал чего?
– Он же просто играл. Совершенно бездушно. Но стоило ему увидеть тебя, как… даже не знаю, что случилось. Признайся, ты у него музой подрабатываешь?
Улыбаюсь.
– Вполне возможно. Вполне возможно, Николя.
– Эрик, я хочу, чтобы ты занимался с этим мальчиком. Только с тобой он пойдет дальше.
– Но Николя… ну какой из меня учитель? Я не педагог ни в одном глазу…
– Для него – ты единственный учитель. И никто другой ничему его не научит. Поверь мне. Я встречался с таким не раз. Люди подобные Лоренсу учатся лишь у тех, кому полностью доверяют. Никак иначе они раскрыться не смогут. Он же боится меня… как я могу учить его?
– Боится? Николя, ты стареешь, друг. Что за глупости, в самом деле? Он же не на казнь к тебе пришел…
– У меня такое ощущение, что именно этого он от меня и ожидает. В любом случае.
Ты будешь с ним заниматься или уйдешь вот так вот? Так же внезапно как пришел, подлый волшебник?
Это кажется таким простым решением на первый взгляд… Но я не знаю… Не знаю готов ли я взять на себя эту ответственность. Готов ли я позволить еще чему-то держать меня здесь кроме весны и Франса. С другой стороны, я уже взял ее на себя.
Когда пообещал Маленькому Принцу что приду еще раз. Черт подери, я просто не могу его оставить…
Ладно, по крайней мере, мне не придется прозябать под его окнами чтобы его послушать. И все же…
– Я могу одолжить тебе эту студию… Я знаю, ты сейчас занят в Парижской Опере, но…
– Спокойней, Николя. Не понимаю, почему ты так жаждешь избавиться от этого мальчика. Не так уж я и занят. Пара свободных часов в день у меня есть, как видишь. Иначе бы я не пришел. Хорошо. Я буду с ним заниматься. Не знаю, долго ли.
Но, конечно же, не здесь. Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к студиям. У меня дома… Но еще вопрос согласится ли на это Лоренс и его родители. Но учти Николя – это была исключительно твоя идея…
Он смеется и хлопает меня по плечу.
– Эрик, ты иногда такой наивный, ей-богу…
Лоренс ожидает нас все в той же позе. Руки, смиренно сложенные на коленях, глаза прикованы к клавишам.
Подхожу и снова кладу руки ему на плечи. Не знаю почему, но Лоренс мне кажется хрупкой вазой, которая готовая разбиться от одного неловкого движения или слишком громкого слова.
– Лоренс… Мсье Шонсье предложил тебе заниматься со мной вместо него. Он считает, что я буду тебе более полезен. Ты хочешь заниматься со мной?
Я молоточек, он струна. Он натянут, и я нежно-нежно бью по нему, извлекая неподражаемый голосок. -…да…
Я не могу сдержать улыбки.
– Я поговорю с твоими родителями. -…спасибо…
– Почему бы вам не сделать этого прямо сейчас?
– Николя, не торопись. Подобные вещи не делаются на скорую руку. Лоренс, если ты оставишь мне свой телефон я позвоню вечером твоим родителям, и мы с ними договоримся о встрече и все обсудим и решим. Естественно с твоим участием.
Хорошо? -…да…
– А теперь назло Мсье Шонсье, который явно опаздывает на поезд, сыграй мне…- Я пролистываю ноты. – Вот этот ноктюрн. -…Но… я его еще никогда не играл…
– Серьезно? Я почему-то думал, что ты уже знаешь наизусть всего Шопена. Но это не преграда. Я знаю, у тебя все получится. Главное не торопись. -…да…
Я улыбаюсь. И снова играет Шопен. Ах… Паганини в исполнении Паганини… Это просто мечта.
Kapitel 13.
Этот рояль прекрасен. Я такие видел только в каталогах. Но у меня никогда не было денег, чтобы нечто подобное купить. У меня не было возможности даже просто прикоснуться.
Теплый, почти огненный. Красно-коричневый. Рояль стоит в самом центре просторной светлой полупустой комнаты. Центр квартиры, центр жизни, центр вселенной. Рояль прекрасен. Мне нравиться просто смотреть на него. На его плавные изгибы. На его изящные завитки. Этот рояль с королевским именем Луи осветил всю мою жизнь.
И Мсье Розетт. Разве мог я мечтать о большем? Чудо. Большое чудо. Чудо, в которое я уже потерял веру. Прохожий под моим окном. Человек, который меня слушал. Человек, который занимается со мной.
Он настоял на занятиях у него дома, а не в студии Мсье Шонсье. И только когда я увидел Луи я понял почему. Хотя это до сих пор вызывает подозрения у моей матери.
